СКАЗАНИЕ О ЗВЁЗДНОМ МАЛЬЧИКЕ

своей ставки практически всех друзей, и даже союзников, он в одиночестве съедал своё сердце. Его мягкий нрав сменился крутым характером, раздражительностью и добрый Одиссей превратился в недоверчивого, сурового и нелюдимого, искавшего врага везде и во всяком.
Он был уже не рад тому, что пристал к этому проклятому походу Агамемнона и Менелая, один из которых сам был зарезан спящим, а второй трусливо бежал, словно испуганный заяц.
Теперь Одиссей оставался один, единственным хозяином и этих берегов и всех жителей Илиона, и богатств... но эти богатства приносили ему только горе...
Он, чуть ли не единственный из всех, который не хотел этой войны, но остался в ней победителем, а ещё точнее, пленником своей победы...
Вот уже третий год воины не видели родных берегов. Одиссей сам хотел домой. Но ни он, ни воины не могли покинуть этот, уже пустынный и враждебный край. Троянцы потопили весь флот в гавани Киллы, а что не смогли потопить, то сожгли, обстреливая корабли стрелами, несущими на себе огонь. И такая судьба подстерегала каждый данайский корабль, осмелившийся приблизиться к берегам Илиона первой же ночью. А вместе с кораблями сгорело и пошло ко дну столько золота, сколько не было ни у одного архонта Эллады.
Получилось, что эти два года были напрасно проведены в этой стране, напрасно были загублены тысячи жизней, и сейчас и Одиссей, и его верные служаки остались попросту нищими. После такого поворота событий большая часть войска отделилась от Одиссея и, перессорившись между собой, разбившись на мелкие отряды, подалась в степи грабить бывших союзников, касков... Кого из них не перебили каски, тех выловили троянцы, руководимые неким таинственным царём Мастарной. И те, и другие, отрубили убитым головы и разбросали их вдоль стен Киллы, которые не очень надёжно, но всё же защищали Одиссея от новых степных хозяев.
Этих новых степных хозяев прозвали скифами126, что означало «блуждающие», или попросту «бродяги». Но с каждым очередным месяцем пребывания данайцев в Илионе, количество этих бродяг не уменьшалось, а только увеличивалось. Одиссей приказал перебить всех мужчин, даже подростков, способных держать в руках оружие. Но это мало помогло. Едва местные жители узнали о первых расправах, как прибрежные районы моментально опустели. После этого троянцев начали отлавливать, и для устрашения родителей распинать их детей на дверях собственных домов. Но тогда, в ответ, появлялись новые скифы, среди трупов которых, после немногочисленных побед данайцев, находили даже женщин и подростков, у многих из которых кисти рук и голени оказывались пробиты.
Одиссей понял, что троянцев невозможно сделать рабами. Тогда он приказал их попросту истребить. После великой резни даже покорившихся на милость победителю, загорелась степь, а вместе с ней сгорел урожай этого года, колодцы, почему-то оказались отравленными, а весь скот был забит или угнан неизвестно куда. Когда в колониях начался голод, скифы обнаглели окончательно. Они теперь являлись средь бела дня, отбирали у эллинов последнее, что можно было есть, убивали кормильцев оставляя в живых только стариков и маленьких детей. Трупы этих выживших никто не хоронил, после того, как их настигала голодная смерть. Они толпами бродили под лагерями воинов прося хлеба, пухли от голода, умирали, сходили с ума. Все дороги были устланы тем, что оставалось после этих несчастных. В воздухе стоял смрад от груд мёртвых тел. Воины роптали, но тех, кто осмеливался бежать домой берегом, надеясь переправится около Золотого Рога, в одиночку ли, отрядами ли, тоже настигали скифы... Их не убивали всех, а загоняли обратно в колонии...
Одиссей, как и все, понимал: Мастарна решил выморить пришельцев. Среди колонистов поползли слухи, что Мастарна, на самом деле никто иной, как сын самого Зевса, Апполон, храм которого, как говорили, во время захвата Трои осквернил и разорил Ахилл... И были основания так считать. Троянцы считали себя детьми солнца. Вот Бог Солнца Апполон и вступился за своих детей, прислав жестокосердных скифов, которые не знали пощады ни к кому.
Одиссей не верил в божественное происхождение Мастарны, а уж тем более самих скифов. Он прекрасно понимал, что за всем стоит человек. И возможно, что этот человек не самый идеальный. Он решил его выловить, для чего снаряжал то один отряд, то другой, следуя указаниям немногочисленных пленных. Но эти отряды исчезали едва пускаясь в погоню хоть за кем-то из скифов. Данайцы, во главе со своим архонтом поняли, что если скиф отступает, значит, неподалёку ждут более мощные силы всегда готовые к бою... ... ...

