БЫКОВ

Как писатель Дм.Быков собирал материал для статьи «Как я брал интервью у Тото Кутуньо»

В один из знойных июльских вечеров у меня дома раздался телефонный звонок. Мой старинный друг, книгочей и театрал А.П. удивленно спросил:
- Ты знаком с Дмитрием Быковым?
- Это кто?
- Писатель, публицист, телеведущий из Москвы. Полноватый такой, с усиками.
- А-а, конечно. Давно знаком.
- Он приехал в Ростов на встречи с читателями. Спрашивал про тебя. Сказал, что ты его лучший друг, хотел встретиться. Пригласил в Публичную библиотеку.
- Хорошо, буду.

С Дмитрием мы познакомились в году эдак 2001-ом.
Он тогда впервые отправился в Ростов. Наш общий знакомый и известный телевизионщик Д.Д. посоветовал ему обратиться ко мне. Если, что.
«Если, что» случилось. Он обратился. Мы познакомились и несколько раз впоследствии встречались. Я следил за его творчеством и поражался его плодовитости и разносторонности интересов. Однажды я прочитал сборник эссе «Хроники ближайшей войны». Его язык, стиль, точность деталей, парадоксальный взгляд на события, умение создать просто-таки физически ощущаемую атмосферу привели меня в совершеннейший восторг.

Конечно же, я пришел в Публичку. Кинозал был неожиданно полон. Преподаватели университета, журналисты, читатели и просто ростовские сумасшедшие с нетерпением ждали столичного интеллектуала.  Быков ворвался в зал в шортах, кроссовках, футболке, в каком-то невообразимом жилете с большим количеством карманов и проследовал на сцену. За ним важно, точно слон в колонне, ступал главный редактор издательства «Прозаик» Алексей Костанян.
Редактор грузно, как мешок Вакулы-кузнеца, плюхнулся на стул, ответил на заранее заготовленный вопрос о судьбе современной русской литературы и благостно затих. Быков же сновал по сцене, попеременно и беспричинно извлекая из карманов жилета то мобильник, то трубку для пускания мыльных пузырей. Он попросил не спрашивать его о шортах и взялся за записки.
Никто и не спрашивал. Только назавтра в городской газете была напечатана реплика читателя «Вроде интеллектуал, но в мятых шортах!»
Автор заметки задавал непраздный вопрос: на аналогичной встрече с читателями в каком-нибудь жарком американском городе Хьюстон Дмитрий Львович появился бы в таком же одеянии?

Быков на записки отвечал со свойственной ему лаконичностью и точностью в оценках.
Прочитав несколько стихотворений и ответив на все вопросы о творческих планах, количестве животных в его доме и «почему не пишет Татьяна Толстая?», писатель завершил выступление четверостишием, которое ему принес сын:

Девочка-эмо сидит на трубе,
Мечтает о смерти, скорбит о судьбе.
И тут труба взрывается!
«Газпром. Мечты сбываются».

Быков спустился со сцены, облепленный читателями, желающими получить заветный автограф, начинающими гениальными поэтами и изобретателями чего-то там сверхсекретного.
Толстая тетка с пышной прической и фотоаппаратом спросила моего соседа, показывая на гостя пальцем:
- Как его зовут?
- Дмитрий Львович, – недоуменно вытаращил глаза сосед. Он так поразился вопросу, что даже ответил невнятно.
- Дмитрий Петрович! Дмитрий Петрович!- наведя объектив аппарата, заорала тетка.
Быков поднял голову от подписываемых книг, увидел меня («своего лучшего друга») и воскликнул:
- О-о, Петя!!!
- Витя…
– Извини. Конечно, Витя.  Сколько мы с тобой не виделись? Лет восемь? Пойдем, выпьем немного водки?  
– Ты сначала книжку подпиши.
Я протянул ему его «Орфографию». Дмитрий размашисто вывел: «Пете с любовью. Дм.Быков».

