Тургутай-Хирилтуха, меня под нагайки положит за лошадь!..- разгорячился кузнец.
- Не бойся,- успокоил колдун.- Ничего не будет.
Они напряженно помолчали.
Через некоторое время подал голос Темуджин:
- Что делает Джамуха?
Теб-Тенгри скривился. Он был недоволен вопросом, но ответил:
- Твой названный брат и любит, и ненавидит тебя. Ему нужно, чтобы ты был сильный.
- Зачем ему это?- удивился Темуджин.- Он же не хочет меня замечать?..
- Он ждет тебя. Твой анда сейчас очень сильный. Ты его единственный противник на всю Великую степь. За это он тебя и любит, и ненавидит.
- За что ненавидит?- не понял Темуджин.
- За то, что ты его соперник, а любит за то, что ты есть,- вновь непо¬нятно объяснил Теб-Тенгри.
Темуджин подумал и усмехнулся: до него дошло, о чем вещает колдун.
- Поеду,- бросил Теб-Тенгри, легко поднимаясь с земли, едва слышно щелкая пальцами. Черный конь послушно подошел к хозяину.
- Заглянешь к моей матери?- поинтересовался Темуджин.
- Нет!- отрезал колдун, и легко, без стремян, вскочил на коня:- Поеду к Тургутай-Хирилтуху, а потом... Потом к Тогрулу. Поздравлю его. Недавно китайский Алтан-хан назвал его своей опорой в степи,- и незаметно тронул коня, резво засеменившего из леса в степь.
Джарчи с уважением смотрел вслед черному подростку. От присутствия Теб-Тенгри у Чиркудая в душе осталось что-то вязкое, липкое, неприятное.
- Ну все, за работу!- приказал кузнец, и с кряхтением поднялся на за¬текшие ноги.
Взяв с собой лошадь с упряжью, он пошел с Темуджином таскать спиленные бревна. Ребята продолжили погрузку угля для кузницы.
Перед отъездом, они настелили зеленой травы на обгорелые поленья, а потом умылись в ручейке, к которому их привел кузнец. Темуджин поколебал¬ся, но тоже умылся. Около арбы он сказал Джарчи:
- Запрещено летом купаться.
- Это у вас, Борджигидов, запрещено. И мы не купаемся, а только умыва¬емся,- пояснил Джарчи, привязывая упряжь к оглоблям. Лошадь стояла немного боком, кузнец положил руку ей на круп и слегка толкнул. Животное качну¬лось, переступило ногами и встало ровно. Чиркудай заметил это и удивился: какой сильный человек Джарчи!
- Глупый закон,- заметил старик, забираясь на арбу.
Темуджин вспыхнул, но промолчал, карабкаясь на гору угля к ребятам.
Кузнец хлопнул вожжами по бокам лошади и продолжил:
- Воины летом вплавь переправляются через реки, как им запретить?
- Но они же не купаются!- возразил Темуджин.
- Они не хотят, но им приходится купаться,- усмехнулся Джарчи.
Темуджин задумался над словами старика.
Выезжая из леса, они увидели на опушке дикую свинью с выводком полоса¬тых поросят. Темуджин схватил заступ и погнался за кабанами. Ребята попры¬гали на землю и с улюлюканьем побежали следом за ним. Остановив лошадь, кузнец с усмешкой наблюдал за сорванцами. Через некоторое время запыхавши¬еся мальчишки вернулись ни с чем.
- Зря не захватили лук,- нервно сказал Темуджин, усаживаясь на арбу.
- Мы поехали на работу, а не на охоту,- терпеливо стал пояснять Джар¬чи, понукая лошадь:- Для каждого дела необходимо свое время. Если будешь делать сразу два дела - ни одного не сделаешь.
Двухколесная арба со скрипом тащилась по остывающей степи. Покраснев¬шее солнце опускалось к далекому горизонту. Ребята вертели головами, ос¬матривая все вокруг, и заметили в темно-синем небе орла, который величест¬венно парил кругами, высматривая добычу. Неожиданно он сложил крылья и камнем полетел вниз. Около земли орел по дуге перешел в горизонтальный по¬лет, прошивая воздух, словно стрела из тугого лука.