Злым народом назвал троянцев Одиссей... Он не понимал этого народа и ненавидел берега реки, из-за которой постоянно появлялись скифы. Они всегда появлялись внезапно, возникая ниоткуда и исчезая в никуда. Они могли оставаться незамеченными, находясь рядом, или подолгу сидя в воде дыша через камышовые трубочки. Они пересекали глубокие реки по дну, переворачивая лодки и идя пешком, нападая так целыми сотнями там, где их никто не ждал. Они оставались неуязвимыми, живя в глубоких пещерах и каменоломнях, месяцами не видя солнца. Всё о чём говорилось в колониях и даже в ставке самого Одиссея, моментально становилось известно неведомому Мастарне. И как это могло случаться, притом, что в округе не оставалось к тому времени ни одного живого троянца - Одиссей не понимал. Слово сказанное шёпотом у данайцев, разносилось громким эхо по степям. Тогда приходили скифы, грабили, убивали, жгли и вершили свой суд, а потом вновь исчезали на берегах проклятой реки Стикс, где и обитал, как говорили, царь Мастарна...
Ситуация усложнялась ещё и тем, что на побережья Илиона прибывали и прибывали новые колонисты с жёнами, детьми, стариками родителями, совершенно не ведая что эта земля, берега Босфора, Скамандры и Стикса, есть сущее Царство Аида...

ΨΨΨ

Одиссей, молча опустив голову и исподлобья глядя на старика, рассматривал лицо Ходуна. Он не находил, как назло, ничего подозрительного в этом чабане. «Ему на завалинке бы своей сидеть, да мух считать, а не воевать», - думал Одиссей. Он снял шлем и подступил ближе.
- Так ты утверждаешь, старик, что уже год никого не видел? - спокойно спросил Одиссей.
- Никого, господин, - ответил старик.
- А может кто-то, всё-таки, был?
- Вряд ли тебя заинтересуют несчастные странники, которых судьба погнала побираться
от хутора к хутору.

Старик огляделся, рассматривая воинов, которые рыскали по двору и гремели в доме разбиваемой посудой.

- Я не понимаю, кого ты пытаешься найти, господин, - сказал старик, - тут редко ходят люди. И если кто-то и попросит у меня пристанища, то я не спрашиваю, кто он на самом деле и какова его цель его пути, а довольствуюсь тем, что он сам мне скажет. Я старый чабан, а не шпион.
- И тебе всё равно, кто ночует у тебя дома? - воспылал яростью Одиссей.
- По обычаям нашей земли, я не смею расспрашивать путника без его согласия, даже каково его имя, - ответил Ходун, - я знаю, что я Ходун, а ты - Одиссей. И не более.

Одиссей одел шлем и ударив наотмашь старика в лицо, отошёл, пройдясь двором. Ходун упал. Приподнявшись вытер разбитое лицо. Одиссей наступил ему на грудь.

- Отвечай, ночевал ли у тебя троянский хоругвеносец Арей, что он говорил и куда уехал?
- Я не знаю никакого Арея, - прохрипел старик, - а если бы знал, то не сказал бы данайцу. Этот Арей сын нашей земли, русоголовый сын солнца, а вас сюда никто не звал, дикари северных гор.
- Ну, старик. Доживёшь до Киллы - позавидуешь мёртвым.

Он свистнул, подзывая воинов.

- Привяжите этого мудреца к хвосту коня за ноги. Он поедет с нами, удивлять эллинов своей мудростью.

