насторожённо и медленно спросила:
- Что я могу сделать?
Владимир посмотрел на сына. Она опять мгновенно поняла его и обратилась к дочери:
- Алёнушка! Погуляйте с Витей, поезда ещё долго ждать. Только далеко не уходите, ладно?
Та послушно взяла Витю за руку и повела к вокзалу, где какая-то компания под прерывистые и задыхающиеся вскрикивания и всхлипывания гармошки выделывала замысловатые коленца, изобретённые здесь же, очевидно, провожая кого-то и гоня прочь печаль расставания.
Владимир проводил глазами детей и не знал толком, что ей можно сказать и как, чтобы она согласилась на его план и не расспрашивала бы больше, чем он хотел ответить.
- Дело в том, что Витя не мой сын, - начал он с главного.
- Я так и подумала, когда увидела вас рядом.
Она смотрела на него с любопытством, не торопя с разъяснениями. Ему это понравилось. Он уже поверил в удачу.
- Вчера он лишился матери.
- Умерла? – тихо вскрикнула женщина, и глаза её заволокло тёмно-синей печалью.
Нет, он совсем её не знал, чтобы сразу сказать правду и не отпугнуть этой правдой. Поэтому не стал уточнять причин сиротства Вити, а продолжал:
- Я нашёл мальчика одного, в глубоком шоке, и не мог оставить, хотя и был знаком с ним и матерью всего сутки.
А, ведь, правда: прошли только сутки, а сколько же всего снова взгромоздил на него Всевышний, продолжая свои непонятные и довольно болезненные эксперименты. Всего сутки, а он почти женился, сидел в тюрьме, нашёл сына Виктора и стал вдруг отцом этому сыну. Всё, зачем он приехал сюда – побоку. Сейчас он обязан спасти мальчика – сына своего единственного мёртвого друга. Всё остальное – потом.
- Мальчику сейчас нужны особые отношения, - медленно подкрадывался он к своей просьбе, - ласка, чтобы он успокоился, хотя бы на время забыл о матери, а у меня ни опыта, ни характера.
Она быстро и внимательно вгляделась в него, как впитала, верно оценила возраст и потенциальные возможности и отвела глаза, подумав о чём-то своём, мимолётном. Владимир же продолжал с натугой, стараясь неуклюжими от сдержанности словами добиться своего.
- Ему нужен кто-то, кто мог бы заменить мать хотя бы на время, пока не затупится острота потери. Я не могу, - отстранил себя от замены, - не сумею, чувствую, что не получится.
Теперь самое время сказать то, самое главное, для чего он плёл свою жидкую словесную паутину, и да поможет ему Бог!
- Не возьмёте ли вы мальчика под свою опёку? – И тут же смягчил свою наглую просьбу: - Пока. В поезде. Вас он полюбит.
Хотел сказать, что её нельзя не полюбить, но побоялся пошлости, побоялся спугнуть настрой на доверие, возникший между ними.
- Он зовёт меня отцом, так уж получилось, - предупредил дополнительные вопросы. – Настоящего отца он не знает, а я не возражаю. Получается вроде бы и в шутку, а в то же время и всерьёз. Ну, какой из меня отец? – оценил себя низко, облегчённый трудно высказанной просьбой, ожидая ответной реакции.
И опять чуть не добавил, что ему самому ещё нужны ласка и родительская опёка. Но вовремя прикусил язык. Говорить с этой женщиной нужно только о деле. Она повернулась к нему со своей мягкой неотразимой улыбкой и бездонными глазами русской мадонны, не то дарящими, не то забирающими, и согласилась, правда, с поправкой, не имеющей большого значения.
- В отцы-то вы уже годитесь, - и подковырнула подбадривающе, - в какие только – неясно. Есть всякие: и любящие, и равнодушные, и прощающие, и наказывающие, а ещё – убегающие. Вы каким будете? – спросила в шутку. – Ладно. Договорились. Поедем вместе, а там уж как получится. – Забеспокоилась как о решённом: - Не знаю, сумею ли я заменить ему мать даже на это короткое время. Попробую, а вы мне должны помогать, раз назвались отцом. Причём, - уточнила, - отцом должны быть любящим и ни в коем случае не убегающим. Вы куда направляетесь?
