блюдца. Сосиска была последней, мне уже нечего было пробовать.
- Мамочка, он сейчас ещё сделает! - с жаром заговорила Катька, уловив мою растерянность, так как я всё же сделала непроизвольный жест рукой в сторону блюдца. Сосиски и правда были превосходными. Но сам Васька сосиски не ел. Это я узрела чуть позже. Просто он из дрожания воздуха, полученного путем переработки мусора, перво-наперво компоновал дымящиеся аппетитные сосиски, будто только что из кастрюльки, а потом их якобы поедал. Эти дымящиеся сосиски либо что другое съедобное, прежде чем попасть в Васькино нутро, в самый последний момент преобразовывались всё в то же самое дрожание, которое и поглощалось. Но проделывал он это так виртуозно, что только зоркому наблюдателю и, главное, предвзятому, такому как я, было доступно заметить Васькино шарлатанство.
Катьке было мало достигнутого. Эта мелкая хулиганка повадилась бить стаканы с молоком. Катька била, а Васька, жертвуя часть добытой из пыли и мусора энергии, восстанавливал стакан и умудрялся собрать туда разлившееся молоко. От всех этих операций Катька приходила в неописуемый восторг. А наш палас продолжал радовать взор безукоризненной, прямо-таки девственной, чистотой. С помощью неугомонной Катерины кот освоил эффективные методы обработки продуктов, предназначенных для приготовления пищи - помыть, почистить, потереть, вернее, размельчить, ибо Васька, как ни крути, не тёрка.
В новой нашей жизни мой муж, "наш папочка", как мы все его называли, в том числе и я, испытывал более ровные положительные эмоции, чем я и дети. У нас вечно возникали какие-нибудь проблемы. Дети, например, порой не могли поделить Ваську или не сойтись во мнении, кого Васька больше всех любит и уважает.
А папочка был просто доволен жизнью - его не дёргали, ни в чём не упрекали. Обувь, его и наша, была в идеальном порядке, выбивать ковры и паласы нет нужды. Уже после первых двух дней пребывания кота в нашей квартире он перестал ходить вслед за Васькой, чем очень долго грешили все остальные. Папочка просто блаженствовал вечерами на диване с газетами и телевизором. И совсем не подозревал, что блаженство не вечно, что как только с нас соскочит эйфория новизны нашего бытия, от него могут потребовать обратить высвободившееся время на поправку нашего вечно хромающего бюджета. Ибо, получив одно благо, мы становились в определённом смысле людьми раскрепощёнными. В результате чего начала пробуждаться к жизни другая сторона бытия, требующая бόльших, чем раньше, расходов. Как-то надо было реализовывать свои интеллектуальные потенции, ярко расцветшие на фоне Васькиных подвигов. Так что полного счастья, как и подобает в подобных ситуациях, кот не давал. Но всё это только зрело, ни папу ни Ваську пока никто не теребил. Однако, запросы наши стали потихоньку набирать силу, подспудное недовольство стало перерастать в зримое, а жизнь нашего папочки помаленьку портиться. Атмосфера недовольства сгущалась, я стала, что называется, гудеть. Однако, она, атмосфера, не успела сгуститься до такой степени, чтобы глава нашего семейства сорвался с места и бросился на поиск приработков, потому что...
III.
... однажды, уже летом, в один из таких периодов, когда мы никуда не уезжали сами и никуда не отправляли детей, я выбралась на рынок чуть раньше, чем обычно, то есть не после пяти вечера, идя после работы, а до этого времени, где-то часа в три.
