Да пошли вы все!..

дотрусили до Дарькиных пенатов. Там он остановился, оглянулся на нового хозяина, вбежал в старое родовое гнездо и скрылся в темноте. Иван Иванович присел на низкую скамеечку около пустой песочницы под многочисленными взглядами седых наблюдателей, сидящих целыми днями в застеклённых конурах. Ждать пришлось не очень долго – с десяток минут. Выйдя, страдалец постоял, разыскивая глазами большого друга, нашёл и, подойдя медленными шагами, уткнулся в лодыжки. Иван Ильич наклонившись, молча гладил маленького друга по спине. Он знал, что своё горе надо перетерпеть в одиночку, не делясь ни с кем. А ещё понял, что малыш ещё очень долго будет горевать о прежней хозяйке, и с этим надо мириться новому хозяину.
- Что делать, - успокаивающе произнёс он. – Надо жить дальше, - добавил дежурные в таких случаях, но верные слова.
Дарька поднял на него глаза, переполненные такой звериной тоской, какой никогда не бывает у людей.
- Пойдём, однако, - решительно сказал Иван Ильич, решив как можно скорее увести сироту с печального места. – Пойдём гулять, дружок.
Глаза малыша мгновенно прояснились, и он даже вильнул несколько раз пародией на хвост, как будто услышал хорошо знакомые и любимые три слова.
И пошёл, но не в обратный путь, как ожидал Иван Ильич, а за дом, а там – ещё за один и ещё… пока не кончилась застройка. Они неожиданно вышли к громадному реликту пощажённого матёрого леса. Толстенные сосны и старые берёзы начинались почти от самых домов и широко уходили вдаль, скрывая половину закатного неба. Затенённая земля под ними была сплошь укрыта толстым осенним ковром, сотканным из пожелтевших иголок и листьев, и украшена весенней зелёной травой, растущей редкими кустиками там, где на неё падали солнечные лучи. У Ивана Ильича при виде такого близкого земного рая растянулась блаженная улыбка, и он подумал, что не худо бы для сохранности природного чуда повесить табличку «Вход по божьим пропускам!», надеясь, что у Дарьки он есть, а его пропустят как опекуна. Не медля, они углубились в дебри, в которых было свободнее и чище, чем в парках. Широкая хорошо набитая любителями девственной природы тропа вела куда-то вдаль. Терпко пахло прелью.
- Озон! – восторженно воскликнул прошедший в рай по блату и вычитавший из книжек, что сосны в изобилии выделяют этот газ. – Красотища! – восхищался асфальтовый человек, подняв голову к небу и видя сквозь верхушки игольчатых красавиц высокое, выше, чем в городе, и далёкое нежаркое солнце. «Ну, Дарька! Вот молодчина!» - мысленно похвалил он проводника, а тот уже исчез между деревьями, знакомясь с незнакомыми следами и метками и предоставив хозяина самому себе. Иван Ильич тоже сошёл с натоптанной тропы и побрёл между могучими красавицами, загребая ногами ковровые листья, бездумно улыбаясь и глубоко вдыхая целительный воздух. То и дело останавливаясь, он прислушивался к шелесту листьев, жалел, что почти не слышно райских птиц, порхающих в вершинах деревьев, с наслаждением нюхал листочки берёз, осторожно помял игольчатую кисть и даже зачем-то пожевал несколько хвоинок, - в общем, приобщался к дикой природе, сдавленной тесным бетонным многоэтажьем, и никогда не чувствовал себя так хорошо в одиночестве среди немых хозяев.
«Хорошо бы построить здесь большой, пахнущий сосновой смолой, дом», - возмечтал он, расслабившись. – «Завести дворовое хозяйство – собака уже есть, библиотеку и… добрейшую, всегда улыбающуюся, немногословную хозяйку. И как можно меньше встречаться с извращёнными очерствевшими городскими обитателями. Отгородиться от всех высоким забором и зажить райской жизнью, не завися ни от кого». Он и не подозревал, что того же хотят многие, а многие на другом конце леса, у чистейшего озера, уже самовольно приобщились к местному сонму святых, купив сан и место на ворованные или отнятые деньги, построили двух- и трёхэтажные кирпичные кельи, огороженные высоченными металлическими заборами с колючей проволокой поверху, охраняемые сторожевыми собаками и камерами видеонаблюдения, заменившими табличку «Вход по божьим пропускам!».