- В Минск.
- Вот и хорошо, мы туда же. Поскольку договор мы заключили, то давайте и знакомиться, чтобы он имел силу. Меня зовут Ольгой, Ольгой Сергеевной. Зовите, как вам будет удобно, разрешаю.
- А я Владимир, Володя. Возвращаюсь…
Куда он возвращается? Не скажешь же, что на Родину. Вот язык! Всё ещё норовит впереди мысли.
- …из Германии. С другом. Его зовут Марлен.
- Ну и имечко! – невольно поразилась спасительница.
- Познакомились в поезде. Позвал к себе в гости, я согласился, - объяснил Владимир. – Родных у меня нет, не осталось, дома тоже нет, всё равно, куда возвращаться.
- Э, да у вас с Витей союз сирот. Обоим нужна опёка. А вы – молодец! – искренне похвалила она. – Не каждый на такое отважится. Тем более, в вашем положении. – Уверенно объяснила: - Вот увидите, мальчик вас полюбит. И мать ему найдётся хорошая, добрая и любящая вас обоих. Не может быть у вас другой, не должно.
Владимира стремительно отпускал спазм напряжения и затаённости в деле, которое он сымпровизировал. Стало легко и радостно, захотелось расцеловать эту чудесную молодую женщину в её полные некрашеные губы чуть большеватого рта, так хорошо передающего приятельскую улыбку. Она могла бы быть настоящей фройляйн там, куда ему надо во что бы то ни стало вернуться, и там, может быть, они бы подружились всерьёз. На большее он не рассчитывал, не верил в себя в её присутствии. Интересно, кто её муж? Наверное, представительный мужчина. Как они живут? Всё же обидно, что она замужем. Нет, нет! Хватит ему одной Варвары. Дело и только дело. И ещё – Витя. Ничего больше. А всё же жалко. Эта женщина нравилась ему по-особому, не так, как другие, он даже немножко боялся возникшей между ними симпатии, а что это так, он чувствовал. Было хорошо и немного страшно. И больно оттого, что это преходящее, недозволенное, запрещённое. Хватит травить самого себя, тем более что он добился только половины задуманного.
- И я бы не отказался от вашей опёки, - смущаясь, сознался Владимир, - но не смею настаивать. Вы замужем?
Она не ответила на вопрос. Обычно это бывает, когда не хочется вмешивать того, третьего, он на время отодвинут в мыслях. Наконец, сказала, но не о муже, а об опёке:
- Какой вы быстрый. Не знаю, хватит ли меня даже на одного, - уклонилась от утвердительного ответа. – К тому же мы ещё не в поезде, договор не начал действовать. Опёку ещё надо заработать, - нашлась, наконец, как хорошо для обоих ответить.
Она стала посуше и построже в разговоре, видно было, что навязанная ей роль заботит уже теперь и немного неприятна, как и любому, кому приходится нянчить чужих детей: больше ответственности и меньше радости, чем от своих. Хотя это, пожалуй, больше относится к мужчинам, а женщины чаще всего равнодушны к чужим детям в присутствии своих, неповторимых, и принимают их как обузу, с трудом находя верные контакты. Владимиру же надо было доводить, додавить свой план до конца, пока её настроение не изменилось к худшему.
- К сожалению, Марлен ещё больше, чем я, мальчишка, - начал он опять издалека. – Очень несдержанный. Боюсь, что узнав про мальчика, он и поведением своим, и словами, неосторожными замечаниями снова разбередит в нём душевную травму. И неоднократно за длинную дорогу. Мальчик станет снова замкнутым и напуганным. Нельзя ли Вите побыть для Марлена вашим сыном? – выговорил, наконец, то, к чему готовился. – Только в дороге. Малыш и не поймёт ничего в заговоре взрослых. Да и заснёт, наверное, скоро, намаялся уже достаточно, так что недолго вам придётся нести дополнительную родительскую нагрузку. И только для Марлена. Тот уж точно быстро заснёт.
Владимир с затаённой тревогой ждал наиглавнейшего для него во всей затее решения. И не ошибся в ней. Она ответила просто и серьёзно:
- Пусть будет так. Тем более что мальчик мне понравился.
