является лабиринт авторов. Здесь он свое- и произвольничает настолько, что нам остаётся усмехаться и усмехаться. Посудите сами - вот длинная цитата из его опуса:
«В довольно ранней ещё юности я решительно отверг любые попытки классификации писателей, посчитав это ребячеством и заведомой глупостью. Но чем дальше, тем сильнее убеждался я, к своему удручению, что обойтись без этой долбаной классификации никак не могу. Как долго удерживаемая без сексуального акта сперма давит на мозг и на я..., изливаясь в конечном счёте в безудержный аутоэротический акт, именуемый мастурбацией, так и классификация авторов прорывалась у меня после долгого воздержания на желтоватую шероховатую ворсистую советскую тетрадную бумагу мрачных времён конца застоя. И тогда я начертывал на ней примерно следующее:
О. Генри - 398 баллов
Азиз Несин - 393 балла
Ильф и Петров - 382 балла (191 + 191)
Джером К.Джером - 369 баллов
Конан-Дойл - 360 баллов
Честертон - 359 баллов
Сабатини - 324 балла
Дюма
(отец или сын?) - 311 баллов
Фенимор Купер - 299 баллов
Джованьоли - 292 балла
Вальтер Скотт - 288 баллов
Джек Лондон - 286 баллов
Чехов - 281 балл
Гоголь - 270 баллов
Толстой, Лев - 265 баллов
Тургенев - 253 балла
Тур Хейердал - 240 баллов
Жюль Верн - 238 баллов
Герберт Уэллс - 233 балла
Александр Беляев - 221 балл
Альфонс Доде - 217 баллов
Эвальд Рандберг - 200 баллов
Примерно в такой вот последовательности. Кстати, поэты воспринимались мною обособленно, поэтому не вносились в сей реестр, к тому же стихи я читал тогда неохотно, зная лишь неразрывную, на мой взгляд, святую троицу: Пушкин - Лермонтов - Некрасов.
Через несколько лет, в обновлённой тёплым ветерком перестройки великой стране, обновился и мой замечательный повзрослевший список, и впоследствии он изменялся не раз, но я не стану докучать читателю каждым из этих в высшей степени вздорных табелей о рангах. Скажу лишь, что возглавлял иерархию долгое время загадочный Мастер Б. (или М.Б.). Кроме того, Ильф и Петров в одном моём списке получили 123 балла (61,5 + 61,5), а один автор был указан почти анонимно, словно бы он был алкоголиком: Веничка Е.
Характерно для последующих классификаций то, что некто Эвальд Рандберг в них уже не фигурировал. Выпал из списка. Вероятно, поделом.
Между прочим, в более поздних табелях о рангах попадаются имена моих знакомых, кои я счёл за лучшее не называть.
Упрямая, неодолимая юная страсть к упорядочиванию всего на свете проявилась однажды и в таком странном перечне моих любимых увлечений:
1) Девочки (особенно голые!)
2) Читать интересные книжки с картинками
3) Музыка
4) Футбол, шахматы
5) Рыбалка
По ходу времени увлечения претерпевали изменения, дополнения, перестановки:
1) Девочки (особенно голые!!!)
2) Музыка, музыка! (играть на пианино!)
3) Чтение разных книг
4) Шахматы, кубик Рубика и т.п.
5) Улицы, здания, парки, скверы, гулять и глядеть
Или вот, позже:
1) Голые девочки
2) Литература
3) Музыка
4) Архитектура
5) Путешествия
Да, увлечения несколько менялись, преображались и переставлялись по значению. Но меня преследует смутное ощущение, что всё-таки что-то сохранялось, как незыблемый приоритет. Во всех этих «рейтингах» присутствует некая неколебимая константа, но вот какая? Может быть, читатель возьмёт на себя труд отыскать эту потаённую константу?»
Эту относительно обширную цитату из вступительной части книги Рандберга мы привели ещё и потому, что в дальнейшем нам придётся знакомиться со столь же объёмными выдержками из сего причудливого сочинения, не в последнюю очередь по причине труднодоступности означенной книги, вышедшей в свет в вышеупомянутых трёх уникальных экземплярах.
