тебя уведут отсюда другие люди. У нас есть полчаса, чтобы ты подробно нам обо всем рассказал.
– Не смеши. Соглашусь и подпишу себе смертный приговор.
– Я похож на клоуна? Серега, разве я тебя хоть раз в жизни предал, подставил или когда-нибудь не сдержал свое слово, неужели ты мне не веришь?
Заварзин подумал немного и согласно кивнул.
– Таким надежным ты остался в моей памяти.
– Ты думаешь, я тебя забыл и ни разу не вспоминал. Нет, Сережка, ты для нас с Валеркой был близким другом.
При упоминании Морозова, Заварзин нахмурился и спросил:
– Ты знаешь, что Валерка теперь работает в милиции?
– Знаю, но для настоящих друзей не должно быть преград, ты же помнишь, как мы поклялись оставаться друзьями на век и помогать друг другу в беде.
– Я хорошо это помню, Саш, и, пожалуй, расскажу кое-что о себе, но обещай, ничего не говорить Морозову, вот такие мои условия.
– Как скажешь, я тебя понимаю. Начни с момента, когда меня посадили за драку и, что после этого с тобой случилось, ведь тетя Лиза – твоя мама, тебя обыскалась, ей в милиции сообщили, что ты пропал без вести. Ты хоть знаешь, что она умерла?
Заварзин, молча, кивнул. Воробьев расстегнул наручники и дал ему стакан с водой напиться.
– Когда ты получил срок за ту драку, – начал Заварзин, – мы очень за тебя переживали, особенно Валерка, ведь, по сути, ты полностью взял на себя преступление. Морозов чувствовал себя виноватым, но мы с твоей матерью приложили немало усилий, чтобы он не наделал глупостей. Потом я пошел учиться в техникум и с отличием закончил его, там же на военной кафедре, получил звание младшего лейтенанта. Затем попал на военные сборы. Дальше работать по специальности не захотел и поступил в военное училище, решил попробовать себя в армии. Тем временем Валерка уже служил, это потом я узнал, что он дембельнулся и пошел в школу милиции. Тогда я был рад за него, только тебя с нами не было.
– Как ты оказался на фото вместе с Наташей?
– Черт! Ты же не в курсе, я в техникуме учился с ее братом и как-то раз он позвал меня к себе домой на день рождения. Вот там я и встретился с Наташей. Мы разговорились, вспоминали о школе, перебрали всех знакомых, о тебе, кстати, тоже вспомнили. Так получилось, что мы стали чаще видеться и сдружились. Клянусь, я влюбился в Наташу и понял, что не могу без нее жить, она мне еще в школе нравилась, только я тебе этого не говорил. Я предложил ей выйти за меня, она была не против и перед тем, как я окончил училище, мы поженились. Это фото мы сделали как раз перед моей отправкой в военную часть. Я попал в Семипалатинск и хотел вызвать ее, но на тот момент Наташа училась в институте. Вскоре я дослужился до лейтенанта, и тут-то случилась беда, перевернувшая жизнь многих военных, вспыхнул конфликт в Афганистане. Незадолго до войны я прошел обучение в специальном центре «Шерабад» ТУРКВО. Приказ есть приказ и меня направили служить в часть в составе сороковой Армии.
– Теперь я знаю, где ты обучился снайперскому делу, – пояснил Ирощенко. Заварзин кивнул и продолжил рассказ.