Мы направились к кабинету директора. Быков возбужденно размахивал руками и громко делился впечатлениями. Своей походкой в развалку он напоминал медвежонка. Именно молодого медвежонка, а не взрослого опытного медведя. Он даже кашлял как-то по-детски: запрокинув голову и приоткрыв округло рот,  как бы выталкивая из себя букву «О».

В кабинете сидело несколько библиотечных дам и вовсе не библиотечного вида мужчин. Приветливые и обаятельные дамы одеты были празднично, чуть ли не  в вечерние платья. Их наряды и настроение явно контрастировали с туристской экипировкой и драйвом писателя. Мужчины своим важным видом и дорогими костюмами показывали, что библиотечное дело и «писательство», в сущности, такая безделица, но известная ростовская толерантность не позволяет им выстраивать рейтинги бизнеса в приличной компании.
На столе стояли шоколадные конфеты, бутылка шампанского, бутылка вина и почти допитая  (очевидно, начатая перед встречей с читателями) бутылка коньяка.
- Мы Вас дожидались в очереди целый год, - в первом тосте торжественно объявила директриса библиотеки.
- Я же не сижу на месте. Постоянно в разъездах,- объяснял Быков, разливая шампанское по бокалам. -  Представляете, недавно побывал в Перу в деревне Нах . й. Ха-ха-ха! Так и пишется На-х . й!
Дамы вдруг напряглись и стали напоминать фигуры из музея мадам Тюссо.  
- …Теперь хочу поехать в Нигерию, - продолжал усугублять Дмитрий.-  Там есть деревня П..да. Вот те крест! Нужно, понимаете, закольцевать. Я сказал своему главному редактору: Сережа, на поездку надо шесть тысяч долларов. А он: Зачем тебе туда? А я ему отвечаю:  Вот ты позвонишь и спросишь «Дима, ты где?»
И я впервые в жизни скажу тебе правду!
Быков оглушительно захохотал.

Мы выпили.
Мужчины вежливо поинтересовались, чем занимается Дмитрий Львович, кроме «писательства». «Только этим»,- был ответ. Стихи, романы, жизнеописания великих, статьи в газетах и журналах, участие в ток-шоу, ну, и ещё преподает в школе.
По ходу его рассказа слезы умиления  навернулись на мои глаза (какой у меня друг!) и с теплотой в сердце подумал я: «Ну, какая сука?! Леонардо российской словесности! Когда успевает, блин?!»

- Петя, дай свой телефон, - обратился ко мне Быков.- Что ж я его постоянно у Д.Д. беру?
- Витя.
- Ну, ладно, не обижайся. У меня к тебе предложение. Я готовлю к печати книгу о знаковых городах мира. Напиши о Ростове.
- Ты ж не видел ни одной моей строчки.
- Лучше тебя о Ростове никто не напишет. Я это чувствую.
(Это предложение подтолкнуло меня к написанию новеллы "Остров Ростов").

Дмитрий вспомнил, как приезжал в Ростов брать интервью для «Огонька» у Тото Кутуньо и квартировал у меня на радио.
- Как поживает фотограф Бурлак, с которым ты тогда работал?- поинтересовался я.
- Открыл свою студию и снимает свадьбы.
- А ты ведёшь?
- Нет,- он задумчиво поковырял пальцем в носу, – вот на это времени не хватает.
- Бурлак всё также любит снимать с верхних точек: карнизов и крыш?
- Ты это помнишь?! Дорогой, я тебя люблю!- восхищенно заревел Быков, уже опасаясь называть меня по имени.- А как поживает твоё радио? Коммерческий директор Сашка работает?
- Из радио я ушел. А Саша уехал в Москву…
- Ну, этого следовало ожидать.
- … работал там одно время директором газеты. Потом попал в какую-то мутную историю…
- И следы его потерялись?
- Точно.

