БЫКОВ

пастора Шлага. Вернувшись в очередной раз, он падал в кресло, изображал полное изнеможение и рассказывал анекдот про Штирлица:
     - Штирлиц долго смотрел, как пастор Шлаг шел на лыжах через швейцарскую границу.
     - Да, тяжело ему, - подумал Штирлиц...
     Стоял июль 1944 года.

Накануне Быков звонил из Москвы и интересовался, действительно ли будет Кутуньо. И настоящий ли?
- Да, вроде, - с некоторым сомнением ответил я. Хотя эти сомнения скорее присущи моему характеру, а не самому факту приезда звезды 80-х. Опасения Дмитрия были напрасны. «Нагреть» директора Табачки, за несколько лет прошедшего путь от грузчика фабрики до её владельца, не решился бы ни один ростовский жулик. Если уж объявлено, что Кутуньо, так будет именно он, а не какой-нибудь Челентано или Майкл Джексон.  
- Где будет концерт? – спросил Быков.
- Во Дворце с понтом, - слыша наш разговор, вмешался Каминский.
- Во Дворце спорта,- перевел я.
- Точно Тото?
- Сальваторе! – проявил недюжинную эрудицию Каминский.
- Интервью перед концертом взять можно будет?
- Зуб даю! – неосмотрительно поклялся Сашка.

Наконец, Быков на радиостанции. Всё хорошо, кроме времени интервью и, вообще, его вероятности. Каминский виновато тыкал клавиши телефона, но Донтабак ушел в подполье.
Наконец, что-то срослось, и Каминский доложил:
- Вопрос решен. Мы перехватим Тото на маршруте. У него большая программа: донская кухня, парикмахерская и ещё какая-то лабуда. А пока у вас час свободного времени.

Быков и Бурлак в моем сопровождении решили прогуляться по городу.  Мы прошлись по парку. В витрине бывшего парфюмерного, а ныне ювелирного магазина в рекламных целях танцевали легко одетые девицы. Музыка звучала между рамами, снаружи была не слышна и барышни создавали магнетический эффект своими безмолвными движениями. Такое же жалкое  впечатление производит просмотр без звука видеозаписи танцев на домашней вечеринке.
Бурлак долго их фотографировал и не хотел отходить от витрины.

- Во рту пересохло, - произнес он, наконец оторвавшись от такого редкого для Москвы, но рядового для нашего города зрелища, как красивые девушки.
Быков встрепенулся.  
- Витя, давай выпьем немного водки, – пытливо глядя на меня, спросил он. Что-то в его глазах подсказывало, что Дмитрий не прочь испытать на себе знаменитое южное гостеприимство. Я мысленно пересчитал все деньги в кармане. «До зарплаты три дня. Каминский тоже не поможет». Скалькулировал меню на двух голодных верзил.
И отказался.
- Не могу в рабочее время (и это было совершеннейшей правдой).  Жду вас на станции. Об изменениях в маршруте - телефонирую. Ариведерчи! – уж совсем по-кутуньовски   закончил я.

Вернувшись на радио, я узнал, что к часу, обещанному Каминским, нужно добавить ещё час, как минимум.

Быков и Бурлак возвратились повеселевшими. Занять их было нечем. Я пытался насильно поить гостей своим фирменным чаем с душицей и чабрецом, но москвичи градус понижать отказались.
Мы поговорили о журналистике.
- У вас в Ростове есть такой Фима Жиганец, автор «Евгения Онегина» на блатном жаргоне, - вспомнил Быков, поражая своей энциклопедичностью, - «Мой дядя, падла, вор в законе, когда зависнул на креста, Он оборзел, как бык в загоне, хоть с виду был уже глиста...
-…Его прикол - другим наука; но стрёмно - век я буду сука!» - подхватил я. – Хорошо его знаю. Познакомить?

Дмитрий не мог нарадоваться журналистской удаче. Фима Жиганец, он же Александр Южный, он же Александр Сидоров, судьба которого 18 лет была связана с местами лишения свободы, автор не только хулиганских переводов классической поэзии, но и серьезный исследователь уголовного мира, автор двухтомника «История профессиональной преступности в Советской России", по счастью был в городе и даже неподалеку от нашего радио. Через пять минут, он неторопливо проявился в дверном проеме и я на час смог отвлечься от гостей на выполнение своих служебных обязанностей.