День был ярким, слепящим, и к тому часу, когда я влетела на рынок, ничуть не ослабил свой изнурительный световой накал. Рынок средней полосы - это вам не южный богатый рынок, но и наш тоже пестрел и искрился рядами фруктов и овощей, переливающейся текучей толпой граждан, ещё более разноцветной и яркой, чем фрукты и овощи, с более динамичной серединой и хаотично замедленными краями, где происходила купля-продажа. Я с удовольствием влилась в эту толпу и только ждала момента, то есть появления прилавков с редиской и зеленым луком, чтобы причалить к берегу рыночной реки. Сразу, как войдёшь за ворота, эти своеобразные берега пестрели цветами. Не помню, каким образом меня завернуло к фруктам, то ли замешкалась в толпе, то ли задумалась, то ли сама надумала что купить. Но я оказалась именно в этих рядах. И вот там, в укромном повороте столов, по другую от покупателей сторону за пирамидой из великолепных жёлтых с розовыми боками груш стоял мой Мишка. Я узнала его и не узнала. То есть узнала, конечно, но как-то всё это было неожиданно и неестественно. Ведь этого не должно быть!
Спрятавшись за спинами толпящихся у прилавков людей, я стала наблюдать за своим сыном. Понадобилось очень мало времени, чтобы окончательно увериться - мой Мишка торгует этими прекрасными плодами и торгует весьма успешно! На прилавке рядом с аппетитной пирамидой, чуть сзади неё, стояла ещё и корзина с грушами, но уже почти опустошённая. Корзину я тоже узнала - обширная, удобная, с двумя ручками, новенькая такая корзина, предназначенная для очень удачных грибных походов. Вот она-то меня окончательно уверила, что передо мной мой Мишенька. Лицо его, кстати сказать, было спокойно, деловито и приветливо. Он ничуть не смущался своей роли. Он был невероятно чист и даже элегантен несмотря на то, что одет был всего-навсего в жёлтую футболку и лёгкие светло-серые брючки. Он так умело вёл торговлю, так уверенно разговаривал с покупателями! Откуда в нём это?!
Размышляя над случившимся, я пулей полетела домой, не показавшись Мишке и так ничего и не купив на рынке. Вот какой выход нашёл наш сын! А каков кот! Сосиски для себя через пень-колоду, да и то разве что из любви к Катьке, а тут целая корзина отборнейших груш! По всему видно, что не впервые - наверняка отрабатывали с Мишкой вместе и форму, и цвет, и вкус. Ни на минуту я не сомневалась, что груши, которыми торговал Мишка, никогда не росли на дереве. Но, судя по тому, как активно покупали, откушав кусочек от груши, предназначенной на пробу, были эти груши не только съедобные, но и очень вкусные.
Как я и предполагала - во дворе и в подъезде подозрительно чисто. В квартире, в кладовке, куда я ткнулась первым делом, предчувствуя, какое зрелище там меня ожидает, тоже была чистота, исчезли горы бережно накопленной макулатуры - плотные связки газет, исписанных тетрадей, журналов и прочей бумажной продукции, а также масса других вещей, которые вроде бы и не нужны и которые жалко выкинуть. Знали бы граждане, что едят они груши из макулатуры и мусора!
Как была, с сумкой в руках, я присела на идеально чистую полочку для обуви. И уже через минуту дико хохотала. Кот явно прогрессировал, особенно с того момента, как Катюшка уговорила его на производство сосисок; да и Костя явно ослабил контроль над котом и нашим семейством. Последнее нам пришлось явно по вкусу - кот всё больше становился нашим. А мы, естественно, стремились к безраздельному владению нашим милым Васей.
Мой дикий хохот вскоре утих. Во взбудораженной голове вихрем крутились мысли. Мишка торгует на рынке! Его, торгующего грушами могли увидеть очень многие, не только я. Еще заинтересуются происхождением груш! Что говорить тогда в ответ?.. Ба! Да ведь грушевое дерево есть у нас на даче! Правда, ещё очень молодое, штук десять груш, пожалуй, с него соберёшь, и явно не того сорта, что скомпоновали Мишка с Васькой. Но всё-таки есть! Ну, Мишка, эстет мнительный!
В коридорчике, между "прихожкой" и стиральной машиной, как и в кладовке, должны были лежать связки газет и журналов. Резво подскочив, ринулась для проверки и туда. Увидела то, что и ожидала увидеть - тоненький слой последних газетных поступлений. Погибли подборки нескольких литературных журналов!