Дарька, нарушив кайфорию, возник, словно из-под земли или материализовался из наэлектризованного озонового воздуха. Усиленно вертя обрубком и блестя возбуждёнными глазами, он встал вполоборота и всем своим нетерпеливым видом показывал, что надо идти-спешить за ним.
«Что он там такое нашёл?» - заинтересовался Иван Ильич и пошёл-поспешил. Они снова выбрались на изрядно исхоженную тропу и направились внутрь леса. Первопроходец торопил, забежав далеко вперёд, часто останавливался и оборачивался, подгоняя неповоротливого хозяина. Минут через пять стало ясно, куда и зачем они спешат. За пологим поворотом показалась женская фигура с мельтешащей вокруг неё чёрно-белой собачкой размерами под стать Дарьке. Девичью стройность высокой фигуры подчёркивали узенькие чёрные брючки и тесная чёрная курточка до пояса, открывавшая спереди белую блузку с едва обозначенным недоразвитым бюстом. «Вобла!» - нелицеприятно оценил Дарькину находку знаток женского пола. – «Жердь!» - уточнил вторым впечатлением первое. Заботливый пёс нашёл прожженному женолюбу не то, что тому хотелось. Подойдя ближе, он разглядел и лицо, лишённое камуфлирующей косметики и украшенное тонкими морщинками под глазами, у губ и на открытой шее. «Н-да», - определил скептически, - «дама не первой свежести». В лице её не было ни одной детали, ни одной чёрточки, за которую хотел бы зацепиться привередливый взгляд, как говорят в криминалистике: без индивидуальных примет. Не украшали её и русые гладкие волосы, небрежно собранные на затылке в ком, только подчёркивали серость лица. «Нет, нам такая не подойдёт», - окончательно определил привередливый Казанова. – «Нам бы что-нибудь поухватистее и поярче». Дарьке чёрно-белая малявка явно пришлась по вкусу. Они сразу же, словно старые знакомые, принялись бегать в догонялки, поддразнивая друг друга. Развеселившийся дьяволёнок валял её, словно полено, с брюха на спину, покусывал за что попало, трепал за уши и шею. Малявка вырывалась, вскакивала и набрасывалась на него, стараясь клюнуть острым носиком в живот, потом отскакивала и убегала полукругом. В общем, собаки резвились, несмотря на то, что были явно разных пород, как и Иван Ильич с «жердью».
- Здравствуйте, - посчитал нужным поздороваться интеллигентный хозяин породистого пса, соизволившего валять мелкотравчатую шавку.
- Здравствуйте, - остановилась «вобла» и, оторвав взгляд от взбесившихся от радости псов, пристально взглянула на удачливого собственника. – Вы привели Дружка? – спросила непонятно, заставив Ивана Ильича оглянуться в поисках незаметно увязавшегося дружка.
- Какого дружка? – спросил, не обнаружив вокруг никого. – Что вы имеете в виду?
- Я имею в виду его, - показала рукой на Дарьку, сидящего в изнеможении с раскрытой пастью и выпавшим языком. – Раньше с ним приходила Серафима Иннокентьевна. Вам известна такая? Кто вы ей?
- Никто, - отказался Иван Ильич от родства со старой хозяйкой Дарьки, - и незнаком, - отказался и от знакомства с ней. – Я пришёл с Сударем, а не с каким-то Дружком.
- Я не могла ошибиться, - безапелляционно заявила неприятная особа. – Убедитесь сами, - и требовательно позвала: - Дружок! Ко мне!
Дарька послушно примчался, сел перед ней и уставился внимательными глазами, ожидая разъяснений, зачем позвали и для каких надобностей оторвали от подружки.
