Психиатр

растворились дымкой миража и, в голове Красевича моментально образовалось ощущение вакуума.  «Черт! Черт! Черт!» – громко вслух произнес Красевич, проверяя свое восприятие. Слова  глухим эхом отозвались в голове. «Все же даже слишком много – четыре таблетки», – подумал Красевич и с аппетитом принялся за еду
  После трапезы Иван Борисович задремал. Когда он проснулся, на часах было шесть часов вечера. Делать было нечего, погода стояла хорошая и, Красевич решил прогуляться по набережной, где стоял памятник Гоголю. Возле памятника по субботам собирались местные поэты и писатели. На выходе из квартиры, Красевич посмотрел на себя в зеркало, висящее в прихожей. Волосы на голове были всколочены и торчали в разные стороны. «Немудрено, что ребенок увидел рожки», – подумалось ему. «Устами ребенка глаголет истина», – шепотом прозвучал в голове голос. Настроения заниматься самоанализом у Красевича не было. «А вот подстричься бы не мешало», – подумал он. Когда он переступал порог квартиры, у него возникло желание выйти левой ногой. Это напомнило ему детскую игру, когда, поднимаясь по лестнице, он перешагивал через ступеньку.
  По набережной, дожидаясь начала выступления местной богемы, чинно разгуливали горожане. Среди них попадались представители элиты города – чиновники, депутаты. Красевич лично с ними знаком не был, но сегодня при встрече они почтительно кивали ему головой. «Возможно, я  кого-то им напоминаю, с кем они меня и путают», – подумал он. Кого он мог им напоминать, Красевич не знал, но они точно напоминали ему тварей из ночного кошмара. Началось выступление поэтов. Они читали свои стихи вяло и невыразительно, что было свойственно всем стихотворцам, за что срывали жидкие аплодисменты. Только под конец праздника рифмы, один творец словесной песни вызвал фурор. И хотя в стихах не было ничего особенного и стихами их назвать было сложно, но экспрессивная подача и экстравагантный вид поэта возымели свое. На нем были огромная шляпа, рваные джинсы и не было обуви. Он дико вращал глазами и брызгал слюной.
Мир бескрайний, бесконечный,
Разорвав оковы духа,
Без согласия моего,
       Вторгся прямо в сердце мне,
Только волею случайной,
Опрометчивым моим желанием,
Обрекая на горение в огне.
  Зрители в восторге кричали. Когда Красевич  внимательно пригляделся к ним, он понял, что они пьяные. Вероятно, в процессе импровизированного концерта, они тайно  сдабривали выступление поэтов спиртными напитками и достигли кондиции на стихотворце в шляпе. Поэты от зрителей в этом деле не отстали и даже преуспели. После выступления зрители и поэты смешались, а затем, делясь на группы, покидали набережную для закрепления своего состояния.
  Иван Борисович возвращался домой по пустынным улицам вечернего города. Лишь редкие прохожие, да бездомные собаки встречались ему по пути. Тишину засыпающего города нарушил мчавшийся на огромной скорости «Мерседес». В нем Красевич успел заметить мэра, сидящего на сидении возле водителя. На миг ему показалось, что мэр почтительно кивнул ему головой. В подъезд и квартиру ему захотелось зайти с правой ноги и это имело значение, как в детских играх переступать трещины на асфальте. «Не хватало еще на склоне лет компульсивным расстройством обзавестись, – дал оценку  желанию Красевич. Компульсией называют навязчивые действия, не выполнение которых вызывают тревогу. – Делайте что хотите, только не совершайте антисоциальных поступков, – говорил своим пациентам Красевич, Во вхождении в помещение с правой ноги антисоциального ничего не было. – Хм, навязчивость, – задумался Красевич, – и кто же навязывает эти желания?» «Я!» – прозвучал в голове Красевича голос. «Я?» – автоматически мысленно переспросил Красевич.  «Не ты, а я», – ответил голос.


V

Красевич сидел на кухне и мысленно разговаривал с голосом.