А груши - блеск, одна к одной. Попробовать бы - так люблю груши, что слов нет! Постепенно восхищение грушами переходило в более уравновешенное, но и несколько встревоженное состояние. Волновала реакция мужа на такой вот метод использования кота - наш папочка тоже эстет мнительный, и покруче Мишки! Начнутся выяснения, объяснения...
Вечером, конечно, был крик. Что хорошего может быть под горячую руку? Особенно негодовал отец - я, во-первых, менее нетерпима ко всякого рода отклонениям, а во-вторых, уже успела спустить пары, пока хохотала, сидя на полочке для обуви и пока ждала, когда все соберутся: Мишка с рынка, муж с работы, прихватив Катюшку из садика.
- А почему бы не сразу деньги? - язвительно на высоких нотах вопрошал муж, - А? Водяные знаки не осилить?
Кот сидел тут же, на спинке дивана, безмятежно мурлыкал и лениво щурил зелёные глаза. Мишка презрительно фыркнул на последние слова отца. Да его Васька что хочешь может сделать! Водяные знаки! Подумаешь!
- Сразу деньги не интересно и противно, всё равно как украл. И потом они были бы лишние.
- Кто лишние? - удивилась я.
- Деньги. Кот не монетный двор. - хмуро буркнул сын.
- Как это лишние? - всё никак ещё не могла понять я.
- Да ну тебя, мам. Я же сказал, что кот не монетный двор, не нам вычислять, сколько выпускать денег.
- А-а-а! - понимающе протянула я, хотя, признаться, в тот вечер я соображала плохо, и на самом деле поняла позже, но не сознаваться же в своем тугодумии, когда сын говорит так уверенно, а муж негодует с пониманием дела!
- Ишь, какой законник! - возмутился отец.
- Законник! - с вызовом подтвердил Мишка. - А насчёт груш, не все ли равно, где они растут. Деньги же за них платят не как бы настоящие, а самые что ни на есть настоящие!
И уже совсем тихим голосом добавил, что эти деньги - по труду.
- Да?! - взвился примолкший было папа, - это по какому же такому труду?!
- По нормальному! - заорал в ответ Мишка, в голосе которого звякнули слёзы, но на глазах пока не появились.
- По-кошачьему! - радостно подсказала Катюшка. Всё это время она фланировала вокруг нас, а теперь забралась на спинку дивана к Ваське и посадила его к себе на колени.
- Вот-вот! - подхватил отец, яростно тряся пальцем в сторону Катьки и кота, склонившись лицом к потупившемуся Мишке. - Именно так! По кошачьему труду! А не по твоему!
- А у нас разделение труда! Он создавал, а я торговал! Торговля тоже труд!
- Труд разделили, а доход как же?!
Я присела на диван поближе к Катюшке с Васькой. Устала ужасно от всех этих криков и вообще от несуразности происходящего. Легче огород копать, меньше устанешь. Ну, поноет поясница и дел-то!
После фраз о разделении труда и дохода наши мужчины несколько мгновений молча смотрели друг на друга, вкладывая во взгляд как можно больше яда. Кот вдруг громоподобно мяукнул и сиганул к мужу, к его ногам. Мы вздрогнули от неожиданности. Катька, как всегда, в моменты чьих-то неожиданных действий, взвизгнула. Тем более, что в данном случае именно с её колен стартовал любимый Васенька.
- А пошёл ты! - в сердцах воскликнул и замахнулся на кота муж. - А ты что визжишь! - это уже относилось к Катьке.
По-настоящему расстроившись, он пошёл из комнаты. Кот двинулся за ним. На брючине серело пятно. Мы, Катька и я, несмело хихикнули. Мишка ухмыльнулся. К чести нашего папы, он не стал хлопать дверью, он остановился, дал возможность коту спокойно вычистить брючину, после чего сел в кресло в этой же комнате и задал риторический вопрос:
- Что будем делать?
Но нам так и не удалось разрешить этот животрепещущий вопрос, потому что перед нами встала
