сказала ему одеться и уходить, пока я не позвала стражников, а он стукнулся в стену головой…
Вот дурень! Наверное, он все-таки встал и стал расхаживать по комнате, натыкаясь на все подряд. И тут Ирма его застукала…
-- А потом, когда я хотела его остановить…
-- Что?
-- Он в окно выпрыгнул… -- и Ирма заплакала.
-- Так ты с тех пор меня здесь караулишь?
-- Я его боюсь. А вдруг он разбился?
-- Все гораздо хуже. Теперь он не разбивается, -- горестно заключил Аким.
-- Что?
Пришлось рассказывать с самого начала. Ирма делала большие глаза и недоверчиво слушала, периодически хлюпая носом.
-- Так это не человек был?
-- Ну, не совсем чтобы да… -- Аким был очень раздосадован и испуган. Где его искать теперь? Бедный Гомер!
-- Ирма, ты не должна никому об этом говорить. Я не знаю, что теперь мне за это будет. Это беспрецедентный случай. И ты ни в чем не виновата, я не должен был оставлять его одного. Он же не соображает ничего пока, а может, и вообще никогда соображать не будет. Я не уверен теперь, что я все правильно делал…
-- Скажи, Аким… -- замялась Ирма.
-- Да, я забыл, – признался Аким, вздыхая. – У него нет пупка.
-- И одного глаза. – Помолчав, сказал он.
-- Тогда мы легко сможем его найти… -- пристыжено сказала Ирма. Видно было, что спросить она хотела совсем про другое.
-- Проблема не в том, как отличить его от остальных людей… Боюсь, что все остальные с легкостью отличат его от себя и без нашего участия…
Искать решили самостоятельно. Бродили по улицам, шарили взглядами по одиноким людям, оборачиваясь на малейшее движение на периферии зрения. Излазили город вдоль и поперек, но никаких намеков на то, что где-то здесь побывал Гомер, не было. Уж такое выдающееся событие не могло не отразиться на пиковых постовых, стоящих тихо и спокойно, вместо того, чтоб обсуждать странного типа без верхней, равно, как и без нижней одежды. Да и сидящие в парках бабушки с пузатыми младенцами в колясках тоже были удивительно спокойны. А уж кому как не им знать все последние новости!
На следующий день Аким ушел на работу с утра, голодный, пыльный и раздосадованный, не успев позавтракать, не имея сил после вчерашней беготни помыться, что вовсе было не в его правилах. В воротах больницы неуверенно топтался серый сгорбленный человечек. Аким посторонился и пропустил неуверенного человечка вперед. Тот пошел, оглядываясь на Акима.
Бросил на произвол судьбы беспомощного бессмысленного Гомера, еще вчера бывшего кучкой глины! Бессовестный, безответственный тип, а еще врач! Доктором стать мечтает! Аким проклинал себя. Гомер сейчас все равно, что новорожденный – ничего не понимает и ничего не умеет. С ним надо бережно, аккуратно… прежде всего его нужно было доделать – он уже живой, и даже незначительные неполадки в организме могут привести к летальному исходу…
Придя на работу, попросил поесть и помыться. Коллеги удивленно задирали брови. А доброхотливый и внимательный Садар Раздимович участливо сказал, хлопая Акима по плечу:
-- Аким, если у Вас что-то случилось… Вам нужно к Серафину. Если кто Вам посоветует и поможет, то только он.
-- Почему Вы решили, что у меня что-то случилось? – хмуро сказал Аким, натягивая пахнущую чистотой хламиду. Садар пожал плечами и отошел. Ну, если уж Садару заметно, что Аким нервничает, значит, дорога точно к Серафину.
