Роман-Эссе. Боль.

стиль отборным матом... Но эти словеса также имели право на существование, и совсем не портили, а наоборот доводили речь до особой выдержки и вкусноты, как сдобренная перцем и душистыми специями простая пища.
Юрий, и сам был не прочь попользоваться этими оборотами и умел довести их до особого блеска, особенно в интеллигентной компании, когда никто не ждал от него такого непотребства, и не веря собственным ушам, смотрели на него, как на нечто выходящее «вон»из рамок... Это забавляло, -и он специально шокировал их, получая редкое удовольствие.
Некоторый раз Олег вваливался к нему на квартиру шумной компанией человек на пять, - все учителя с одной школы. Уже в крепком подпитии они ставили на стол бутыль самогона, и Юрию - хочешь не хочешь -приходилось хлопотать насчет закуски... Времена были тяжелые: перестройка, революция, реформы, передел собственности - ввергли страну в такой глубокий штопор беспредела и хаоса, что остановились заводы, фабрики, шахты и т.д. - короче все производство и все трещало по швам.
Воровство, нищета, беззаконие утвердились по всей России и за пределами ее... Лопнула, как мыльный пузырь империя под названием СССР и на ее обломках вспыхнул махровым цветом лозунг: Выживай, кто как может!
Долгожданная свобода запустила человека в такие жернова, которые не могли присниться в самом страшном сне...
Миллиарды долларов текли в одни карманы и полностью вымывались из дырявых штанов простых граждан. Обман, мошенничество, бандитизм, любая дикость - вошли в закон:
Грабь награбленное! - клич первой революции превратился в «Грабь народное - государственное!». И как всегда простой народ, одураченный, и ободранный до липки остался с носом...
Юрий с помощью Олеговых коллег быстро накрыл стол: светилось розовое сало и целые, соленые огурцы дожидались шкворчащей на плите
жареной картошки - это была царская закуска, - и веселье разгорелось с новой силой, словно он подбросил в костер охапку новых дров:
- Сочный винегрет крепких слов под фейерверк смеха вольно гулял по квартире, и тут же состязались в силе на руках, играли в шахматы, и как финал затягивали ряд давно известных русских песен...
И как закон ни грамма о политике, табу,— помойке не место в честной компании, у настоящих мужиков пьянка - серьезное дело и проститутке там делать нечего.

V.

Если залп Авроры по Зимнему дворцу означил начало новой эры: «Свобода, равенство, братство!», «Мир хижинам - война дворцам!», «Экспроприация экспроприаторов!», то новая революция ничем не отличалась от старой... Все по той же схеме, - деньги из-за границы и революционеры картавой масти, и расстрел Белого дома не с крейсера, а с танков.
Ленин на броневике и Ельцин на танке, в окружении вечных борцов за правду, в основном еврейской крови, опять взяли русского человека за горло и хорошо налаженная машина заработала...
Юрий, как и все население страны, поначалу тоже втянулся в грязное и вонючее варево окружающей крысиной гонки. Как поганки на зыбучей трясине выросли несть числа всякие: ААА, ООО, - тысячи и тысячи фирм и фирмочек, - и над всем властвовала проституированная реклама: круглосуточно с газет, журналов, экранов затягивая удавку на шее, привыкших к государственной кормушке граждан, -погружая всех и вся в водоворот собственнических отношений:
-Я тебе, ты мне!
Деньги, деньги, деньги! - нагло и беззастенчиво овладели падшими ангельскими душами... В мгновение ока все стали бизнесменами, -большинство горбато-тележечными... Смысл один: Купи - продай и наоборот, и чем чаще и выгодней, тем лучше! Вся мораль и порядочность сгинули без следа,  вроде бы их и вовсе не было...
А народ, - одураченный, униженный и оскорбленный, - не сразу понял, в какое болото его затянули? Он еще брыкался, единицами, оказавшись при своих интересах, не получив от разворованного государства ни копейки. И мало того, кучка революционеров-реформаторов, а проще - хапуг и мошенников, выгребла последнее из его заначек и выкинула на помойку торжествующей демократии, по вечному принципу:
Хотели, как лучше, а получилось, как всегда!
И Юрия, - более молодые и проворные компаньоны облапошили как мальчишку, - вытрясли все и оставили с голым задом... И именно тогда семейная лодка разбилась о быт, и он остался гол как сокол, - в единственном числе.
Но, зная качество и изворотливость собственного ума, продолжал дрейфовать по ветру и ловко лавировать, обходя мели в заданном курсе...
Учиться выживать! - ему было не привыкать, а из полученного опыта, он находил нужные лазейки, чтобы не скатиться в убогую философию недалекого лавочника...
И веселый Роджер его личности, всегда предупреждал о притаившейся впереди опасности, и Юрий, не без урона парусам и такелажу, все-таки благополучно вел свой корабль, - и Судьба благоволила ему: подбрасывала все новые и новые испытания, чтобы было чем жить и не потерять к ней интерес, как и к самому себе!

