Роман-Эссе. Боль.

замирала и боялась даже подумать: Высунуть нос из дома, из натопленного уюта, - отдать себя на растерзание лютующей непогоде под жестокое дыхание прокаленной стужи, на улюлюканье и завывание невидимой стаи, жаждущей перегрызть глотку любому; пустить под жертвенный нож его невинную душу...    
-Ш-ши-и-их, шу-у-у... и-и-и, у-у-у... - выла она на перехваченном пальцами  глотке- кларнете,  крутилась на месте  бешеной  волчицей; выкруживала, выдыхала петли, выдувала в заснеженные дали звериные трубы, истекавшие - мороз по коже - диким визгом, сливаясь в общий хор с гудящим от переполненной злобы пространством.
Жертвы, жертвы! - жаждала она... Не хватало нот, души, слов, звуков, чувств и мысли для этой слепой ненависти, всех инструментов всего оркестра, чтобы хотя бы сымитировать ее голоса... Но всему, рано или поздно приходит конец: горю, счастью, вере и безверью, как и этой природной напасти...
Вечер встретил Олега тихой, звонкой глубью серебряных снегов и такой же глубью низкого серебряного неба, и наполнил душу серебряным покоем, уперся упругим серебряным лбом в окна и заполнил комнату жемчужно-теплым светом... Убедившись в окончании метели, Олег задернул шторы, - отгородился как-бы, боясь утонуть в раскрытой за окном бесконечности, которая манила, беспокоила душу, не спрашивая его согласия.
Вспыхнули, цепочкой, квадратные глаза этажей, равнодушно пялясь на редких прохожих, как бы пряча хозяев от чужого вторжения.
Даль сгустилась и, путаясь под ногами, манила, страшила запрятанной впереди неизвестностью: Какой фортель выкинет она, каким зигзагом продлиться, а может, замрет и покатится назад к запретным раньше берегам?
И теперь, он пробовал выявить из этой мешанины, не то, что особенно ярко вспыхивало и помнилось, а какие-то еле ощутимые мгновения, которые казались ему особенно важными и нужными...
Но сквозь толщу мутной воды проявлялись только непонятные пятна и очертания, и чтобы убедиться в их правильном назначении, приходилось нырять глубже и, не доверяя глазу ощупывать, догадываться... И в этом, пряталась особенная прелесть - довести желаемое до определенной ясности...
А в густом омуте мыслей все было так перекручено и спаяно, что для воды совсем не оставалось места, казалось, память спрессовала все в одно единое, целое:
- Время и события, птицы и звезды, трава и ветер, поля, дороги, лошади, собаки - все кружилось в затейливом калейдоскопе.
- Люди?.. И они занимали свое место с определенной точки отсчета... И если предметы, природа, проявлялись выпукло, ярко, то люди - нет!
Не люди, а символы... Силуэты есть, а лиц нет?
Послышались шаги и негромкий разговор возвращавшихся с трапезной монахов, - и вместе с ними, Олег возвратился из своих далеких воспоминаний…И уже через какие-нибудь пять минут колдовал над очередным стулом, примериваясь, как лучше и красивей довести его до ума.

XI.