Кое-как доработав до конца смены, на полусогнутых Аким робко вошел в приоткрытую дверь. За столом, заваленным всякого рода прошениями, восседала худенькая секретарша в деловом костюме с розами вместо пуговиц. На ее лице было нарисовано безразличие, но при виде посетителя из картотеки появилась лорнет-улыбка на изящной витой ручке, впрочем, не слишком любезная, скорее дежурная. Если так можно сказать, сегодня все лорнет-улыбки дежурные, всегда наготове для подходящего случая – Аким примерно делил их на приветливую для босса, любезную для известных и почитаемых, скептическую для посторонних и равнодушное спокойствие для подкатывающих. Эта была из разряда «Да-да, мы вас слушаем…». Вас с маленькой буквы, не слишком внимательная, но вежливая. Аким кашлянул в кулак «Да, с цветами я несколько прогадал», и положил на стол маргаритку. Секретарша дрогнула, как застопорившийся механизм и, колеблясь, сменила улыбку на «Ну так и быть» -- милостливый вариант.
-- Мне к Серафину Астаповичу.
-- Минутку, -- секретарша выплыла из-за стола и тихонько прикрыла за собой дверь начальничьего кабинета. Тут же вышла и сказала:
-- Ждите. Вас примут. – Улыбки, впрочем, не сменила, так что даже не понятно было, есть ли смысл ждать.
В приемной стоял только один стул, и на нем сидела секретарша, так что Акиму пришлось привалиться спиной к стене и ждать стоя. Секретарша убрала улыбку, и теперь ее равнодушное лицо явно показывало Акиму, что она про него думает.
Странное поветрие, подумал Аким. Что может выразить эмоции вернее, чем собственное лицо, так нет, последние годы на лицах изображают настроение в красках. Белые, серые, румяные и бледные, карикатурно расписанные по трафарету лица, скрывающие естественность, позволяющие людям вовсе быть безликими и не утруждаться даже улыбкой. Достается из картотеки приличествующий моменту лорнет-улыбка, демонстрируется посетителю. Конечно, это главным образом прилипло ко всякого рода секретаршам, менеджерам и прочим, работающим с персоналом и посетителями, но иногда встречались и такие, как доктор Астапович. Секретарши менялись, менялась униформа, перестраивали больницу, переносили приемную, но имидж секретарш оставался неизменным, на своем месте оставалась картотека с лорнетами. Ну и, конечно, доктор Астапович. Аким не был в числе его учеников, Астапович получил доктора и не преподавал, хотя не имел на это права. Но он руководил больницей давно и очень успешно, у него работали только самые лучшие и одаренные. Акиму это льстило, но он знал, что ни его талант, ни рекомендации экзаменационной комиссии тут совершенно не при чем, так сложились обстоятельства – на тот момент врачей было мало и его сразу приняли на работу. В тот золотой год сразу половина практикующих тогда еще врачевателей получила докторов и в больницах естественным образом образовались вакансии. Да, время было золотое, по улицам толпами бродили дикие големы, расплескивая лужи, врачеватели, в момент ставшие докторами, с отрешенными лицами спешили увольняться у руководителей и второпях делали ноги за границу. И зря, между прочим. Там ничем не лучше. Големов больше, работы меньше. Потому что там на сто единиц населения приходится в среднем пять лекарей и два врача. Такой подъем медицины Аким связывал исключительно с постоянными войнами. А у нас – ни войн, ни врачей. Да и народу у нас больше.
Секретарша перебирала листки, шуршала бумагой, когда открылась дверь и из кабинета выполз унылый человечек, встреченный Акимом у ворот. Наверняка врач. Только у врача может быть такое унылое лицо, когда его не приняли на работу.
Человечек кивнул Акиму и вышел. Секретарша проводила его улыбкой типа «Да-да, мы вас видим» и обернулась к Акиму.
-- Прохождите.
-- Что? – не понял Аким. – Еще ждать?
-- Пройдите и ждите там. У доктора пятиминутка.
Доктор Астапович устраивал краткие променады по балкону, курил, хотя Уставом и запрещалось. Его балкончик первого этажа был застеклен и заставлен горшками с хищными цветами. Доктор гладил цветы и стряхивал пепел в горшки. Цветы щелкали пастями, но нападать не решались – доктор был скор на экзекуцию.