Все с интересом наблюдали, как от хищника пыталась убежать евражка, отчаянно вереща и вертя хвостом. Но орел догнал ее, закогтил, и резко взмыл вверх, натужно махая крыльями. Ребята долго наблюдали, как он стлал¬ся над землей с ношей, пока не растаял в вечерней дымке.
- Вот он - охотник!- восхищенно сказал Джарчи.- Он, как дикие татары, добывает себе пищу в степи и в лесу, а мы черные: пасем стада, доим кобы¬лиц и коров, иногда охотимся и то - чаще всего зимой, с разрешения колду¬нов.
- Почему ты нас называешь татарами?- возмутился Темуджин:- Татары наши враги!
- Это не я, это китайский Алтан-хан нас всех так называет. Еще они го¬ворят, что мы цзубу, варвары,- старик сделал паузу:- А белые татары - не¬женки. Они кочуют у Великой стены, одеваются в шелковые халаты, кумыс пьют из белых китайских чашек с цветочками, а заодно охраняют границы империи Кинь от нас и других народов. Чжурчжени за белыми татарами хорошо спрята¬лись. И дают эти чашечки белым за службу,- кузнец в сердцах сплюнул.
- Откуда ты это знаешь?- удивился Темуджин.
- Живу долго,- вздохнув, пояснил Джарчи, и, вздохнув, распорядился:- Оденьте ему колодку. Скоро подъедем к пастухам, увидят...
Ребята стали осторожно прилаживать на докрасна растертую шею Темуджина ненавистную кангу, связывая две ее половинки железным стопором. Темуджин помогал им, но почувствовав на себе принадлежность раба, опять помрачнел и озлобился. И это сразу же почувствовал Чиркудай.
- Ты не хмурься,- посоветовал кузнец:- Должен радоваться, что не в яме сидишь.
- У меня будут рабы,- угрюмо сказал Темуджин,- но я не разрешу наде¬вать на них колодки.
- Вот это правильно,- одобрил Джарчи, легко хлопнув заленившуюся кобы¬лу вожжами.
Ребята молчали, не вмешиваясь в разговор. Они знали закон и исполняли его.
Глава вторая
ПОБЕГ
Медленно текли воды Керулена, на песчанный берег которого Чиркудая иногда посылали за водой. Мальчик еще не понимал необратимую ценность вре¬мени, он его просто не замечал. Впереди была целая жизнь, если не попадет под колеса арбы, если не распластает кривой саблей из любопытства "удалой" джигит. Так у него было уже когда-то на другом краю жизни, где зарубили его соплеменников.
Неожиданно для себя Чиркудай начал кусками вспоминать свое прошлое, но это были смутные картинки, словно во сне. Его родные и приходили к нему во сне и молча смотрели в глаза. Но он никого не узнавал, хотя чувствовал, что это его близкие. Однако у мальчика даже не пошевелилась жалость ни к ним, ни к себе.
Он не переживал и не грустил ни о чем, и не потому, что зачерствел и стал каменным, он просто не умел этого делать. Что-то оборвало тонкую нить его человеческих чувств. Может быть тонкий свист острого клинка джигита?..
Незаметно уходили дни, месяцы. Чиркудай пообвык на новом месте. Теперь у него была юрта и новая родня. Жили дружно. Кузнец постепенно и незаметно наставлял своих сыновей и приемышей.
Неожиданно мальчики узнали, что скоро будет великий праздник надам, который был всенародным для племен, живущих в Великой степи. В курень, к святому для монголов Керулену, стали съезжаться чужие люди из других дале¬ких стойбищ и даже из других стран.
Приехали ни на кого не похожие мусульмане на больших и странных живот¬ных, которых они называли верблюдами. На свои головы чужаки надевали не малахаи, а тюрбаны из зеленой или белой материи. Появились мастеровые из Китая на чудных крытых возках, словно маленькие кибитки поставили на арбы.
Мусульмане привезли товары на продажу, а китайцы рукодельничали. Одни разложили диковинные товары на джутовых циновках, другие разрисовывали бе¬лые стены войлочных юрт странными длинноногими птицами, теша местных князьков, во множестве прибывших повеселиться. Третьи что-то шили из шел¬ка, припасенного хозяйками для праздника. Четвертые мастерили детям игруш¬ки. В курене стало шумно и весело.