Время, годы, опыт не только укорачивают жизнь, но и приводят ее к неожиданным результатам...
Кажется, давно знаешь человека и вроде бы он надоел тебе, и не интересует уже ни с какой стороны, и можно прекратить с ним всякие отношения.
Но не торопись, а вдруг ты ему нужен и у него нет никого, кроме тебя, и он готов отдать душу за тебя!
- Разве можно оттолкнуть его, только за то, что ты использовал его как прочитанную книгу, привязал к себе и потом выбросил, как ненужную вещь?
В этом есть что-то похожее на подлость. Настоящая дружба не в том, чтобы получать, а в том, чтобы отдавать, - и тогда ты найдешь в ней удовлетворение на долгие-долгие годы, - так думал Юрий о Геннадии, после телефонного звонка от него.
Казалось: Что они для него, - он и его мать? - особенно эта старушка, которая принимала его, как сына и шептала по-свойски на ухо:
- Юра,.. если я умру, ты обязательно приходи хоронить, и после, за порядком погляди...
Разве можно такое забыть и отбросить? - нет, не получается. Назвался груздем - полезай в кузов. И почему-то всегда помнишь и видишь только свою помощь, а от друзей, разве ее мало было: Анатолий, Вячеслав, Жора с Осетии, твоя женщина, сестра, разве не бескорыстно и не от души поддержали они тебя в трудную минуту, когда непонятная черная печаль и тоска грызли твое сердце, и они давали выговориться тебе и приносили облегчение и покой твоей душе...
Известно, люди конечно разные, но человека, плохо говорящего о женщине, Юрий старался обегать за километр. Такие умники сами гроша ломаного не стоили и были хуже последней проститутки...
Вещь простая: Не нравится, - лучше промолчи, но не поливай грязью -на это ума много не надо. И этот, - его внутренний отпор, они чувствовали сразу и тут же старались сменить тему...
У Юрия было свое отношение к женщине, и он старался не распространяться о нем... Для него ум - совершенно не характеризовал слабый пол, мало того, вне зависимости от внешности он сравнивал этот ум и находил сходство, с вечно вынюхивающей хитрой крысой, влезающей в любой разговор, в любую щель, где надо и не надо, и эту похожесть невозможно было спрятать ни за какие ухищрения и тренинги, как жадность и дикое желание успеха.
Это качество деловой дамы, незаменимое в бизнесе, и потому их общество так напоминает крысиное.
Главным же достоинством женщины считал: женственность и доброту, такт и умение промолчать... Это не дискриминация, а просто культура поведения и любой настоящий мужчина всегда оценит такую женщину. Странно, но в последнее время стеснительность, скромность превратились в чистый анахронизм, бесстыдство - да! - его уже ввели в ранг добродетели: раздеться догола, смаковать грязные интимности, рядясь под интеллигентность тут же срываться на площадную брань - вот прелести богемной шлюхи  самой худшей ее ипостаси.
Возвышение женщины идет за счет приобретения мужских качеств, а принижение мужчины за счет женских... И самое интересное: Что они хотят видеть друг в друге в таком выверте? Найти, то, - чего уже давно нет!..
Но говорят же: Есть женщины в русских селеньях! Если только в нетронутых глубинках, куда еще не доползла мерзость цивилизации и вседозволенность измызганной демократии?
Дошло до абсурда... Уже традиционная любовь не в моде. Вот, если -геи, лесбиянки? - любые извращения и отклонения от нормы, - вот тогда — зеленый свет:
Смакуют, обсасывают, пропускают через линзу экранов, через страницы газет и журналов с садомазохистским ликованием...
Глубина чувства, мысли, красота души - абсолютно никого не интересует. Главное - внешний блеск, эпатаж и всю грязь наружу! И она уже сама выступает на лице в каждом жесте и слове, за маской откровенного порока...
Вот тогда ты герой и чего-то стоишь! Именно, - чего-то!
В настоящей же жизни Юрия всегда поражали и удивляли простые люди, их терпение, сердечность, смекалка и острота обиходных житейских слов и выражений; сочный, точный язык, меткость характеристик; их юмор и кажущаяся грубоватой доброта...
Если честно, он по белому завидовал их душевной цельности, привязанности к семье, дому, соседям и понимал, что именно на них держится каждое село и деревня, - настолько крепко они вросли корнями в собственное место и дело: работать и стоять до конца на родной земле.
Разные по характеру и обличию, - в них уверенно чувствовалась общая закваска русского духа. Куда до них, рафинированной изнеженной интеллигенции выхолощенной проституированной властью, лавочникам и торгашам или тупоголовому закодированному на хитрость и прибыль бизнесу.
Есть - приближенные к президенту и финансовым воротилам, короче -лакеи, а есть приближенные к матери земле Русской, - защитники и радетели ее.
Где найдешь более достойное и красивое занятие для человека? И земля, только ему, сторицей воздает за это бескорыстное служение, раскрывает всю щедрость, и все богатство собственной души, и только потому так загадочна и непредсказуема она - русская душа.
И только на них, на этих простых людях стояла, и будет стоять великая Русь, и хочется без всякого лишнего пафоса и барабанного треска лжевождей и обретающей около нее продажной клики выдохнуть: Слава! Слава и низкий поклон Вам - незаметные великие труженики в вашем скромном и благородном деле - служении полям и лесам, озерам и рекам по всем городам и весям нашей отчизны.
Слава! Живым и мертвым, зорям и погостам, звездам над головой, Луне и Солнцу, которые светят совсем не так, как на чужой земле и под чужим небом.
И этот колорит, размах русской души, жертвенность и долготерпение, никогда не встретишь на замороженных светских раутах, на пустых сборищах разнузданной богемы, которые с обезьяньими ужимками и недалеким бахвальством видят в простом народе серую скотинку, сами того не понимая, что русский человек давно смотрит на них, как на шутов и клоунов, как на балаганно-огородное пугало, - и уже давно со спокойным презрением положил на них, то самое с верхом, что они и заслуживают.

