Да пошли вы все!..

мурлыкал, приятно ощущая податливое и беззащитное тельце друга. – Хороший парень! – и умилялся терпению и доверчивости малыша. – Чистым можно и в космос лететь. – Но потенциальный космонавт не хотел в космос, он хотел на диван. – Ещё самую малость.
Вода в ванне посерела от грязи. Дарька нагрелся и тяжело задышал, и Иван Ильич заторопился:
- Сейчас, сейчас!
Он всячески старался, чтобы мыльная вода не попала в уши и в глаза – вот когда по-настоящему пригодились чуткие пальцы электронщика, но она стекала на нос, и космонавт недовольно фыркал и чихал. Разомлев, он поднял глаза на хозяина, давая понять, что процедура ему надоела.
- Ещё потерпи! – уговаривал тот, выпустил грязную воду и, отрегулировав душ, смыл её с заблестевшей шерсти. – Видишь, сколько на тебе грязи? – выговаривал другу. – А ты кобенишься-кобелишься. Ещё немного, и готов на выставку!
Когда закончил и критически осмотрел заново рождённого, то удивился, до чего тот стал маленьким и худеньким с прилипшей к рёбрам шерстью. Только уши да обрубок торчали, и удовлетворённо сияли большущие глаза. И как в таком крохотном тельце, пережившем такой нечеловеческий стресс, сохранилась богатая жизненная энергия и воля к жизни! Сам-то Иван Ильич сник и от меньшей встряски после развода. Неврастеник, одним словом, да и только!
- С лёгким паром! – поздравил он маленького друга с большой душой.
Осторожно поднял, поставил на ванную доску и накрыл полотенцем, впитывавшим стекающую воду. И Дарька помог – встряхнулся всем телом, обдав брызгами Ивана Ильича, и даже улыбнулся, заметив, как тот от неожиданности слегка отпрянул.
- Спасибо!
Второе полотенце понадобилось, чтобы завернуть малыша – не дай бог, простудится! – и отнести на диван. Подняв кулёк и прижав к груди, Иван Ильич вдруг вспомнил, как принял когда-то в роддоме почти такой же с дочерью и почти так же млел от близости самого родного человечка. Теперь её ни в какой кулёк не завернёшь и прижать к груди неудобно. И было это очень-очень давно и совсем-совсем недавно. А теперь из махрового полотенца торчала осоловелая усатая мордочка отмытого дьяволёнка, и была она такой симпатичной, что страстно захотелось чмокнуть, но чересчур расчувствовавшийся сангвиник, сдерживаемый прежними многочисленными правилами, сдержался и в этот раз, подумав, что псу может не понравиться. Переложив полотенце так, чтобы под Дарькой была сухая сторона, он опять завернул его в кулёк, уложил в уголок дивана и присел рядом, ожидая, пока окончательно разомлевший Дружок не закрыл затуманенные глаза, сопротивляясь сколько мог, и, положив голову набок, заснул. Иван Ильич поправил ему завернувшееся ухо и ушёл на собственное омовение. Изменив обычаю, он не стал киснуть в ванне, а быстро вымылся под душем и заторопился к спящему. Тот безмятежно спал в кульке и даже не открыл глаза, когда хозяин, сидя, чтобы не потревожить друга, примостился рядом.
«Счастливец!» - подумал счастливо. – «Дрыхнет без задних лап и никаких забот о хозяине». А тому надо думать, как быть завтра. Хотя и думать особо не о чем, всего-то два приемлемых реальных варианта. По одному – оставить пса на день в квартире и целый день мучиться мыслями, как он там, в огромной запертой клетке. По второму – оставить несчастного на улице и целый день беспокоиться, где он и что с ним: не убежал ли снова на базар, посчитав, что его выставили за дверь насовсем, или залёг в скорбной апатии у дверей старого жилья. «О-хо-хо!» - тяжело вздохнул Иван Ильич, не зная, как выйти из безвыходного положения. Так ничего и не придумав, оделся, напился чаю и сел в кресло к телевизору посмотреть «петросянщину» без звука. И в какой-то момент жалкого кривляния бабок его осенило. Не медля, он ринулся в кладовку, отыскал заржавевшую тупую и покрытую от бездействия четвертичной пылью ножовку – как ещё вспомнил о её существовании! – и решительно подступил с добытым орудием к входной двери. Оказывается, и из безвыходного положения есть выход, и он устроит его в нижнем углу двери, вырезав квадрат, чтобы Дарька мог пролезть туда и обратно. Эврика! Попотев с непривычки, не давая себе ни минуты, чтобы не передумать, он единым духом вырезал дыру, надеясь, что коты не станут частыми гостями в квартире. Чтобы снаружи не так дуло, набил сверху кусок старого одеяла. Всё! Осталось дождаться, когда проснётся пёс, и на пару с ним освоить ходы-выходы. «Ай да молоток – радиоэлектроник!» - похвалил себя домашний рационализатор. – «Одной дырой убил сразу два взаимоисключающих варианта!» Но тут подъёмное настроение подпортила Марья Ивановна. Услышав непонятные звуки, а может быть, дождавшись его шевеления на площадке, она опять вышла, но была уже спокойнее, как будто начала свыкаться с дорогой потерей.