Наконец, заскочил Каминский и по-гагарински скомандовал:
- Поехали! Он в «Космосе».
«Поехали» звучало пафосно, но не соответствовало действительности. Автомобиля в редакции отродясь не было, а салон красоты «Космос» находился в квартале от нас.
- В «Космосе»? – я пристально посмотрел на Каминского.
- Нет. Нет. И нет! – он выскочил из кабинета.
- Александр, вернись!
- Ну, Виктор Иванович… Я постригусь. На следующей неделе.
- Я не об этом, хотя... Возьми диктофон. Может, Тото скажет умное что-то. Диктофон из рук не выпускай. Последний!
- Слушаюсь! – без особого энтузиазма ответил Каминский.

Задержавшись в дверях, он многозначительно повел своим блудливым глазом в сторону книжной полки. Я свел брови и опустил их вниз. По-моему мнению, это должно было произвести впечатление отеческого благословения. Каминский по-рыбацки выдернул из книг плоскую бутылку и кинул себе за пазуху.
- Коньяк нужно пить тёплым, - с докторской интонацией пояснил он.
- И халявным,- кивнул я.

Одеваясь, Быков с надеждой спросил:
- Витя, давай, мы у тебя переночуем? Прямо на полу. У нас самолет в шесть утра. Рюкзак оставлю?

Через час по телефону Каминский радостно доложил, что с «Космосом» пролетели. Тото не приехал. Интервью они с Быковым запишут вечером во Дворце спорта. Сашка старался четко выговаривать все буквы. Было заметно, что даётся ему это нелегко.

Концерт по рассказам зрителей был превосходный.
Кутуньо поразил ростовчан. Ростовчане сразили Кутуньо.

Тото пел четыре с половиной часа, из них минут тридцать вообще без музыки и микрофонов. А cappella со своей группой. Милиционеры выгоняли людей из зала. Никто не хотел уходить. Все пели Serenata.

Тото исполнял «Индейское лето» из репертуара Джо Дассена. И вдруг забыл слова. Растерялся, но зал (почти 4 тысячи человек) проскандировал по-французски: Avec ta robe longue tu ressemblais A une aquarelle de Marie Laurencin…(«В своём длинном платье ты напоминала акварель Мари Лорансан»).
Тото был потрясен! Неужели в Ростове так любят французский?
Он не догадывался, что бОльшая часть зала пела по-русски. Кто ж не знал русский вариант этой песни в исполнении Валерия Ободзинского «Где же ты? И где искать твои следы?»

Ещё коллеги рассказывали, как мой коммерческий директор, сжимая одной рукой диктофон, а другой локоть нетвёрдо держащейся на ногах девушки модельной внешности, пытаясь пробиться к артисту, кричал:
- Синьор Сальваторе, один вопрос от потомка беженцев с Помпеи!

Быков ночевать не пришел. Вроде у кого-то брал интервью. Или у него брали? Не понял.
По словам охранника, «гражданин Быков появился на территории радиостанции в 04.15, был весел, прочитал вслух неприличное стихотворение, забрал рюкзак и покинул режимный объект».

Утром Каминский влетел в кабинет и, не дожидаясь вопроса, выпалил:
- Диктофон попросил Быков, потому что у него закончилась паста в ручке, когда он с Кутуньо беседовал. Обещал передать с оказией.

Сашка был с аккуратной  прической и красными глазами. Видимо, вчера его насильно постригли и он всю ночь плакал.

Быков статью для «Огонька» таки сделал. В ней он ярко, остроумно и образно описал всю подготовительную работу, встречи в нашей редакции, общение с моим коммерческим директором, безрезультатные попытки взять интервью перед концертом, и, как после выступления артиста Дмитрию удалось прорваться за кулисы.

Ему разрешили задать всего лишь один вопрос.

Вот как заканчивается статья:

« - … Один вопрос, и вас нет!
  - Синьор Кутуньо! Очень ли изменилась русская аудитория?
Переводчица перевела. Кутуньо почесал подбородок.
  - Си,- сказал он.- Си, си.
И пошел в ресторан».