XII.

На кухне с треском грохнула форточка, и Юрий оторвался от записей... - Не иначе, как кот вернулся с улицы - подумал он.
Весна полностью и безжалостно завладела серой душой, и он буквально сгорал на бесконечных икарийских играх:
Домой заглядывал только закусить и немного пообщаться, и после, махнув серым, пушистым хвостом, мгновенно исчезал, как и появлялся, победоносно оглашая улицу противным воем: Держитесь, кошки и коты, я иду! И правда, вся эта помойная братия, бросалась врассыпную от одного его вида. И если для него весна уже шла полным ходом, то в природе она не чувствовалась, если только чуть-чуть подавала признаки для наблюдательного глаза.
Снега, потеряв пушистость, покрылись серой паршой - трескучей наледью по обочинам и круговыми свинцовыми язвами в полях, и рассыпались в стороны острыми, гремучими брызгами...
- Ну что, победили зиму? - спрашивал у Юрия сосед. И он, пожимал плечами: Пришел марток, - еще наденешь семеро порток!
И если в ней не наблюдалось никаких сдвигов, то птицы уже щебетали совсем по-иному: в их голосах слышались оттаявшие нотки нежной беззаботности и счастья...
К полудню сосульки барабанили все быстрей и весомей с нахохлившихся козырьков крыш, а тоненькие пальчики антенн, перемешивая набухший коктейль небес, потягивали через длинные соломинки серебристую влагу облаков.
Посвежела, поласковела кора, напружинились ветви, перешептываясь с человеческой душой о предстоящем Воскресении, после долгой зимней спячки.
Надвинувшийся вечер превращал солнце в огромное рубиновое облако, сплющенное о горизонт, и с крыш уже не капало, а текло,., и толстый слой снега уплотнялся, темнел в глубину - в свинцовую залежь, - наваливался на кровлю всей тяжестью и неожиданно срывался вниз грохающим обвалом, разлетался в воздухе, сверкая прозрачными разломами сосулек и мокрым, зеленым кварцем ледышек...
Но, только пряталось солнце, - с противоположной стороны проявлялась бледным призраком с изъеденными глазами Луна, - и все погружалось в глубокую нахмуренную синеву сверху и гладкую бирюзу понизу.
А луна, наливаясь нестерпимой белой влагой, будила звезды, и ночь раскидывала бархатные прохладные крылья над умиротворенной землей, уже не замороженным в стекло покоем, а шелковистым пологом легкого весеннего дыхания.
- Ну, вот и дожил! - вздохнул Юрий и закрыл форточку, после визита кота, и мысли