… Помню, накануне 8 марта они шумно ввалились ко мне в кабинет, Быков и Бурлак, похожие на двух альпинистов сразу после восхождения. Мне даже показалось, что в их сумках, кроме фотоаппаратов, лежали страховочные веревки и выпирал острым концом ледоруб. Огромные, в поношенных куртках с потрепанными рюкзаками, они заполнили собой и без того крохотную комнату.  
Дмитрий снял куртку, бросил её на пол, подарил свою книгу «Отсрочка» с надписью «Вите с большим московским приветом» и стал большими глотками пить приготовленный мною зеленый чай с донскими травами, тут же покрывшись капельками пота. Капли сливались в ручейки, стекали по его большому лицу и растворялись в дренажной системе усов.
Он задавал огромное количество вопросов. Его интересовало буквально всё, но, в первую очередь, шоу итальянской звезды, ради которого он и выбил себе командировку в «Огоньке». Его поражал сам факт концерта артиста в провинциальном городе.
Ларчик открыть было несложно. По просьбе хозяина крупнейшей в России табачной фабрики (таким образом, хитро обошедшего запрет на прямую рекламу сигарет) Тото Кутуньо согласился дать один концерт в Ростове. Очевидно, это как раз то предложение, от которого трудно было отказаться.

Пока Дмитрий меня расспрашивал о Кутуньо, фотограф Бурлак лавировал с фотоаппаратом по тесному кабинету и постоянно щелкал Быкова. У Бурлака была фишка - снимать сверху. Он метался по комнате и старался забраться как можно выше, будто кошка, которую преследует ветеринар.
Радиостанция занимала перестроенное чердачное помещение, потолки были низкие, Бурлак был огромный, забраться на шкафы не предоставлялось возможности, и он влезал на подоконники. Три небольших оконца выходили во внутренний двор. Из всех этих окон попеременно выглядывала немалых размеров нижняя часть туловища  Бурлака, увенчанная фирменной этикеткой. Всё сопровождалось криками и хохотом Быкова так часто, что охранник здания через некоторое время испуганно заглянул в дверь.

С этим низким потолком связана другая история. Ко мне однажды мимоходом забежал мой приятель врач-андролог. Осмотрел комнату. Подняв руку, дотронулся до потолка и задумчиво вынес диагноз:
- Витя, от низких потолков эрекции не бывает.
Правда, эту мысль он выразил другими словами, но по контрасту с откровенностью Дмитрия, я не буду цитировать дословно.
Не знаю, по этой ли причине, но менее чем через год я поменял работу и, соответственно, кабинет. Редакция газеты, которую я организовал, размещалась в цеху бывшей швейной фабрики с потолками шестиметровой высоты.
Правда, изменений в своей интимной жизни я не обнаружил.

Организацией интервью Быкова с Кутуньо занимался мой новый коммерческий директор Александр Каминский, двадцатипятилетний недоучившийся студент университета. Не удивлюсь, если актер Лыков именно с него списал своего Казанову в «Улицах разбитых фонарей». Такой же носатый, в длинном плаще, шарфе и с длинными немытыми волосами. В нашей редакции он выделялся двумя особенностями: не желал стричься и лечить зубы. Правда, на финале своего пребывания на радио ему удалось сработать бартером со «Стоматологией». Каминский заменил себе все зубы и, похоже, на всякий случай  вставил лишний. Он у него оттопыривался, как запаска в джипе.

При работе с клиентами Каминский проявлял изощренную хитрость. Словно хамелеон находил в собеседнике полезные для себя детали, под которые тут же мимикрировал.
Узнав, что мои дальние родственники - поляки со Ставрополья, он незамедлительно стал поляком из-под Ставрополя. Общаясь с Быковым, Сашка уверял его, что он донской еврей. Выбирая на Старом базаре соленья в корейском ряду, он обращался к торговке не иначе как – «землячка».

Каминский работал всего месяц, денег в кассу не принес, за что я подвергался гонениям от руководства за непродуманную кадровую политику.
Наконец, он притащил достаточно неказистый ролик мебельного салона, актуализированный под концерт Кутуньо. В рекламе утверждалось, что Тото писал свои песни, сидя на итальянской мебели в ростовском салоне по такому-то адресу.

Если я был в перманентной коммуникации  с Быковым, то Сашка был на связи с  Донтабаком и несколько раз в день общался с ними или по телефону, или лично. По собственному определению, он выполнял функции