увещеваниями поглаживал он меня по плечам, — они же в основном из меня настрогали кадров. А мне – что? – криво усмехнулся он, — я Солнце.
Я быстро взглянула ему в глаза и уронила голову. Он врал.
Лицо… Что лицо? Ужасно даже не лицо… Ужасно, что вообще такое возможно. Что нет защиты. Достанут даже дома.
— Где же, когда я допустил промашку?! – мучился Соль. Он бегал по саду и осматривал кусты, стены и доски забора. – Как же я не сообразил? Ну, конечно…
В развилке ствола аккуратно прицепилась небольшая железка. А за водосточной трубой обнаружилась другая.
— Любитель сирени! – выругался Соль.
Весь следующий день он уныло просидел у стола, подперев ладонью лоб.
— Ну и жизнь в 21 веке! — пробормотал он, когда, отмучившись мигренью, я присела рядом. — Сто раз следовало подумать, прежде чем лезть сюда. Ну, разве могли такие штучки прийти в голову… хотя бы даже в не столь далёкие времена Дмитрия Ивановича?!
— Менделеева? Таблицу, небось, ты ему подсказал? – вяло поинтересовалась я, чтобы что-то спросить. Соль кивнул, по-прежнему уставившись в землю. И верно: кто ж ещё? Говорить не хотелось. От сирени с души воротило. Белую скатерть я сдёрнула со стола и с отвращением засунула в грязное бельё.
К топчану ни один из нас до сих пор не приблизился, словно тот был заражён или заминирован.
— Это мне возмездие за Джордано Бруно, — убитым голосом проговорил Соль. — Не могу простить себе. Рано я подкинул ему идею?!
— Ты не мог спасти? – прошептала я – просто так, чтобы не молчать. Что уж там вспоминать 15-й век, когда свой поколачивает?
— Не мог…, — дёрнул уголком рта Соль, — только начни – такое корневище потянешь, что весь лес выворотишь!
Я подумала о том, что когда в жизни обрублены корни, совсем не трудно взойти на костёр. Обрубать их общество умело во все времена.
— Полетели на Гавайи! – сказал Соль через два дня. Эти два дня мы так и просидели каждый в своём углу.
— Полетели! — повторил Соль, и в голосе прозвучало вдохновение. И лицо вспыхнуло прежней бесподобной улыбкой:
– По пути навестим Индию, Индонезию и осядем где-нибудь на коралловом атолле. Там всё забудется. Там не будет «Мадам Лемуан».
И мы бы, несомненно, полетели, не случись следом ещё событие.
В дверь забарабанили с такой силой, что мы проснулись. Ранним утром приносящий забвение сон прерывать совершенно не хотелось.
— Неужели опять к дому подобрались? – зло проворчал Соль, выбираясь из постели, — сейчас они у меня получат!
Но это оказались не гангстеры и не поклонники сирени – на крыльце стоял Роман Борисович. Растрёпанный и серо-зелёный. Соль опешил и торопливо впустил его в дом:
— Проходите, пожалуйста, — приветствовал смущённо.
— Здравствуйте, Соль, — мёртвым голосом проговорил Роман Борисович и смолк.
— Присаживайтесь. Что-то случилось?
— Соль, — не присев, медленно заговорил доктор, — я пришёл просить вас о помощи… а какой – решать вам. Я только умоляю вас…, — тут доктор зажмурился и зажал кулаком рот.
Соль помрачнел.
— Говорите, — потребовал строго.
Роман Борисович перевёл дыхание и прямо взглянул ему в глаза. Он сказал, и я вскрикнула. Сразу смешными и незначительными показались мои недавние переживания.
— Дело в том, что Тонечку…, — тут он всё же не сумел сдержаться, рыдание прорвалось, но только на секунду, — Тонечка заложница, а к вам требование – исполнять определённые указания и, прежде всего, быть на связи.
Соль, молча, опустил голову. Только через несколько секунд зубы ощерились в жёсткой усмешке:
— Что может быть безумнее? Приказывать солнцу!
Потом он посмотрел на меня и тихо попросил:
— Таня, включи телефон.