VI.

Кости мозжили... Туман за какой-то час испарился. Развиднелось,., но вдали... из-за края потемневшей сини, жадно заглатывая пространство, уже летели низкие разъяренные тучи: передние - растерзанные в клочья, а за ними - клубящиеся черным фронтом - раздутые, тяжелые, словно, какая-то нетерпеливая мрачная сила выплевывала их из-за сплюснутого горизонта...
Олег, в спущенных на нос очках, занятый в мастерской починкой лавок и стульев, поглядывая на приближающееся нашествие, отметил: Что сидящий в нем барометр точно предсказал дождь, и, откинувшись на спинку отремонтированного стула, вытащил корявыми толстыми пальцами с ровным трауром ногтей красную пачку «Примы»; ловко выцарапал сигарету, стукнул ладонями по карманам, в одном весело ответили загремевшие спички...
Чиркнул, склоня голову на бок, сунул обгоревшую обратно в коробок... вкусно затянулся... В табаке он знал толк и предпочитал выбирать сигареты на базаре, где их продавали в россыпь и, принюхиваясь к ним, торгуясь (получал от этого удовольствие), никому не доверял покупку курева, - управлялся всегда сам.
Затянувшись еще раз (затрещала бумага), выпустил изо рта уже не синее, а белое, профильтрованное, через легкие облако дыма и прокомментировал:
- Ишь, закувыркался Илюха! - а тот, сделав небольшую передышку, как бы прислушиваясь к себе, разорвал белым зигзагом далекую тучу и цепным, бешеным водопадом обрушился на землю, недовольно огрызаясь на туго натянутые цепи, на вспыхивающие нити пороха меж небом и землей, на обугленную до черноты глубокую даль...
И вдруг, оглушительно ахнул со всего размаха по звенящей наковальне - заложило уши и посыпались искры из глаз - и Олег интуитивно вздрогнул: Ну вот,  добрался до живого! Теперь от души потешится... И тщательно поглядев на окурок, спрятал его в набитую до половину банку... Бычки он не выбрасывал, - вдруг пригодятся на раскурку в трудную минуту. Чем одалживаться, чего он не любил даже в мелочах, лучше плохонькое, но свое!
А дождь не общим потоком, - выборочно - сворачивался в огромные трубы и перемещаясь по ним и между ними крупными каплями, цеплялся за землю скрученным вихрем, словно не падал,  а наоборот высасывал
припрятанную под ней воду... Мощный, кратковременный,  он под конец перекрестил   монастырь   ослепительно   сияющим   перстом,   выгаркнул дребезжащим  отголоском  охрипшее  эхо  и  снова  перекрестился,  и облегченным, успокоенный вытянулся опустошенными в солнечном подзоре , тучами  в другой край неба.
Капли гирляндами, чуть погодя, одинокой капелью, с бульканьем, -разрисовывали лужи эффектными узорами, бесшабашно ныряя в них, разбиваясь о танцующую поверхность звонкими поцелуями...
Прибитый к земле воздух исходил голубым паром, и переполненный запахом озона, трав и мокрых опилок, со двора монастыря вполз в мастерскую и напомнил Олегу далекое-далекое детство.
- Жара!.. Солнце вгрызается в шоколадные плечи так, что кожа съеживается и казалось лопнет на костяке худенького тельца. Да, его, вроде бы и нет, - только одна душа... Даже мать подтрунивала, гладя торчащие во все стороны выгоревшие волосы:
- Ишь, и в чем только душа держится?
