поговорить, излить душу, а тот слушает в пол-уха, и только и зырит по сторонам - у кого бы стрельнуть "хабарик"!
- Бросай курить! Зачем так мучиться?- много раз увещевал Виталий Крылова, но тот лишь отмахивался. Тяжело было Крылову еще и потому, что по зоновским законам каждый зек должен сдавать из выписки полпачки чая и две пачки сигарет, якобы, для "подогрева" тех, кто томился в ШИЗО и в БУРе, бараке усиленного режима, или по-новому, в ПКТ, помещении камерного типа. Им, как нарушителям режима, выписка не полагалась.
А две пачки сигарет - это для курильщика немало! Разрешалось покупать не больше восьми пачек за один раз, и при экономном расходовании этого курева вполне хватило бы до следующей выписки, если бы не надо сдавать "на БУР". Конечно, ни на какой "БУР" это не шло. Сколько там сидело, в этом БУРе? Человек пятнадцать-двадцать, а в зоне сидело тысячи две. С каждого по две пачки сигарет - это же обкуриться в этом БУРе! Если что туда и доходило, то какой-то мизер, в основном, чай выпивали и сигареты выкуривали блатные, но мужики гордились тем, что строго блюдут зоновские законы.
Виталий "на БУР" не сдавал. Не сдавал принципиально. В тюрьме он наслушался баек о воровских законах, о блатной справедливости, о понятиях, и тогда же решил для себя, что будет следовать им неуклонно: никаких косяков надевать не станет, ни в какие группировки не вступит, а будет жить "мужиком", но в первые же дни пребывания на зоне убедился - чего стоят все эти россказни! Никто здесь никаких понятий не придерживался.
Например, не полагалось ничего отначивать "на БУР" с первой выписки у вновь прибывших, и у тех, кто освобождается, из последней. Виталия и прибывших с ним блатные обобрали до нитки в первую же выписку, пользуясь тем, что никто из них не знал пока местных порядков. И не полпачки чая и две пачки сигарет, как положено, отобрали почти все! Впрочем, обобрали и тех новичков, кто порядки знал, а если находились среди них такие, что пробовали протестовать, те сразу же, вопреки всяким понятиям, получали в морду. Виталию это очень не понравилось, и со следующей выписки он принципиально не стал ничего сдавать. На него очень жестко наезжали, но он держался твердо, всё поставив на карту, и блатные, как это ни странно, отстали.
Кроме того, Виталий сразу же пресек все попытки блатных заставить его носить им баланду, или выполнять другие поручения. Например, проносить из промзоны на жилую чай и тому подобное. Не удивительно, что блатные смотрели на него косо, но особенно неприязненно относились к нему те самые забитые мужики, которые стирали портянки, таскали кружки с баландой, отдавали часть своей выписки (за исключением Крылова, разумеется). Дескать, что ты за особенный, за такой? Мы и носим, и стираем, и "на БУР" сдаем, а ты - что?
Виталий замечал, что и в блатной иерархии не все так ладно, как учил бывалый. В их отряде были такие бомжи, которые по местным понятиям "стояли круто": спальное место было внизу (у некоторых даже в углу, что являлось признаком совсем уж высокого положения!), на промзоне они не работали, в основном ошивались на подхвате возле блатарей, в столовке их место было во главе стола, и они жадно выгребали из бачка все, что могли.
Как сумели подняться всеми презираемые бомжи до такого уровня? А очень просто: они покупали себе спокойную и сытую жизнь! Это только в следственной тюрьме ходили такие байки, что на зоне все по правилам, все по понятиям, и чтобы подняться, надо пройти немалые тернии, и поднимаются в основном на кулаках, а некоторые статьи, вроде "бомжовской", обречены на вечное прозябание. На самом деле, положение очень просто можно было купить. Либо с воли присылали посылки, и даже деньги, либо какой-то знакомый оказался нужным человеком и замолвил блатным словечко... Здесь на статью не очень-то смотрели!
Впрочем, покупались звания в криминальном мире и на воле. Виталий как-то слышал, как один из высокопоставленных сотрудников МВД говорил, что среди нынешних воров в законе большая часть это звание купила...
Вторую, меньшую группу, составляли в основном те, у кого были сроки поболее, да и статьи посерьезнее: злостное хулиганство, кража, грабеж, мошенничество... Немало было шоферов с огромными по здешним меркам сроками: десять, иногда и пятнадцать лет. Эта группа тоже делилась на неровные части. Большую часть составляли те, кто осознал свое падение и стремился, во что бы то ни стало, освободиться досрочно, или хотя бы выйти условно, на стройки народного хозяйства. Они находили в себе мужество вступить в актив, в эти многочисленные секции, организованные в лагерях бог знает кем, когда и зачем - наивно полагая, что это им поможет. Меньшую, зато более сплоченную часть, составляли блатные.
Тех, кто вступал в актив, презирала даже администрация, и если и представляла на условно-досрочное освобождение, то в последнюю очередь. В первую, как это ни странно, шли блатные, непримиримые, которых здесь называли "отрицалами", и в этом была своя логика. Активисты никакой помощи администрации не оказывали, состояли в активе чисто формально и думали только о своем: как бы обойти острые углы, как бы прожить так, чтобы их никто не трогал, не лезть ни в какие разборки, избегать конфликтов. Основными же помощниками администрации были блатари, те самые "отрицалы".