Роман Борисович со всхлипом бросился к нему:
— Соль! Вы что-то можете?! Ведь они её там держат… и неизвестно, что… ведь они не отпустят её!
Соль повернул к нему голову и сказал спокойно:
— Не отвлекайте меня, доктор. Мне нужен контакт.
Контакт тут же подал руку бодрой мелодией. Не совсем контакт – но именно его потянул Соль как нитку и стал накручивать клубок.
Я смотрела на него – и чувствовала, как он тянет. Как напрягаются нервы и мышцы, и весь его земной организм.
Это было огромное корневище. Таких спрутов Соль, похоже, ещё не видывал. Позже я догадалась: первой мыслью его было уронить ниточный корешок в землю и кончиком сандалия аккуратно заровнять сверху. Но он посмотрел на меня…
Был некий смысл в этом его правиле. Пусть я не понимала. Соль не ломал эпоху. Соль не нарушал. Это был подвластный ему мир – а значит, и его жизнь. И не только его. И не только та, что здесь. Именно тогда определилась наша судьба. Но я этого ещё не знала. Я только боялась за Тошку.
Звонок был коротким, голос абонента подчёркнуто вежливым. А под конец ласковым и даже компанейским.
— Правильно, — слышался из трубки мягкий рокот с потягивающими нотками, словно на том конце глотнули сгущёнки, — мы поймём друг друга. Вы же хотите видеть ваших девочек живыми и здоровыми. Вы только вообразите себе…
Далее следовали выразительные описания человеческих мук. Соль поспешил оборвать:
— Мы договорились, так что это излишне.
— Вот и молодцом! – так вся и засочилась через телефон сладкая улыбка, — а то и фильмец позанятней можно прокрутить. На первый раз пожалели девочку…
Соль стиснул челюсти.
— Итак, — потребовал голос, — что вы сейчас сделаете?
— Отправлюсь в указанный пункт…
Соль немного помедлил. И затем речь его зазвучала мягко:
— Я только хочу напомнить, что в эту минуту вы не по назначению используете посланный дар. Бьёте из пушки по воробьям. К сожалению, так происходило и со всеми дарами. Я мог бы много доброго совершить для человечества.
Голос перестал напоминать суфле в шоколаде и резко перешёл на «ты»:
— На пенсии будешь рассуждать о добре и зле! Положение щас у тебя не то! Делай, что говорят, понял?!
Соль снисходительно пожал плечами:
— Понял.
И абонент опять заблагоухал ванилью:
— Отлично. Прошу на выход, вас ждёт машина.
Я глянула с веранды – машина и впрямь стояла перед домом.
— Ты действительно едешь?! – кинулась я к Солю, — что же будет?!
Соль только подмигнул рыжим глазом и, потрепав меня по затылку, рассмеялся:
— Не грусти, Танюша! Справимся. Я солнце!
Слишком весело. А всё, что слишком – от лукавого. Потому мне оно не понравилось.
— Возьми меня с собой!
— Ну, уж нет! – немедленно рассердился Соль. А, рассердившись, возьми да обмолвись:
– Пока я жив, ты моя синяя птица в золотой клетке.
А я вспомнила чёрные дырки.
На просьбу Романа Борисовича Соль даже не оглянулся и решительно вышел в двери. Мы с доктором наблюдали, как он сел в невзрачную зеленоватую шкоду, которая тут же, подняв на нашей улице облака пыли и газа, рванула с места. И всё.
Как только Соль скрылся, оба забегали по дому, тыкаясь в углы и не зная, что делать. Потом до меня дошло, что надо включить телевизор. Припали к экрану. А там шли привычные программы. Сколько не переключай туда-сюда.
— Ерунда! – воскликнул Роман Борисович, — я должен идти, Таня. Может быть, там, на месте, что-то прояснится…
— Вы не выйдете отсюда, — сказала я.
— Почему?
— Молекулярная завеса.
— Как это?! – изумился доктор и широким шагом отправился на веранду. Дверь оказалась не заперта. Даже щель виднелась.
— Открыто! – пророкотал Роман Борисович и дёрнул дверь. С таким же успехом можно было дёргать за ногу египетский сфинкс.
