означало – уступай!
Незаметный сплоховал. Его волнение уловили и некоторые посетители. И всё из-за хозяина, чьё мнение пошло вразрез с мнением этого серого человека, но совпало с желаниями гостей тира.
- Кого ты испугался. Мужик! - на весь зал громогласно забасил двухметровый толстяк. - Пусть пальнёт, тебе что, жалко? Ты, видно, баб не знаешь. Им ведь что втемяшится, так кранты! Они ведь не мы, они во всём хороши! - он радостно зареготал своим словам. - А уж стрелять, это тебе не штанги кидать. Ха-ха!
Остальные тоже были не против веселья. Мальчик окончательно растерялся, он был унижен и напуган. Как мама отреагирует на подобное оскорбление? Тем более, ему стало больно ещё и от мысли, что эти люди, в общем-то, правы, она ведь и правда стрельнёт раз, может быть, другой. На том и закончится её соревновательный порыв, но не веселье толпы. Чувство предстоящего позора окончательно прибило его. Его совсем не порадовало, что мама купила дополнительно ещё десяток пуль, чтобы и он пострелял. Его нервировала и раздражала мамина уверенность в себе, то, как она держится - невозмутимо и отрешённо спокойно. Будто люди вокруг - мошкара, бьющаяся по ту сторону оконного стекла. В другое время и в другом месте открытие, что его мама бывает и такой, наполнило бы его гордостью, но ... Может, она уповает на промысел Божий? Так помоги ей, Боже!
В каком-то полубессознательном сумраке он проводил взглядом браслет, перекочевавший за стойку в руки хозяина, потом куда-то вниз, где его никто не будет видеть. В специальное блюдечко легли, по одному отсчитываемые, пули - двадцать пять штук, и в другое - десять для него.
Уже в руках у неё винтовка. Она спокойно вогнала пулю в ствол, щёлкнула затвором. В движениях её была неторопливая уверенность, которую, пожалуй, никто не то, что не отметил, а и не увидел. Только вот этот, незаметный. Он стоял за спиной кассира с видом человека, которому стало на всё наплевать, кроме одного, чего-то одного, неизвестного окружающим. И, казалось, безучастно смотрел на руки женщины.
Итак, представление так представление, которое приобрело особую остроту из-за двухметрового гиганта, который повёл себя слишком развязно. Будто это он разрешил этой мелюзге пострелять. И из-за этого как бы возвысился над всеми, над всем здесь происходящим. Всё ему стало позволительно. Он снисходительно ободряюще хлопнул легонько даму по спине: «Ну-ну! Дерзай!», - а во рту у него задымила сигарета.
Женщина не вздрогнула испуганно, как можно было ожидать, лишь повернула в его сторону голову. Глаза потемнели от гнева. Взгляд её сначала упёрся в пуговицу на упитанном животе, потом взлетел вверх. Ноздри дрогнули, уловив запах дыма.
- Прошу не трогать меня. Полагаю, это в правилах данного, - она сделала неуловимую паузу, - турнира. И, пожалуйста, загасите сигарету, место общественное, и дым мешает мне.
Её голос в непрекращающемся гвалте слышен был лишь близко стоящим. Двухметровый мужчина покровительственно улыбнулся, играя на публику. Ведь это он помог ей! Так что же она не ценит этого!
- Стреляй, стреляй. Время идёт, другим тоже хочется.
Он перебросил сигарету из одного уголка рта в другой.
- Я высокий. А дым идёт вверх. Не помешаю!
В ответ в её глазах загорелось нетерпение. Служители тира не успели сами урегулировать обстановку, призвать курильщика к порядку. Всё произошло уж очень быстро и неправдоподобно, так что шокированные граждане осознали значимость происшедшего далеко не сразу.
Винтовка в руках женщины стала параллельно ей и мужчине вертикально дулом вверх, торцом приклада в её выдвинутое колено, впритык к его животу, раздался щелчок выстрела, и в губах ничего не понимающего мужчины осталась лишь часть сигареты, её мундштук.
Никто из присутствующих никогда не ощущал такой тишины, обрушившейся на них. Что-то зрело и перестраивалось. Толпа менялась. Лица людей, их глаза, даже позы – всё в этой тишине становилось другим.