И если присмотреться, то и в самом деле, кто был больше "актив"? Мужик, одевший "косяк", чтобы как-то прожить, как-то дотянуть до освобождения, которому претили эти детские игры в воровскую романтику, или блатной, "вор", которого администрация назначила бригадиром или старшиной, и он вкупе с такими же блатарями гонял мужиков, выжимал из них последние силы, заставляя работать на Советскую власть? Если администрация была недовольна работой зеков, например, не выполнялся план или было много брака, в дело вступали блатные. Они собирали бригаду и раздавали налево и направо зуботычины и подзатыльники. Это у них называлось "подмолаживать". Серьезно били редко, задача стояла - подстегнуть, припугнуть, заставить работать интенсивнее. И пары оплеух зачастую оказывалось достаточно, чтобы мужик рыл землю, потому что понимал: могут и серьезно навалять!
Серьезно, по-настоящему, били только с разрешения администрации. И для этого были веские причины.
Например, попадали в зону строптивцы, которые не признались на следствии, которые сумели каким-то образом избежать наезда блатарей в "прес-хатах" следственного изолятора, и на суде получили минимально возможный срок. На таких наседали опера уже здесь, в зоне, нутром чуя, что за скромными с виду, зачуханными мужичками кроются серьезные дела. Некоторые, что называется, "гасились", то есть, сели по какой-то мелкой статье, чтобы скрыть более серьезное преступление - бывали и такие! - и задача оперчасти была расколоть их.
Но чаще опера наседали на простаков, у которых за душой ничего, кроме неуплаты алиментов, или бродяжничества, не было, но их хотелось "расколоть" на явку с повинной, у оперов тоже был своего рода план по явкам. То есть, стояла задача - навесить на кого-нибудь чужие преступления, "висяки". Для этого-то с помощью блатных и создавались в лагерях невыносимые условия. Некоторые, слабые духом, замордованные голодом и постоянными пинками и зуботычинами блатных, подписывались, убаюканные душевными разговорами и посулами оперов о сытой и спокойной жизни на "строгаче", а потом получали довесок - года два или три - и летели на строгий режим белым лебедем! И там точно так же и голодали, и "крутились на звездюлях". Иначе и быть не могло, ведь на строгий режим шла всё та же уголовная шушера все с того же "общака".
Основная же масса не поддавалась: какой дурак станет на себя вешать чужое! Поэтому, шел сигнал в отряд, блатным (на их языке - "цинк"): Иванова или Петрова бить, пока не сломается. Тут уже не стеснялись, дубасили от души, бывало, что и калечили, а то и забивали насмерть. Вот так, наверное, и в Сталинских лагерях зверствовали блатари, думал Кречетов, а все потом свалили на несчастного генералиссимуса, да на Берию. Что-то он читал на эту тему, кое-какие рассказы Шаламова, Солженицына, но помнил плохо... Эх, знать бы, что придется быть здесь, уж почитал бы повнимательнее и побольше!.. Да, уж! Знал бы знать, не ходил бы в рать!..
Не избежал этого и Виталий, и к нему подъехали, и не кто-нибудь, а сам заместитель начальника колонии по оперативной работе, сам "кум", с предложением - дать явку с повинной. И вполне естественно, что Кречетов с негодованием отверг это предложение. Да и какую явку он мог дать? На что?..
Наезд блатных не заставил себя ждать. Наехал на него недавно пришедший с "малолетки" Чистяков, по кличке Чистяк. С кличками в зоне было туго. Убогая фантазия блатарей не могла придумать ничего лучшего, кроме производного от фамилии. Был Чистяков, стал Чистяк, был Беляков, стал Беляк, Серяков - Серяк. Машинин стал Машиной, Москвин - Москвой. Одним этапом с Виталием пришел Сучков, тот получил кличку Сучок, хотя и звучала она не совсем прилично для блатного.
По закону, кличку блатному давали в тюрьме, и эта кличка должна бы идти с ним до конца жизни, ведь предполагалось, что получивший ее - отрицала, и тюрьма для него всерьез и надолго. Мужикам клички не давали. Обычно к ним обращались так: "Эй, дух!" или "эй, штрих!".
Однажды, в "Крестах", тишину летнего вечера разорвал вопль восторженного малолетки, только что переведенного на "взросляк": - Тюрьма, дай кличку!
И тут же со всех окон посыпалось: "Козел! Мерин! Пидор!.." - и тому подобное. Но малолетка относился к блатным традициям всерьез, поэтому, проявил настойчивость:
- Тюрьма!.. Дай хорошую!
И тюрьма "дала хорошую", тут уже прозвучали другие словеса: "Резаный! Паленый! Коцаный!"... Видимо, "коцаных" и "резаных" на всех не хватало, вот и кинулись блатари, не мудрствуя лукаво, образовывать производные от фамилий, все эти Чистяки, Беляки и Серяки!.. С настоящими кличками в отряде Виталия были всего два человека.
Это, прежде всего, "Малыш", отбывающий четыре года за злостное хулиганство во время службы в армии литовец Станкус, который сумел подняться на зоне до уровня главвора отряда, члена так называемого зоновского "Общака" (нечто вроде Политбюро на воле), и второй - бригадир Пэмстон. Что означает слово "Пэмстон", никто не знал, так прозвал бригадира Малыш, вполне возможно, что слово это в переводе с литовского даже означало "Петух", но Пэмстон этого не знал и откликался на свою кличку с гордостью. Это вам не какой-то там Чистяк!
Малыш был фигурой колоритной. Высокий, статный красавец, он имел во всем своем облике что-то благородное, аристократическое. Был неглуп, весьма начитан. Собственно, и кличка "Малыш" взята им была из произведений О`Генри, воспевшего американских бандитов и жуликов.
Виталий много повидал аристократов, много таких сидело с ним в "Крестах", многие пришли с ним по этапу, важные, гордые, неприступные... Но здесь, в зоне, эта мишура