В тоске ожидания мы поведали друг другу немногие подробности. Я про молекулярные изменения, а доктор – про Тошку.
— Понимаете, Таня, — то и дело ломал он себе череп сухими костлявыми пальцами, — ещё вчера я был счастливейшим человеком. И одна минута всё убила! – сжал пальцы, аж щёлкнули. — Зачем мы вышли на эту нелепую прогулку? Это я! Я предложил! Меня они даже не захватили, я им не нужен. Просто что-то укололо… Потом вижу – сижу на лавке под этим дурацким грибом… и сразу ко мне подошёл человек…, — голос доктора начал накаляться и перешёл в рык, — такой неинтересный человечишка! С такой гнусной рожей! И он сказал…, — Роман Борисович задохся.
На экране известный юморист травил неизвестные анекдоты.
И шкода цвета плесени неизвестно где, неизвестно куда увозила моё солнце.
— И я не поверил! – всё бормотал Роман Борисович, — я решил, просто на испуг берут… Я решил, Тоню найду… И даже — что она, может быть, дома… Что мне всё показалось… И это просто случайно со мной. Обморок. А кто-то узнал, воспользовался… Мало ли прохвостов! А потом на сотовый позвонили… и я всё не верил… и тогда Тонечка… сама…и она спокойно так сказала, только голос испуганный… что она не понимает, где… а потом мужской голос… что если через сутки…
Внезапно юмориста оборвал строгий голос диктора, и картина экрана сменилась: «Экстренное сообщение! Только что из достоверных источников получены поразительные сведения: здание областного филиала организации Грейпфрут более не существует. Подробнее сказать о чрезвычайном событии в настоящий момент не представляется возможным. Можно лишь с уверенностью отметить, что место, прежде занимаемое многоэтажным строением, не имеет следов каких либо разрушений и внешне напоминает карьер для закладки фундамента. Абсолютно без фундамента. О людях, находившихся в здании, пока ничего не известно».
Мы с Романом Борисовичем ошалело переглянулись и впились в экран, бормоча наперебой:
— Ничего себе!
— Как это?!
— Может, как-то связано?
— При чём здесь филиал?
Но оба уже гнули личную тему:
— Наверно, знает, что делает…
— Конечно, не просто так…
То же самое пришло на ум и выступающим по телевидению. Мрачный стиль сообщения сменился суетой передачи с места происшествия.
Перед нами простирались рука репортёра, далее безмятежная равнина, чистая, как подготовленный к решающему матчу стадион.
— Вот здесь, — удручённо вещал репортёр, — час назад стояло исчезнувшее здание. В последнее время мы перестали удивляться парадоксальным явлениям. Как-то объяснить это не берусь, но приходят на память некоторые феномены. СтОит затронуть, например, недавние события в мюзикле «Зюйд», такую личность, как небезызвестный господин Солнцев…
— Боже мой! – заметался по комнате Роман Борисович. А я, наоборот, вдавилась в стул перед экраном. А потом стадион как рукой сняло. Запел Басков.
— Роман Борисович, — повернулась я к безутешному гостю, — наверно, вы раскаиваетесь, что не согласились с Солем.
— Таня, — больным голосом проговорил доктор, разом останавливаясь передо мной, — я не мог согласиться. Как же вы не понимаете?! Да и не во мне дело. Ему следовало быть аккуратней.
Я покачала головой:
— Вы заметили? Он добрый человек… то есть, солнце. Он доверчив. Ему труднее, чем нам. Он только неделю живёт в 21 веке.
— Так-то, так, — сердито пробубнил Роман Борисович, — но прежде чем отправляться на Землю, не мешало бы лучше изучить своих подопечных… Впрочем, — вздохнул он, — я говорю ерунду…
— Вот-вот, — само собой вырвалось у меня. Доктор не обратил внимания. Он всё маячил по комнате и тискал пальцами лоб.
— Странно, – пробормотал наконец. – Фокусник. Авантюрист. Вот как раньше, скажем, в моё детство, трактовали бы его действия. Глазам бы не верили. А сейчас — я не знаю, кто как – но я верю, что он солнце!
— Конечно, он солнце, Роман Борисович! Как можно сомневаться!?
— Вы –