Головокружительные переброски от темы к теме у Рандберга, как мы уже, кажется, намекали, могут озадачить и поразить своей неожиданно обозначающейся связью. Но не только от темы к теме, а и от жанра к жанру. Это на редкость эклектичный и синкретичный автор, РОКОКОчущий самыми невероятными симбиозами. Но некоторые предпочтения всё-таки прослеживаются на протяжении всего исследования, то и дело представая в самых разных нарядах и оглашая страницы многократным эхом.
Одним из таких предпочтений является, конечно же, библия:
« ХАМ НОЙ
У Ноя был сын Хам. Хам Ноя не уважал. Но Ной был сам хам, хамил всякой твари по паре. Когда Великий Потоп спал, Хам ещё спал, а Ной встал и стал талдычить талмуд про Потоп. Мудрец был Ной и ещё муд, а кроме того блудолюб со всякой тварью по паре раз. Он в этом ас.»
Довольно необычная интерпретация, прямо скажем. И, кроме того, спорная. Но о спорности вот что мы читаем у Рандберга в другом месте:
«Наше мнение - из числа, что называется, спорных. Но спорные мнения на то и существуют, чтобы их высказывать. Тем более что во многих спорных мнениях есть бесспорные моменты, элементы, компоненты и аргументы, иной раз столь неотразимые, что с ними соглашаются и несогласные.»
Так что нам тоже придётся согласиться, хотим мы этого или нет.
По поводу бога у Рандберга вообще много всего, то есть нет, погодите, бога как такового он вообще не признаёт, точнее - не признаёт одного бога. То есть не то чтобы он не признаёт лишь одного бога, а всё остальное признаёт, нет, он не признаёт ОДНОГО бога. Бог никак не может быть один, считает Рандберг, ибо богов слишком много. Да и как может быть бог один-одинёшенек, это же просто глупость какая-то, смехотворная ахинея, честное слово, пишет сокрушающийся Рандберг. И прямо видно, как сильно он сердится, выводя эти строки.
К одной из своих глав, посвящённых проблеме бога, то есть богу как проблеме, Рандберг использует в качестве эпиграфа слова немецкого писателя Мартина Вальзера:
«Mein Gott und dein Gott kennen einander nicht»
(«Мой Бог и твой Бог друг друга не знают»)
И добавляет безымянный, - вероятно, свой, - эпиграф:
«Люди лепят богов по образу и подобию своему»
Да, изрядно волнует автора теософия.
Рандберг, разумеется, кромсает не только Ветхий Завет. Кромсает он и Завет Новый, и Заветы Ильича, и РайСоветы, и стенгазеты, и кик-боксинг, и голубые огоньки, и инквизицию, и песни у костра, и нравы древних римлян, и тех, кто пьёт денатурат, и безмозглых учительниц, игры на деньги, ислам, хамство, идеологию, глупость, торгашей-жуликов, пионерлагеря, парткомы, погромы, исполкомы, нарсуд, общепит, шариат, Кришну с Шивой и Вишну, Будду, Атубатубалабумба, Голливуд, маразм, профсоюзные морды, гран насьон, грязь, бездарность, скульптора Церетели, карьеризм, английскую кухню, назойливых мух, русскую технику, чиновников как таковых, холод, жару, грузинский чай, спесивых болванов, болезни, стремление к власти, насекомых, фурий-феминисток, пауков - противных и мохнатых, юристов, садистов, гуманистов, националистов, интернационалистов, мразь, активистов, активисток, быть как все, маршировать, отчёты, утром на работу, несвежую пищу, скверное настроение, обещания, будильник, мытьё посуды, упущенную телепередачу, наши опять проиграли, сильный ветер.
Высмеивает он и разных античных гомиков - Нарцисса, Аполлона, Прометея и т.д.
Кого он хвалит, так это Эпикура:
«Эпический курорт - Эпикура мечта, запечатлённая в античном эпосе. Курорт для всех и навсегда - вот истинная цель, вот развлечение, достойное стремленья. Расслабьтесь и предайтесь наслажденью, не переутруждайтесь и хорошо питайтесь, и нежтесь, и ласкайтесь, и высыпайтесь всласть! Вот вам критерий бытия - завет великий Эпикура!»