– Кто ты?
– Если сказать чтобы было тебе понятно, то твое Альтер-эго, а вообще –  мир, – голос на секунду замолчал, а затем процитировал стихотворение поэта, вызвавшего сегодня ажиотаж возле памятника, –  «Мир бескрайний, бесконечный…», – да так, что ни тембрально, ни интонационно было невозможно отличить от стихотворца.
– Как тебя звать?
– У меня много имен, но тебе их не нужно знать. Называй меня Мортидо, – голос усмехнулся, – да, пожалуй, я Мортидо. Тебе так будет понятнее. Да, я – Мортидо.
Из психоанализа Красевич помнил, что мортидо называют влечение к смерти  и желание, направленное на самоуничтожение и возможно, являющееся инстинктом агрессии, направленной на убийство других.
– О, нет! Это не то, что ты думаешь. Я не разрушаю, я освобождаю!
«Похоже, я сошел с ума», – подумал Красевич.
– Все в порядке, – успокоил Мортидо, – не так страшен черт, как его малюют.
– Ты черт?!
– Черт, черта, граница, пограничное состояние, безумие, – забормотал Мортидо голосом Красевича и затем уже своим голосом  гордо произнес –  я  мир! Я не разрушаю! Я освобождаю!
–  Освобождаешь от чего?
– От чего, от чего… – ворчал Мортидо, –  от привязанностей освобождаю, от зависимостей всяких.
– Наркотики, алкоголь?
– Красевич, – стал серьезным Мортидо, –  я не нарколог, я мир; освобождаю от привязанностей к зонам комфорта.
«Бред какой-то», – подумал Красевич.
– Это как посмотреть.
– Ты знаешь мои мысли?
– Так это же я у тебя в голове, а не ты у меня.
– Зачем ты появился?
– Я джентльмен.
– Я спрашиваю, зачем ты появился, а не джентльмен, ли ты. Зачем?
– Затем, что джентльмены без приглашения не приходят.
– Так кто ты?!
– Я Мортидо! Я Альтер-эго! Я мир! Я освобождаю! – как кувалдой вбивал Мортидо слова в голову Красевичу. – Перестань спрашивать одно и то же! – голос Мортидо звучал так громко, что у Красевича пульсировало в висках.
– Прошу тебя, успокойся! – взмолился Красевич, обхватив голову руками.
«Неужели я добровольно дал согласие на вселение беса, –  думал он – Тьфу, какие к черту бесы. А что тогда? Альтер-эго никогда не встречается с основной личностью одновременно,  и только временно захватывает сознание. Шизофрения? Слишком поздно для возникновения в моем возрасте. Остается бес?»
– Ты бес?
– Я мир, но если ты не способен это понять, то думай, что я бес. Я освободитель. Освобождаю от привязанностей и открываю мир возможностей. Взять к примеру тебя, Красевич, ты всю жизнь был привязан к психиатрическим догмам и в результате зашел в тупик. А теперь, когда я тебя освободил от привязанности к ним, перед тобой открылся новый мир, с новыми возможностями. Воспользуешься ими ты или нет, уже дело твое. Ладно, пока хватит. Скучно станет – зови.
Иван Борисович по опыту своей работы знал, что когда с человеком происходит нечто выходящее за рамки обыденности, главное не паниковать и сохранять спокойствие. На всякий случай он выпил две таблетки феназепама и, решив, что утро вечера мудренее лег спать. «Что-то  есть в освобождении от привязанностей», – засыпая, подумал он.
Проснувшись утром, он подумал, что даже если произошедшее с ним вчера было временным психическим расстройством, то это принесет ему пользу. Знать на своем опыте, что происходит с пациентом, гораздо ценнее для врача, чем весь теоретический материал по психиатрии. В мировой практике многие врачи намеренно заражали себя возбудителями болезней для того, чтобы экспериментально проверить свои гипотезы. В Красевиче проснулся азарт. «А ведь верно, что я погряз в научных догмах и они завели меня в тупик», – думал он, Ему захотелось еще раз прочувствовать то, что испытывают больные.