– Я не любил писать о себе Наташе, да и цензура строго отслеживала, чтобы ничего лишнего о наших действиях в «Афгане» не говорилось. Затем со мной случилось несчастье, я подорвался на мине, это было в провинции Логар под Кабулом. Врачи не смогли спасти мою ногу и мне ампутировали ступню, после госпиталя комиссовали по состоянию здоровья. Я приехал в Семипалатинск и какое-то время жил там. Позвал к себе жену, соскучился безумно, но Наташа после окончания института попала в торговлю и не хотела потерять должность. Безусловно, она звала меня в Новосибирск, но я оттягивал приезд, боялся и стеснялся, что она не примет меня калекой. Вот тут-то ко мне приехал армейский друг, офицер, мы с ним воевали вместе. Мы вместе поехали в Новосибирск. Наташа встретила меня хорошо, конечно расстроилась, когда увидела протез и укорила за то, что промолчал о ранении. Мы жили в ее квартире, она пристроила меня на работе, но через какое-то время я заметил, она больше меня не любит, наверное, из жалости продолжала оставаться со мной. Мой друг майор еще несколько раз приезжал к нам в гости и однажды чисто случайно я застал их в одной постели. Тогда я порвал с Наташей и ушел жить к маме. Потом мы развелись. Я не мог простить ей измену, и к тому же безумно ревновал. Напридумывал себе всякой всячины и как-то раз подвыпивший приперся к ней выяснять отношения. Она не захотела меня слушать и прогнала. Тогда я подкараулил своего бывшего друга-офицера и сильно его избил. Естественно, меня задержали и устроили допрос. У меня голову совсем сорвало, нервы после «Афгана» расшатались. Инспектор, проводя дознание, задал мне провокационный вопрос, я оскорбился и дерзко ответил. Словесная перепалка закончилась дракой, я ударил ему кулаком в переносицу и повредил нос. Меня сильно избили и отправили в КПЗ. Посадили в камеру, где уже сидели три недоумка. Они заметили, как я переживаю и отмалчиваюсь, стали прикалываться надо мной. Один тип вывел меня на откровенный разговор, я по глупости и сказал ему, что служил в армии офицером. Они обозлились на меня и стали еще больше прикалываться и издеваться надо мной. Я не выдержал и бросился на одного с кулаками, за это они меня избили. Потом меня перевели в другую камеру, где сидел закоренелый урка, но он показался мне более душевным, чем те трое отморозков. Мы разговорились, и он почему-то прислушался ко мне. Дал несколько полезных советов, например, как вести себя в тюрьме, а главное никому не говорить о своей службе, пока я после суда не попаду в спецзону для таких, как я. Я рассказал ему, как воевал в «Афгане» и про то, как был снайпером. Вскоре его увели, а я стал ждать перевода в тюрьму, но вместо этого меня привезли обратно в отдел и человек, назвавшийся моим адвокатом, настоял, чтобы я извинился перед инспектором, который по непонятным мне причинам, отказался от своего заявления. Я и мечтать не мог о таком счастье, но меня выпустили, и я приехал на квартиру к маме. Прошла неделя, на улице ко мне подошел один человек и предложил поговорить. Мы зашли в забегаловку и он объяснил, что это он предложил инспектору деньги, чтобы меня оставили в покое. Мне показалось, что это был грузин, к тому же он говорил с акцентом.
– Это был Мамука Гебанидзе? – спросил Воробьев.
– Кто? – переспросил Заварзин.
– По-иному, Мераб, авторитетный вор, – ответил Александр.
– Да, это был он. Но тогда он себя не называл. После продолжительного разговора он предложил мне хорошо оплачиваемую работу. Я понял, в чем тут дело, человек, сидевший со мной в одной камере, рассказал Мерабу, что я был снайпером. Сначала я отказался, но Мераб попросил меня не торопиться с отказом и на следующую встречу принес совершенно новый протез и дал кучу денег для поддержания так сказать штанов. Я был на мели и потому принял его предложение, чтобы иногда оказывать ему услугу по части устранения каких-то не «хороших» людей. Потом он снабдил меня совершенно новой винтовкой, я пристрелял ее и приготовился выполнять задания.
– Вот тогда ты и вспомнил о своем бывшем друге-офицере и решил отомстить ему за предательство. Ведь первой твоей жертвой был офицер Советской армии. Правильно я говорю? – логично рассудив, спросил Александр.