- Вот видите? – торжествовала мегера. – Как он к вам попал? – спросила требовательно, как пса. – Серафима Иннокентьевна, его хозяйка, часто жаловалась на всякие болячки, - мегера поморщилась, - уж не стряслось ли что с ней?
- Больше не будет жаловаться, - успокоил Иван Ильич и, в который уже раз, рассказал, как они сошлись с Дарькой. – Теперь он – Сударь, а по-простому – Дарька.
Дама оценивающе посмотрела на него, потом перевела взгляд на Дружка-Дарьку, всё ещё дисциплинированно ожидающего запаздывающей команды.
- Иди, гуляй! – разрешила вместо хозяина и согласилась: - Пусть будет так, - и даже улыбнулась. Вмиг лицо её преобразилось, смягчилось и стало женским, а глаза залучились симпатией.
У Ивана Ильича отлегло от сердца, и он выдал ей балл за привлекательность.
- Поскольку Сударь, - она выделила новую кличку короткой паузой, - вас выбрал, то и нам придётся познакомиться с вами. Собаку мою зовут Джулией, а по-простому, как вам нравится – Юлей. А меня – Верой Васильевной, по фамилии Соколова, - и протянула руку.
«Самостоятельная женщина», - определил недавний подкаблучник. – «Везёт мне сегодня на новых знакомых с птичьими фамилиями, как будто нарочно кто-то сбивает нас в птичий базар. Только у этой она покруче – Соколиха! По инициалам так и вообще целые ВВС», - и скромно назвал себя, чуть запнувшись на неудачной фамилии. Но Вера Васильевна никак не среагировала на неё и тем заработала второй балл по привлекательности.
- Как давно вы занимаетесь собаками? – спросила для поддержания разговора и медленно двинулась вперёд, к выходу из леса, часто посматривая на резвящихся собак и увлекая за собой нового знакомца-собаковода. – У вас большой опыт?
- О, да! – подтвердил профессионал. – Скоро будет два дня.
Вера Васильевна с любопытством посмотрела на юмориста и рассмеялась в голос, а он сразу же приплюсовал ей ещё один, третий, балл за привлекательность.
- Значит, вы не представляете, сколько забот взвалили себе на плечи, - мягко предупредила его. У неё, несмотря на суховатый вид, голос оказался мягкого приятного тембра. – У вас много свободного времени?
- У нас с ним с некоторых пор установился консенсус, - похвастал бездельник.
Однако на этом занимательную беседу пришлось прервать. Навстречу быстро приближался парень с громадной чёрно-бурой овчаркой. Зверюга, пытаясь вырваться на волю, натягивала ремённый поводок, вынуждая хлипкого поводыря передвигаться тормозящим пружинистым шагом. Но вот она увидела игрушечных собратьев и что есть силы дёрнула повод, уронив парня на живот и потащив его по земле. Он не удержал псину, и освобождённое страшилище галопом устремилось к недругам, чтобы выяснить, кто сильнее. Опытным собаководом, как назло, овладело нервное оцепенение. Он стоял в столбняке и ждал, не предпринимая никаких мер самозащиты. Ему ещё никогда не приходилось быть вожаком и спасителем стаи. Да и что он мог сделать со своей пастью, приспособленной для котлет? Но агрессору не было никакого дела до людей. Он устремился к себе подобным малышам, в страхе присевшим рядом с тропой и дружно заливисто лаявшим на нападавшего, стараясь визгливыми колоратурами запугать грубияна. Где там! Усиленно виляя настоящим роскошным хвостом величиной с обоих защищавшихся, молодой кобелина нахрапом подлетел к ним и, не внемля отчаянным воплям и раскрытым пастям, в которых не поместилась бы и одна его лапа, сунулся, чтобы обнюхать и познакомиться, нахально цепляясь к Юле. А та – вот женская натура! – нет, чтобы отвадить непотребного, чересчур уж массивного, кавалера, начала с ним заигрывать. То игриво отскочит, будто в страхе, то сама потянется носом к нему, то отбежит, оглядываясь, то подскочит боком, тоже норовя обнюхать, то обежит его кругом. Бедный Дарька