– Мортидо, ты здесь? – мысленно спросил он.
– Да не болен ты Красевич, не болен, – отозвался в голове уже знакомый голос. – Скоро сам это поймешь. Пользуйся лучше возможностями.
Такой поворот обрадовал Ивана Борисовича. Он не был импульсивным человеком и поэтому не стал спешить с продолжением диалога. Из принципов отношения к делу  «Куй железо пока горячо» и «Ямщик не гони лошадей» ему был ближе второй. Позавтракав, он собрался в парикмахерскую. Выходил из квартиры и подъезда с левой ноги.  Путь к салону, где он обычно стригся, проходил рядом с мусорными контейнерами. Возле них стоял черный кейс, с какими обычно ходят преуспевающие бизнесмены. Кейс был совершенно новым и ярко контрастировал на фоне пакетов с мусором, небрежно выглядывающих из баков. Во дворе не было ни души. В другой раз Красевич прошел бы мимо, но сегодня в нем проснулся ребенок, который увидев в песочнице игрушку, оставленную без присмотра, тащит ее домой. Красевич, оглянулся по сторонам и, убедившись еще раз, что вокруг никого нет, подошел к кейсу и взял его. Кейс был явно не пустой. Красевич на миг ощутил себя первобытным человеком, занимающимся собирательством. У него возникло непреодолимое желание поскорее узнать, обладателем чего он стал, и он со своей «добычей» поспешил обратно домой. Возле своего подъезда Красевич еще раз оглянулся в сторону мусорных контейнеров. Рядом с ними стояла та самая женщина в рваной шубе, которая в прошлый раз взяла одну из книг, выброшенную им. Она внимательно смотрела на него. В подъезд Красевич зашел с правой ноги.
На кейсе стоял двойной кодовый замок с шестью цифрами. Недолго думая, Красевич набрал 131 на одном замке и 313 на другом. Как ни странно, но интуиция его не подвела, замки со щелчком открылись. Подняв крышку, Красевич увидел аккуратно запакованные в целлофан пачки денег. «Что это?!» – вслух воскликнул он. «Счастливый случай, Красевич, – прозвучал в голове голос Мортидо, –  но он на долю подготовленного человека». Готовым к такому случаю, Иван Борисович не был и поэтому не стал лихорадочно пересчитывать деньги и строить радужных планов, как сделало бы большинство людей, выдайся бы им такое дело. Он только разорвал целлофан, вытащил из одной пачки несколько крупных купюр, закрыл кейс и поставил его возле дивана. Неожиданная находка не изменила планов Красевича посетить парикмахерскую, но внесла коррективу. Он решил, что сегодня будет стричься в одном из элитных салонов  города.
Уже через полчаса Иван Борисович сидел в кресле престижного салона, куда добрался на такси. Зарплата врача позволяла пользоваться исключительно общественным транспортом, и Красевич получил давно забытое удовольствие от проезда на «извозчике», как будучи студентами, они называли такси. Стригла Красевича высокая смуглая брюнетка с фигурой модели. Ей хоть сейчас можно было выйти на подиум, если бы не один дефект, который не скрыл бы ни один макияж. Лицо брюнетки было перекошено, в результате чего один глаз был выше другого. Когда она закончила стричь, Иван Борисович на миг увидел в зеркале себя с бородкой и в строгом черном костюме.  «Пожалуй, борода мне пойдет», – подумал он и решил с сегодняшнего дня не бриться и купить новый костюм.
Красевич вернулся домой, взял из кейса пачку денег и поехал в самый модный бутик. Там он купил роскошный костюм, остроносые черные ботинки и в довершении трость с набалдашником в виде головы египетского бога Анубиса. И хотя Красевич не хромал, но переодевшись  во все новое и выйдя из бутика, он намеренно стал припадать на левую ногу. Свой новый вид в отражениях витрин магазинов ему нравился. «Курить хочу», – сказал Мортидо и