А мужчина вдруг понял, в чём дело.
- А-а-а! - протяжно заорал он, - Ты, дрянь такая…
Если бы не люди вокруг, он бы пришиб её, а так, пришлось удовлетвориться сжатыми кулаками и возмущённым воплем:
- Она! Она же могла убить меня!!!
- Такой пулькой не убьёшь! – сразу же парировал кто-то из граждан.
- А глаз! Глаз могла выбить!
- Но ведь не выбила!
- Прошу не мешать мне. – Женщина обвела всех немигающим взглядом и развернулась к стойке.
В глазах хозяина, не менее других потрясённого происшедшим, более всего, конечно, этим противоестественным и противоправным выстрелом, мелькнула тревога.
- Она сделала выстрел и выходит из игры! Скажи ей об этом! Скажи всем! – шепнул ему на ухо незаметный, пытаясь встряхнуть его, вывести из состояния нерешительности, перевести затянувшуюся паузу в свою пользу.
Но ситуация складывалась однозначно – нет, нет и ещё раз нет! Толпа с таким поворотом не согласна. Выстрел сделан не по мишеням! Её браслета достаточно чтобы выделить ей ещё одну пулю. Да пусть у сына возьмёт, если они так жадничают! Она должна стрелять!
- Нет! – орал обозлённый толстяк. – Не должна! Не имеет права!
Но веских аргументов, чтобы отстранить особу, взвинтившую всех таким смачным выстрелом, у её противников не нашлось. Да и напор тех, кто «за» был гораздо мощнее, чем тех, что «против». В общем-то, и тем и другим хотелось увидеть, есть ли закономерность в прозвучавшем выстреле? Или это была случайность? Желание удовлетворить своё любопытство жгло и противников, потому-то они и уступили быстро.
- Влипли. - Прошептал незаметный мужчина.
Никто его не слышал. Все смотрели на женщину. Она переложила недостающую пульку из блюдечка сына в своё блюдечко. Действовала она чётко и уверенно. Так как всё внимание было обращено на неё, незаметный уже не прятался в кокон серости. Лишившись её защитной оболочки, он предстал совершенно другим человеком, если бы кто, конечно, следил за его метаморфозами. Что-то словно включилось внутри, высветив личность незаурядную, правда, всё равно замкнутую, но замкнутую как-то волнующе таинственно, с весьма привлекательной внешностью. Глаза вдруг оказались яркими и выразительными, они-то и приоткрыли его истинный облик. Его внимание тоже было приковано к женщине, к её действиям. Он смотрел на неё с отстранённой безнадежностью человека, точно знающего всё наперёд. К счастью для хозяина тира, ну, не к счастью, так к относительному спокойствию, подручный в данный момент его не интересовал, иначе хозяин здорово запаниковал бы, а не питал бы иллюзий, что мадам выйдет из игры на каком-нибудь пятом-шестом выстреле, что являлось пределом для особо выдающихся стрелков. Возможно, запаниковав, он бы начал что-нибудь придумывать, что-нибудь предпринимать, может быть не вполне честное, допустим лёгкий толчок или ещё что-нибудь в этом роде. А к чему бы всё это привело, кто его знает! Обвинили бы их в разных грехах, гораздо более страшных, чем простой толчок! Зашаталась бы их коммерческая идея тира!
Дама долго не тянула. Никто толком ещё не сосредоточился, как пала первая мишень.
- А-а-а! – зашуршал, словно сыплющийся песок, всеобщий выдох.
Мягко неброские, неуловимо слаженные движения – и вот под прицелом вторая мишень. Зрители замерли, будто это они готовились к выстрелу. И опять – не успели войти во вкус прицела, как лёгким щелчком, играючи, была поражена и вторая мишень. И уже третья пуля в стволе!
- Вот это пальчики! - прошептал кассир. - Даром, что тонюсенькие. Прямо робот-терминатор какой-то!