Воин захохотал. Ещё двое схватили Ходуна за ноги и по земле поволокли за калитку к коню.

- Тебя покарают боги, Одиссей! - закричал старик, - ты будешь молить смерти, но не вымолишь её у своих богов!
- Молчи уже, старый пень, - пнул его воин.

Ходуна выволокли за калитку и бросив на землю начали избивать. Кровь растеклась по лицу и полилась из разбитой головы на песок. Старик молчал не моля о пощаде, что-то приговаривая. Это смешило воинов. Старика подняли за ноги и несколько раз швырнули, каждый раз, вновь и вновь пиная.
Одиссей скрестил руки на груди глядя на курган за посёлком. Вдруг он заметил какое то движение и увидел, что на верхушку кургана кто-то бежит.
- Зверь? - подумал Одиссей, но присмотревшись, вдруг отступил, - человек!

Человек вбежал на курган и остановился, обернувшись, глядя на Одиссея.

- Скифы! - крикнул Одиссей, - быстро! Уходим! Уходим в лагерь!

Воины бросили всё. Один из них швырнул на крышу дома факел. Солома быстро вспыхнула и занялась огнём. К небу взметнулись языки пламени, повалил густой дым, который наполнил белым клубом долину.

- Шевелитесь! По коням! По коням! - кричал сквозь треск горящего дерева и дым.

Одиссей, подгоняя воинов, - скифы рядом! На кургане их соглядатай!

- А с этим, что делать? - указал воин на Ходуна, лежащего у плетня, возле калитки.

Одиссей молча достал меч и занёс его над стариком...

На кургане стоял Аплу. Он всё видел. Только ничего не слышал. Мальчик от страха не мог даже плакать, не то что бы бежать. Он понял, что дедушку убили.
Данайцы, подгоняя коней, помчали в степь, откуда и пришли, подальше от этого места, время от времени оглядываясь на Аплу. А Аплу, думая, что сейчас в него полетит стрела, решил перед смертью последний раз сыграть. Он глянул на солнце, поднёс к губам флейту и заиграл свою Тарантеллу. Только как-то грустно, не видя перед собой никого и ничего, словно в тумане...

Одиссей пришпорил коня.

- Быстрее! Быстро! Это их боевой марш! Он вызывает своих! - крикнул Одиссей воинам и уже не оглядывался.

Аплу играл... Играл, пока данайцы не ускакали далеко. Только тогда он решился посмотреть им вслед. Посмотрел, и увидал совсем малюсенькие фигуры всадников.

- Испугались!? Да!? - сквозь слёзы крикнул мальчик и заиграл с новой силой...

Так он играл, играл, пока не закружилась голова. Он упал без чувств там же где и стоял. А когда встал на ноги то увидел, что его дом сгорел и только чёрные стены дымились углями, ещё краснеющими, но уже погасшими. Старый пёс блукал вокруг пожарища и скулил. Аплу позвал его с кургана, боясь спуститься вниз. Он присел и заплакал. Проведя губами по флейте, он выдохнул печальную мелодию и замолчал...
Наконец наступил вечер. Мальчик глянул на розовое солнце и встав начал спускаться вниз. Не домой, а в степь, куда глядели глаза.

- У меня нет дома, - подумал Аплу, - но куда то же ушёл Арей? И я пойду искать этого таинственного Мастарну. Наверно ему нужен воин, песен которого бояться враги?..

Солнце скрылось за горизонтом. Зажглись звёзды. Наступала холодная степная ночь...

٭٭٭
Аплу думал, что третьей ночи уже не выдержит. Холод пронизывал до костей. Мальчик пытался спать съёжившись, обхватив колени руками. Но холод тогда начинал доставать спину.
Маленький и худенький Аплу страдал вдвойне. Ему казалось, что кости выворачивает, что он умрёт от этого и никто не узнает где он лежит, и был ли вообще такой. Так Аплу проводил ночь, дрожа, стуча зубами, боясь развести хотя бы маленький костерок. Он здорово наслушался в своё время рассказов о башибузуках и степных