Ватагой - одни мальчишки - спускаемся по огромному сквозному саду вниз, к реке Гадке, кидаемся друг в друга огрызками кислых недозревших яблок.
Мы - хозяева! - но на всякий случай зорко оглядываемся, опасаясь кнута объездчика Шишки... И, хотя, он редко обижал нас, - мы, врассыпную, улепетываем во все лопатки, стараясь не отстать от пяток, несущихся впереди более взрослых пацанов.
После, по дороге, мы еще долго обсуждаем собственное геройство и умение: Так ловко удрать от страшного врага!
А этот враг, глядя с лошади на голые и в синих майках фигурки, горохом летящие под гору под свисающими аллеей громадными тополями, сворачивал огромную цигарку: - Гля, шалопутные, вжаривают! - и жара им нипочем голопузикам. Мы же опять в куче, убыстряем шаг в предвкушении желанной прохлады, заждавшейся нас речки. Еще немного, - вот и она: заросшая густым серебряным ивняком, острой до крови осокой и метелками высокого камыша в зонтиках розовых соцветий...
По мягкой, уже влажной дорожке, вписываясь в ее плавные виражи, несемся наперегонки к знакомому месту, на ходу срываем, бросаем как попало одежду и с визгом и воплями врезаемся в воду: похрабрее рыбкой и солдатиком с обрыва, мелюзга по раскаленному песку, - наслаждаемся в предвкушении долгого купания, пробуем силы - ныряем, бурлим кругом -нагоняем волну, брызгаем ладонями, обеими руками и звонко шлепаем по гладкому животу прохладную благодать...
Наши голоса, отражаясь от зеркальной поверхности плеса, колокольчиками прыгают по журчащим волнам, уносятся тонким эхом вниз по течению и вверх по косогору к Дубравке - дубовому леску, путаются в высокой золотой траве и дальше кувыркаются в толстых резных листьях, похожих на скрипку, но только без струн, а может и с ними - такая мелочь для детской фантазии - натянуть их и сыграть что-то веселое-веселое и беспечально нежное, перебирая легкими пальчиками (все в ссадинах и заусенцах) горло деки, как собственное горло, извлекая из него бесхитростную мелодию детской души - ее счастья.
Уже синие губы, гусиная кожа, - зуб на зуб не попадает, выбивая дрожь по всему телу. Как ошпаренные выскакиваем из речки и без сил валимся на песок, подгребаем под грудь - греем пузо, солнцем спину, после закапываемся, - наружу одна голова и рассказываем друг другу страшилки и байки, щедро пересыпая их, подражая взрослым неумелым матом (родители услышат, порка обеспечена):
Сашка, б... ты чего делаешь? Все глаза засыпал!.. Тащи дрова! - костер будем зажигать... Пламя! - соревнование с одной спички, - и если бы не синие прожилки дыма в цвет небу, его совсем не видно в яростных лучах солнца - одно голубое дрожание в оранжевых всполохах сизого, легкого пепла...
Вылезаем из песка и по-собачьи отряхиваемся, - песок в стороны. А мы уже носимся по лугу среди засохших и свежих коровьих лепешек, собираем на дрова все, что годится в топку, опасливо подбираем ноги от притаившихся в желтых одуванчиках пчел... Но, вот отчаянный вскрик, и кто-то, прыгая на одной ноге, падает на траву, старается выдернуть черное жало, пока не распухло...
Нежные недотроги - колокольчики чуть покачивают голубыми и розовыми граммофончиками, - утешают:
-