Толпа не успевала. Разыгрывалось нечто фантастическое по стремительности и зрелищности. Немыслимая гонка и неподвижная загипнотизированная толпа. Время почти остановилось, летели пули, бились запыхавшиеся от азарта сердца замерших зрителей. Ненавязчиво звучала музыка, оттеняя необычность происходящего.
- Не разоряй. – Словно тихий ветер занёс ей эти слова прямо в левое ухо. Незаметный уже перебрался по эту сторону стойки, стоял сбоку от женщины, чуть-чуть сзади неё, и он опять был серо незаметным.
- Промажь. – Он делал вид, что, как и все, смотрит на мишени. – Всё равно у нас нет таких денег.
- Догадываюсь. – Она чуть отстранилась от стойки, чтобы взять следующую пулю.
- Но мы тебя на обидим, найдём, чем тебе заплатить. – Он почти не шевелил губами. – Достаточно прилично.
Не глянув в его сторону, она всадила пулю в ствол.
- Нет, – ее губы тоже почти не шевелились.
- Нет? Прошу не из-за себя. Я не один в этом деле.
- Нет, – в её почти беззвучном голосе незаметный уловил твёрдость и скепсис. – Не промажу. Это выше моих сил.
В подтверждении истинности своих слов, в которых он, видимо, и не сомневался, она легко поразила конвульсивно дёргающуюся муху.
- Понимаю. Но мы останемся абсолютно ни с чем. Вернее, влезем в долги. Что равнозначно крушению.
Зал восторженно гудел и опять замирал. Уши глушил ток крови, возбуждённое сердцебиение.
- Ладно. Может быть, и снизойду. Возьму, сколько наскребёте. Но не меньше трёх тысяч. Толпе не обязательно знать, что у меня будут не десять. Пусть будет иллюзия десяти. Думаю, сможете. Но не промажу! От этого уволь! А вам только полезная реклама от этого.
Выстрел – пала очередная мишень. Незаметный не почувствовал облегчения от её слов, он не спешил радостно отвечать и что-либо оговаривать. Видно, знал или предчувствовал, что это не всё. С этой женщиной, просто быть не может.
- А ты станешь моим должником.
Наконец она сделала маленькую передышку. Оглянулась на толпу, улыбнулась сыну, его смятенному виду, холодно глянула в глаза незаметному и опять склонилась к прицелу.
- Будешь моим джинном. Будешь вкалывать на меня, исполнять мои хозяйственные желания. По гроб жизни. За недоданные деньги.
Довольно шумно втянула в себя воздух и, не выстрелив, оглянулась на толпу, в которой этот её жест сразу отозвался вздохом, в воздухе почти осязаемо повис вопрос – выдохлась? Промажет?
Мёртвой паузой, а вслед за ней, выдохом облегчения и гулом удивлённого одобрения был отмечен очередной её успешный выстрел. Всё-таки не подвела, а то они уже испугались!
- Отдать не сможешь. – Это был не вопрос, а утверждение. – Денег у тебя, как я поняла, нет. - В гудящем зрительском напряжении, замирающем лишь в момент выстрела, да с непрестанно льющейся музыкой говорить легче. - А будут, не возьму. Понял? Джинн?
Настроение толпы менялось, оно перестраивалось. Несомненно, практически всех охватило облегчение, что эта мадам не выдохлась, не промахнулась. Толпа начала осмысливать происходящее и злорадствовать, предчувствуя крах «рекламного трюка», наличие которого, хоть и спрятанное у многих, желающих выиграть, глубоко внутри, несомненно, ощущалось.
Выстрел. Конечно, меткий.
- Это мое условие. Иначе опозорю и разорю. Возьму всё сейчас и с помпой.
Выстрел.
- Деньгами и недвижимостью. Толпа поможет. Она не даст обидеть победителя. Да и браслет вернёте.
Ещё два выстрела незаметный молчал. Следил за её руками, словно удостоверялся – та ли она, что и прежде? Не даст сбой?
- Хорошо, – прошептал он, - мне надо поговорить с компаньоном.
Оба поняли – договор подписан. Они твердо знали, раз кто-то из них дал согласие, то так оно и будет. Кодекс чести действовал.
***
Празднество толпы разворачивалось в полную силу. Толпа безумствовала, радость захлёстывала