Аким вошел и присел на гостевой стул у двери. Из-за стекла балконной двери на него сердито смотрело нарисованное лицо Астаповича. Брови палками, рот скобкой, на щеках две изогнутые складки. Наверное, в жизни он очень мягкий и невыразительный человек, подумалось вдруг Акиму. Что поделаешь, работа, приходится быть суровыми. Серафин пускал колечки дыма и нанизывал их на зонтик. Наверное, впрок.
В кабинете Серафина было пусто. Одинокий стол с большим креслом и кадка с фикусом. Фикус был единственным неодушевленным растением и ему приходилось туго. Перья сморщились, скрючились и были зеленоватого цвета. Аким пожалел фикус и тихонько погладил. Фикус тряхнул кроной и пожелтел. Серафин заметит. Ну и пусть. Жалко зверюшку, завели, так хоть улыбались бы. Фикус еще раз тряхнул и бросил Акиму под ноги семечко. Ну вот, теперь точно заметит. Аким ногой задвинул плодик с еле проклюнувшимся канареечным перышком под стул.
Серафин бросил окурок в окно и зашел в кабинет, хлопнув дверью.
Аким привстал.
-- Серафин, я к Вам по личному делу. – И тут вдруг его охватила робость. Он представил, как Серафин сейчас скажет, что к его личным подвигам он не имеет никакого отношения. И куда потом идти? К пиковым кавалерам? Найдите моего Голема! Пока он чего не натворил…
Но Серафин смерил его суровым взглядом и сказал:
-- Говори. Умер кто?
-- Нет, Серафин, наоборот…
-- Женился? Когда ты успел? – удивился Серафин. Как и всякий хороший начальник, он был в курсе жизни подчиненных. Конечно, всего запомнить он не мог, но тех, с кем сталкивался часто, знал хорошо. На званых обедах, днях рожденья, свадьбах и похоронах он был бы частым гостем, если бы ходил по всем приглашениям. К сожалению, даже самый лучший руководитель не может везде успеть, если хочет быть хорошим руководителем. Работа, прежде всего работа.
-- Нет, Серафин… Понимаете, тут такое дело… -- замялся Аким, и все приготовленные слова разлетелись, как мухи. – Я вчера… Ну, в общем, Серафин, я создал Голема… Ну, не совсем Голема…
-- Ну-ну, -- к удивлению Акима, Астапович не выразил никакого интереса, будто каждый день создаются кем попало не-Големы.
-- Нет, я не слепил его, хотя слепил, конечно, тоже... – путаясь и запинаясь, Аким рассказал Серафину обо всем, что произошло накануне и ранее – как он задумался над созданием големов, как расспрашивал и собирал глину, как влепил в Голема глаз и как провел оживление. И, конечно, как от него сбежало уникальное в своем роде создание... И что ему теперь делать со всем этим?
Серафин побарабанил пальцами по столу и сказал, задумчиво растягивая слова:
-- А я ведь ошибся в Вас… Да, ошибся. Ну что ж, -- он встал и подошел к Акиму вплотную. Аким нервно отодвинулся. – Поздравляю! – Серафин схватил Акима за руку и потряс ее, а заодно и его, -- Не думал, что вы так быстро вырастете! Соня, два кофе, подарочный набор и общее собрание.
Аким судорожно затряс пальцами.
-- Не надо! Что я сделал, объясните хоть!
-- Поздравляю, поздравляю! Вы должны были придти ко мне сразу же, но это мой недочет, вы слишком замкнуты, вы все решаете самостоятельно!
В кабинет потихоньку набивался народ. У кого-то было торжественное лицо, кто-то непоседливо вертелся. Персонал сняли с работы и все нервничали. Последней вошла секретарша Соня, внесла два кофе и большую папку. Серафин вписал что-то в графу толстой книги и торжественно сказал:
-- Сим объявляю, что такой-то Аким сего года стал полновесным доктором медицины. Поздравляю, вот ваш диплом. Он пока не подписан, завтра будет комиссия, удостоверит вашу личность и наличие видоизмененного Голема и все подпишет. Это, конечно, только формальности, но наша жизнь состоит из формальностей. А пока – набор молодого доктора: книги, ручка, ежедневник. Поздравляю. К завтрашнему дню