Неясно было, то ли она смирилась с его настойчивостью и наглостью, то ли на самом деле прониклась жалостью к ним обоим, то ли согласна была на всё, лишь бы помогли сесть в поезд. Так или иначе, Владимир навязал ей свой план, возникший разом, как только они заговорили. Стало совсем легко. Он верил, что у них с Витей вообще всё уладится, и тот не будет помехой ему в деле.
- Я так вам благодарен, что вы даже и представить не можете, - искренне поблагодарил он временную мать Вити. – Не знаю, чем и расплатиться. Как мальчишке хочется запеть, запрыгать… - мгновение помолчав, тихо и неуверенно добавил, - …расцеловать вас… - и ещё помолчав и не дав ей ничего возразить, закончил, - …как сестру, за доброту вашу.
Она снова украсилась своими ямочками на лице и сияющими понимающими глазами, притворно возмутилась, так что оба поняли, что это именно притворство и именно в шутку, а всерьёз можно было бы сказать и совсем другое.
- Ну, вот ещё! Сестру из меня сделали! И потом: из благодарности – не разрешаю никому.
Потом добавила тоже тихо, задумчиво и серьёзно, так, как она умела, мгновенно переходя от мягкости и лёгкости к серьёзности и требовательности:
- Я рада нашей встрече. Хорошие вы ребятки. Буду вам хорошей мамой, если заберёмся в поезд.
Он заверил:
- Непременно заберёмся, даже по трупам. Ради нашей мамы мы на всё способны, - ликующе успокоил её.
Она снова приятно засмеялась его мальчишескому фанфаронству.
- Ладно, ладно. Посмотрим ещё, на что вы способны на деле, - пригрозила, - тогда и оценку дадим.
Таким образом, договор между ними был заключён, и осталось только его реализовать, чему помехой было опоздание поезда. Она забеспокоилась:
- Где же наши дети? – Исправилась с улыбкой: - То есть, мои?
Засмеялась, мгновенно утопив его в своих голубых или синих заговорщицких глазах.
- Однако, вы – отец, так побеспокойтесь тоже. Какая-то путаница у нас, - посетовала на их союз. – Вы – отец одного, я – мать обоих, ещё и ваша сестра, хотя вы – всего лишь дорожный знакомый, а дети, впервые увидевшие друг друга – родня. Я вам не жена, вы мне – не муж, а дети общие и разные.
Всё отметая, он заверил:
- В Минске разберёмся, кто кому есть, пока же побудем одной дружной семьёй?
- Ваш друг тоже назовётся нашим братом?
- Вряд ли. А дети наши, смотрите, вот они, всё там же. Смотрят бесплатный спектакль, похоже, подружились, им весело, и нет никаких проблем с родством.
Надо было найти Марлена.
Владимир виновато попросил:
- Можно мне ненадолго отлучиться, поискать друга, он должен быть в вокзале? Я быстро.
Она согласилась. Просто счастье, что встретился этот ангел женского рода да ещё в такой прекрасной плоти. Только попросила:
- Не задерживайтесь, пожалуйста. Скоро должен быть поезд.
- Нет, нет, что вы! – уверил он её. – Обязательно скоро вернусь. А вот и мой залог.
Он прислонил свой мешок к её чемодану. Она улыбнулась, поняв шутку.
Эта женщина не могла быть без улыбки, и всё больше и больше нравилась Владимиру, но он как-то до сих пор, пока мозги были заняты осуществлением хитрой комбинации с Витей, не видел в ней объекта для флирта. И не похоже, что она согласилась бы на флирт. Несмотря на улыбчивость, в ней угадывалась строгость, чувство собственного достоинства и осознанность своей красоты, и эта осознанность охраняла умную женщину от незначащих претензий мужиков.
- Невелик залог, да ладно уж, идите. Поезд на самом деле вот-вот должен быть. Ведите друга сюда, вместе будем ждать, всё равно надо знакомиться, раз уж мы решили объединиться в одну команду. Кстати, - переложила всю ответственность на него, - вы – командиры, вы и в ответе за всё, в первую очередь – за нашу