– Совершенно в точку. Майор с Наташей переехали жить в Семипалатинск. Я убил его без всякого угрызения совести, ведь он жестоко меня предал. Наташу я не тронул и оставил в покое, но до сих пор не могу забыть. Я очень сильно ее любил, похоже, так и не перестал… – Заварзин тяжело вздохнул и, переведя дух, выпил стакан воды, – ну, а дальше вам все известно,
– Серега, как же ты решился убивать, вот так, продался за деньги первому встречному, посулившему тебе хороший «заработок»?
– Еще как мог! Я же не дурак и видел, как меня предали: государство сунуло меня в самое пекло, научило людей убивать, а после комиссования бросило на произвол судьбы. За что я оставил в «Афгане» свою ногу? Чтобы потом меня гоняли по разным госпиталям и больницам, натягивали на обрубленную ступню корявый протез, который после каждого шага вызывал боль. За эту нищенскую, инвалидную пенсию. Да кому я нужен такой, кроме своей матери. Меня даже жена предала и друг армейский. Обозлился я на всех и вся, а когда встретил Мераба, то понял, надо жить по-другому. После расчета с майором я окончательно убедился, моя война еще не окончилась, тем более Мераб обрисовывал мне совершенно другую ситуацию, моя работа, это – очищение общества от «плохих» людей.
– Глупец! – Возмущенно воскликнул Александр, – ты совершенно не знал тех людей, ты не следователь и не судья, их преступления не доказаны. Ты просто слепой убийца, оказавшийся в руках жадного до крови отмороженного бандита. Когда ты успел таким стать, я помню тебя совершенно другим?
– Саш, ты не пережил подобного, тебе этого не понять.
– Да где уж мне понять, я ведь такой далекий, – скептически ответил Воробьев
– Не обижайся. Понимаешь, когда я первый раз убил человека, пусть даже врага, душмана, а потом еще и еще… На войне совесть притухает, нас учили: перед тобой враг, хочешь жить, нажмешь на курок. Я ко всему привык, даже к смерти, винтовка для меня стала не только орудием убийства, это был способ отстоять наше право и защитить бедных людей от капиталистов.
– Хорошо тебе в политчасти промыли мозги, – съязвил Ирощенко, – да что тут рассуждать, из боевого офицера ты превратился в обыкновенного убийцу, не желающего понять: прежде, чем слепо убивать человека необходимо тщательно разобраться, в чем он виновен. Значит, не совесть тобой управляет, а злоба и алчность к деньгам. Ты никогда об этом не задумывался?
– Поначалу думал, потом перестал.
– Рядом с тобой люди гибли, а другие после ранений тоже оставались инвалидами, вот бы все они пошли в убийцы, это же так просто, выстрелить в безоружного человека. Я могу понять тебя, как офицер офицера, принявшего присягу, тогда мы становились исполнительными болванами на службе у государства, но индивидуальное мышление личности состоит в том, чтобы не дать втянуть себя в водоворот государственных преступлений. Ты думаешь те, кто отдавал тебе приказ убивать, чище тебя… Нет, они коварнее, чем ты, поэтому всегда остаются в стороне. А ты не просто доверчивый и обманутый, ты просто бесхребетный и эгоистичный негодяй. Жизнь складывается из разных обстоятельств, бывают случаи, когда приходится брать в руки оружие, чтобы защитить свою жизнь и близких тебе людей, но то, что ты выбрал, это мерзко и не оправданно. Ты обыкновенный убийца, а не «чистильщик» общества, так что не оправдывай свои преступления, возводя их в степень справедливой мести.
– Ладно, об этом можно говорить долго, а у нас мало времени, – в разговор вступил Воробьев и спросил Заварзина, – как ты связываешься с Мерабом?
– Каждую пятницу я покупаю свежую газету «Молодость Сибири» и в разделе некрологов нахожу сообщение от Мераба, он указывает дату, время прощания с покойным и адрес, это означит, где и во сколько состоится встреча.
– Хитро придумано, – заметил Волков.
– Сам Мераб никогда не приходит на встречу, посылает одного и того же человека, я не знаю, как его зовут, но по фотографии узнаю, – дополнил