Однажды в дверной проем кузницы просунул голову смешливый китаец, и страшно коверкая слова, сказал, что он тоже кузнец. Джарчи внимательно посмотрел на него, подумал, и разрешил войти. Китаец был сухой, жилистый, быстрый, языкастый, звали его Линь. Он сказал, что может делать украшения из меди, серебра и золота. Джарчи это очень заинтересовало, потому что кроме как с железом, он ни с чем другим не работал.
Что-нибудь рассказывая, Линь замечал по реакции слушателей, что гово¬рит не так и начинал первым смеяться над своим произношением. Обитатели кузницы сначала удивлялись неумению Линя правильно говорить, но потом по¬няли, что он нередко специально баловался, будто играл в какую-то игру. И они тоже стали смеяться над его выговором.
Не смеялся один Чиркудай. Со стороны казалось, что на его лице застыло равнодушие ко всему. Обитателям кузницы, умевшим поработать и повеселить¬ся, поведение Чиркудая уже не казалось странным. Молодые привыкли к стара¬ющемуся быть незаметным мальчишке. Но кузнец с беспокойством присматривал¬ся к приемышу, пытаясь разными способами вывести Чиркудая из безчувствен¬ного состояния.
Линь все время над кем-нибудь подшучивал, но незлобно. Китаец быстро подмечал смешные ситуации, и сразу говорил о них, чем создавал более весе¬лую обстановку в кузнице. Меньше стало напряжения, которое нагнетали яростный Темуджин и скованный в чувствах Чиркудай.
- А тебе не смешно?- улыбаясь в ответ на очередную шутку Линя, спросил Джарчи у Чиркудая.
- Я не знаю,- неуверенно сказал мальчик.
Постепенно в кузнице смех угас. Всех заинтересовал этот разговор.
- Ты умеешь смеяться?- не торопясь стал допытываться кузнец.
- Не знаю,- тихо ответил Чиркудай.
Джарчи похмыкал, подумал и предложил:
- Попробуй улыбнуться. Вспомни что нибудь смешное.
Чиркудаю не захотелось подводить доброго кузнеца и он скривил лицо, стараясь улыбнуться. Но чувствовал, что у него ничего не получается. Он не умел улыбаться, поэтому, дернувшись, прекратил попытки.
Никто не захохотал над некрасивыми гримасами мальчика. Все промолчали. Джарчи взял клещами остывающую крицу с наковальни и положил ее в горн. Ог¬лянувшись, он с расстановкой сказал, обращаясь ко всем:
- Люди хуже животных. Звери убивают себе подобных защищаясь или когда хотят есть. Только человек может убить другого человека просто так или за кусок кошмы, за мешок кизяка, которого полно в степи...- Джарчи, сокрушен¬но махнул рукой и приказал Джелме: - А ну, поддай воздуха: угли совсем ос¬тыли.
Чиркудай не очень-то понял, о чем говорит старик, но чувствовал, что он вот так ругает тех, кто убил его близких, живших где-то за пеленой неп¬роницаемого тумана в его памяти.
В этот день никто больше не смеялся и не шутил. Линь вскоре ушел, он ночевал вместе со своими товарищами в крытом возке. Джарчи доковал крицу и велел Субудею и Чиркудаю идти в жилую юрту, разводить огонь, а сам остался с Джелме и Темуджином прибираться.
Но на следующий день неугомонный Линь, как прежде, стал подсмеиваться и шутить, будто ничего не произошло. У Чиркудая полегчало на душе: его пе¬рестали сверлить глазами.
Джарчи с интересом присматривался к работе китайца. Богатые люди при¬носили Линю золотые и серебряные монеты, из которых он тянул проволоку и расклепывал ее в полоски, а затем все это сваривал и получались красивые серьги, брошки или заколки. Обитателям кузницы это очень понравилось, и они с удовольствием ему помогали. Заказчики, увидев свою монету, превра¬щенную в цветок, удовлетворенно цокали языками, а молодые женщины даже взвизгивали от восторга.
Линю платили шкурками белок, соболей, лисиц и он щедро делился своей выручкой с хозяином кузницы и его работниками. У них теперь каждый день
