ещё за чушь, что за…
Динка тихо ахнула и задрожала, как в ознобе, когда его пальцы неуверенно коснулись её торчащих сосков.
Шуберт тоже сдавленно ахнул, когда она поспешно и неловко стянула с него штаны, и его член, высвобождаясь, конвульсивно ткнулся ей в ладони.
– Ого! – округлив глаза, выдохнула она. – Только хардкор…
Шуберт скрипнул зубами.
Его «хардкор» пульсировал у неё в руке, влажный и очень горячий, и она отстранённо подумала, что презерватив, наверное, уже не понадобится.
Не успеет понадобиться.
Ну уж дудки!
Динка раскатала презерватив так осторожно, будто член у неё под пальцами был стеклянным, и так же осторожно и медленно, зажмурившись до рези в глазах, начала опускаться на него, сжимая коленями бедра Шуберта, а руками – плечи, вбирая его в себя буквально по миллиметру.
Она гортанно вскрикнула, когда Шуберт внезапно дёрнул её вниз, насадив на себя, и оба они замерли, прерывисто дыша.
Чувствуя, как от напряжения спина покрывается испариной, Динка почти беззвучно прошептала:
– Ты же… сказал, что не… не шевельнёшься...
Шуберт то ли хохотнул, то ли всхлипнул, и, запустив пальцы в её кудряшки, притянул к себе её голову, зажимая рот яростным поцелуем. И Динка, вся дрожа, радостно отвечала ему и двигалась лихорадочными рывками, раскрываясь и впуская его ещё глубже, до тех пор, пока он не стиснул ей бёдра, опрокидывая на бок. И наконец начал двигаться сам.
Динка даже заскулила от нетерпения, сдирая с него футболку и отправляя её куда-то к своим трусикам. А потом крепко прижала его к себе, с упоением гладя его плечи и спину.
– Это просто… праздник какой-то! – выдохнула она, на миг вырвавшись из поцелуя, а Шуберт, двигаясь всё быстрее, плавными и длинными толчками, снова смял её губы своим горячим ртом.
«Эрогенная зона», – подумала она отрешённо. Всё её тело вдруг стало сплошной эрогенной зоной, вспыхнув от макушки до пяток. Это и вправду было смешно. Смешно, смешно, сме…
Мысли кончились.
Динка инстинктивно вскинула колени, чтобы слиться с Шубертом ещё теснее, раскрыться ему ещё больше, и прижалась к нему изо всех сил, пряча лицо у него на плече.
– Ма-ама! – хрипло вскрикнула она, крупно вздрагивая и цепляясь за него так, будто тонула, слыша его низкий прерывистый стон, чувствуя, как он содрогается под её руками.
…«Так хорошо, что умереть можно», – едва не вымолвила Динка, продолжая прижиматься к нему, и плотно сжала вспухшие губы.
Её казалось, что они лежат так уже целый час. Или целый год. Или…
– Что это было? – пробормотал Шуберт куда-то ей в волосы, и она, подавив острое желание ответить: «Это же яхта «Беда», сэр!», лишь блаженно улыбнулась. – Ты… почему молчишь?
Продолжая улыбаться, Динка потёрлась носом об его твёрдое плечо и опять промолчала.
Он взял её за подбородок. И сказал, вглядываясь ей в лицо, будто видел впервые:
– Это всё так… деструктивно.
«Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно…»
Динка согласно опустила ресницы.
– Это всё… – он запнулся. – Ты смеёшься?
«Ни толку, ни проку, не в лад, невпопад совершенно…»
Она покачала головой.
Отворачиваясь, Шуберт глухо проговорил, не отпуская её:
– Я… да, соврал. Я просто… думал, что у меня ничего не получится. Я вообще раньше никогда… я… чёрт, я прямо как этот несчастный долбанный Кьеркегор…. – Он осёкся, коротко усмехнувшись.
Динка крепко сжала его пальцы и потёрлась об них щекой.
– Ты только ничего там себе не воображай, – сдавленно зашептал он, поворачиваясь и снова утыкаясь лбом в её макушку. – Мы не пара. Это просто… физиология, я же сказал. Мы друг другу не подходим. Совсем. Я всегда просчитываю все возможные варианты неприятностей, так что можешь мне просто поверить… И… меня зовут Артём. Ты почему молчишь?!
Динка сморгнула навернувшиеся отчего-то слёзы и наконец засмеялась.