- Что это вы мастерите, Иван Ильич? – даже попыталась улыбнуться. – Дыра? – увидела испорченную дверь. – Зачем?
Изобретатель нехотя и скупо объяснил.
- Господи! – воскликнула она. – Я же вам говорила: не беспокойтесь, мы с ребятами присмотрим за собачкой.
Как раз этого Иван Ильич и не хотел, помня о вечно дерущихся и ругающихся шумных её ребятах, постоянно выскакивающих на этажную площадку, боялся, что так напугают и затравят малыша, что он и дорогу к новому дому забудет.
- Теперь не надо, - отказался он от третьего, не предусмотренного, варианта. – Лишь бы ребятишки ваши не обижали Дарьку.
- Да что вы! – всплеснула она руками. – Они собак любят.
«Любить-залюбить можно и до смерти», - не поверил строптивый сосед и переменил тему:
- Что вам сказал участковый?
Марья Ивановна обиженно поджала губы и сухо ответила:
- Взял заявление. Сказал, что передаст в отдел, а они будут искать.
- Ну вот! – обрадовался Иван Ильич горе, свалившейся с плеч. – Я же говорил! Там и специальные люди, и связь со всеми организациями. Найдут! Завтра и найдётся, вот увидите! – обрадовал  с полным равнодушием к поиску.
- Найдётся, - безучастно согласилась и она. – Только вряд ли с деньгами: все унёс из дома.
«И у меня взял. К чему бы это?» - вспомнил и удивился щедрый сосед запасливому финансисту, пропавшему с чужим капиталом.
- Как жить-то? – спросила пострадавшая соседка у невиновного, смочив глаза жалобными слезами.
«Надо помочь», - тут же решил неисправимый альтруист, вспомнив, что увильнул от поисков мужа.
- Подождите здесь, - попросил и ушёл к себе.
Порывшись в отощавшем за два дня кошельке и пораздумав, взял две пятисотки.
- Вот, возьмите, - протянул их Марье Ивановне.
- Да что вы! Зачем? – запричитала та, взяв деньги. – Век не забуду вашей доброты! А то знаете что? – встрепенулась, шагнув к благодетелю. – Давайте я вам простирну что. – Он не успел возразить, как она зачастила: - И убирать могу у вас в квартире. А если хотите, и ужин сварить могу. Я хорошо готовлю! Чисто! – и всё смотрела на щедрого заимодавца преданными глазами бедной родственницы.
- Нет! Нет! – почти закричал он, испугавшись впустить женщину, да ещё и чужую жену, в спокойную холостяцкую жизнь и вешать себе на шею чужую обузу. – Не стоит! Спасибо! Я справляюсь сам, - и, окончательно прерывая затянувшийся нескладный разговор, пожелал: - Спокойной ночи! – и быстро ушёл.
Закрыв дверь, освобождённо вздохнул и пошёл взглянуть на Дарьку. А тот вылез из кулька и безмятежно спал, вытянувшись на боку и не тревожась о завтрашнем дне. Оставалось только присоединиться.
Ночью Иван Ильич несколько раз просыпался то ли от нахлынувших забот, то ли от мощного храпа малыша, то ли от испорченного воздуха его переполненного желудка. Последний раз заснул уже в бледнеющем рассвете с мыслью: похоже, пришёл конец консенсусу со свободным временем. И, слава богу!
(Продолжение следует)