В следующих главах автор начинает неподдельно грустить. Он становится сначала как бы более серьёзным, а затем - действительно серьёзным, без «как бы». Его тон суровеет, торжествеет, звучнеет, зычнеет, набатеет, раскатистеет, пророчествеет, проповеднеет, манифестеет, гипертрофеет, апострофеет, колоколизеет, апеллирует к народу.
Его неожиданно (ах! в который раз!) заносит, нет, тянет переключить регистр. Его влечёт к легендам, мифам, сказкам, поверьям, снадобьям...
Удивительным поворотом событий является внезапная перемена позиции автора. Он вдруг берёт Христа под защиту. Впрочем, вовсе не «вдруг». Как постепенно выясняется, это его глубочайшее убеждение, но требующее непривычного ракурса и оригинального разворота. Высказывание и обоснование этого убеждения подготавливается им, что называется, сквозь тернии. Тем большим откровением становится то, о чём он нам поведает:
«Примерно две тысячи лет назад жил Иисус из Назарета, прозванный Христос - один из самых загадочных и выдающихся людей в истории, личность невероятного масштаба, великой духовной силы, огромных талантов. Будучи одержим жаждой человечности и страстью изменить этот гнусный мир к лучшему, Христос произвёл в умах и душах людей то, что следует назвать грандиозным нравственным преображением. Он до сих пор является наиболее значительным революционером (в лучшем смысле) за весь известный нам период существования человечества. Но то, что сделала из него, точнее, из его образа ужасная религия посредством церкви, бросает на этого человека жуткую тень, радикально искажает его сущность и его деяния, предлагает нам монстра - покровителя угнетателей и карателей - вместо замечательного и доброго человека, каким он, скорее всего, был.
В самых отвратительных кошмарах не мог представить себе Христос, какое чудовище сотворит из него христианская церковь - средоточие жестокости, ханжества и пошлости, одна из самых преступных мафиозных организаций в истории рода людского, по масштабности террора не уступающая чекистам, коммунистам, нацистам и исламистам (у последних, впрочем, есть хорошие шансы выйти со временем на первое место).
Христос знал, что рискует жизнью, пытаясь привить людям нечто человеческое. И он опасался за свою жизнь, боялся лютой казни, но всё-таки боролся. Боролся с людским злом и со своей слабостью. И побеждал. Побеждал пороки тех, к кому обращался. Побеждал собственное малодушие. Но за эти победы ему предстояла тяжкая плата и плаха. Предательство было неминуемо, неотвратимо. Но Иуда - запомните, люди! - предал вовсе не бога, а человека. Да, человека Христа. Ибо, если Иуда предал бога по заранее состряпанному небесному сценарию, то на нём тогда нет никакой вины, понимаете, люди?! В этом случае Иуда всего лишь инструмент божьего промысла, и даже - жертва этого промысла. Мы отвергаем эту ахинею. Но если Иуда предал благородного и беззащитного человека, без всяких роковых предначертаний, тогда Иуда на деле - подлый предатель. Никаких иных комментариев по этому поводу.
Что касается смерти Христа, то среди разных версий упорно «забывают» и такую (кстати, наиболее вероятную и убедительную): известно, что Христос считался умершим через считанные часы после его распятия, а ещё через несколько часов его на кресте не обнаружили. Это обстоятельство дало повод как фанатикам, так и шарлатанам объявить о его воскресении и вознесении. Ходили, разумеется, и такие слухи, что тело сняли с креста и спрятали близкие покойного. Но если он действительно исчез, и тело его на самом деле никогда не нашли, то отчего бы не предположить, что он исчез довольно естественным способом, а именно - пешком! (*От рецензента: данная версия озвучена в передаче германского телеканала Phoenix -„Феникс“!)
То есть как пешком?! - изумится читатель. - Ведь Христос был мёртв!.. В том-то и дело, что нет. Сразу после
