застывших на нём зрачках.
- Уж очень ты привлекательно разлёгся.
Она звонко, как кастаньетами, щёлкнула пальцами, потом щёлкнула по его откинутой в сторону здоровой ноге. И Александр, к великой его досаде, смутился и так, продолжая лежать с закрытыми глазами, покраснел.
Она не лгала насчёт желания. А повергли её в это состояние вся его расслабленная поза несчастного человека, побледневшее, осунувшееся лицо, напомнившее какого-то мученика с давно забытой картины. Это при его-то железных мускулах! Но ведь, какие бы мышцы у тебя ни были, душу они не защитят. Да и жизнь, подчас, они тоже не в силах спасти.
Жалость, грустно-сладкая жалость во всей её красе, полонила душу и сердце Валерии Антоновны. Ему нужна её любовь, её желание к нему. Ах, как нужна! Укор, что и в любви она предпочитает верховодить, не что иное, как приглашение вступить в командирские права. Взять его.
Мысль-воспоминание, что его так упорно хотели убить или того хуже, подстрелить и захватить, обрекая тоже на смерть, но не мгновенную, что кто-то всё ещё, вполне может быть, жаждет свести с ним счёты, обостряло не только чувства, а и чувственность. Сквозь ресницы она смотрела на него; он опять уронил себя на софу и закрыл глаза. Ну, Валерия Антоновна! Он ждёт!
Как всё двояко. Трагизм в сочетании с детской непосредственностью жажды любви, ласки. Впавший в смущение Саша напрягся в охватившем его жаре и страстном желании скрыть от неё свои чувства. Вот он возьмёт и скажет ей сейчас, что не нужна она ему! Но почувствовал, что нет, не может ничего он сейчас изображать, может только поставить себя в дурацкое положение. Он испугался. Сначала испугался, что она увидит его высокомерие, которым он так хотел ударить по её самолюбию, и тогда она уйдёт навеки. Потом испугался, что она видит все эти его детские потуги и усмехается внутри себя. Его бросило в холодный пот.
Она уйдёт. Как он будет жить без её гипнотизирующих глаз, без вечной борьбы с ней, наконец, без её мстительной, сладостной власти в любви над ним, над его телом?!
За окном дети взорвали петарду. Саша вздрогнул, Лера отдёрнула руку от его бедра и зафыркала смехом. О, детские шалости, как легко и непринуждённо вы возвращаете на землю в реальный мир! Проясняете мозг и глаза! И душу!
Саше было не до смеха. Бессильная досада, почти злость, охватили его - сорвали такое... такое!.. Он приподнялся на локтях, Лера продолжала смеяться, смотрела куда-то в сторону и отмахивалась рукой - всё встало на свои места, какая такая тебе любовь, Сашенька! Ничего я не хочу!
Он в сердцах пристукнул сжатой в кулак рукой по софе - не он сам, так дети помешали! Она, прервав смех, изменилась лицом. Чуть наклонившись вперёд, тихо произнесла полувопросительно, полуутвердительно: “Расстроился?” - и ладонью мягко толкнула его обратно на софу. Прошептала: “Эх, ты, неудачник!”.
- Не надо. Не вскакивай. Расслабься. Сашенька! Ну? Мне тоже надо расслабиться. Но это не то, что ты думаешь! Это здорово, что дети устроили грохот.
- А что я думаю? Ты знаешь, что я думаю?!
- Помолчи. А? И не нервничай.
У него и в самом деле на лице было написано страшное расстройство. Нервно задёргалось веко на левом глазу. В её же глазах засветилась непривычная мягкость, она легла рядом с ним, голову положила щекой ему на грудь. И столько в этом жесте было неожиданного тепла и доверчивости, что Александр не сразу поверил своим ощущениям. Не произнеся ни звука, он осторожно обнял её одной рукой, и его захлестнуло непривычное состояние родства. Таких нежных минут ещё не было в его жизни! И этот, совсем иной уровень близости, властно повлёк его за собой.
- Лера, хорошая моя, переходи жить ко мне.
- Ты опять за своё? - глухо, так как носом зарылась к нему во впадинку под ключицей, произнесла она.
- Но ты ведь любишь меня? - тихо спросил он.
Лера скинула с себя его руку и села. Сладкая минута растворилась в прежней Лере и исчезла.
- Лера, но!.. - с нотами отчаяния воскликнул он.
- Саша, зачем ты опять о том же!
- Господи. - он тоже сел. Губы обиженно задёргались. Он не понимал этой женщины.
Она лжёт и ему, и себе. Как она не понимает этого! Лжёт своим поведением, своим упрямством, нежеланием признать неопровержимый факт - они любят друг друга, не могут не любить. Зачем обманывать себя! Радости её мужу от такой жертвы немного - так считал Саша. Был уверен в этом, ибо был слишком заинтересованной стороной. И он, можно сказать, возопил:
- Тогда объясни, что же, в конце концов, у тебя ко мне?! Какие чувства? Если ты меня не любишь, тогда что? Что?!
- Чувства? К тебе?
Опять перед ним было холодное непроницаемое существо. Она коротко рассмеялась. Вспомнила о своём непоколебимом намерении оставить Александра. Уйти навсегда!
- Другого рода.
- Какого. Отвечай!
- Ну, получай ответ. Примитивное, скотское желание обладать твоим телом. Оно мне нравится. Доволен?
Саша побледнел.
- Та-ак. - в растяжку только и произнёс он в ответ и потянулся рукой к больной стопе. Осторожно потрогал растирающим жестом. Не глядя на Валерию, спросил:
- А как-нибудь по-другому, поприличнее нельзя было сказать?
Она молча пожала плечами. Он уловил это её движение по лёгкому шуршанию одежды. Не дожидаясь ответа, сказал:
- Я когда-нибудь пришибу тебя. - сказал и глухо, едва не до слёз, забулькал смехом обиженного человека. - Не веришь? - он поднял на неё покрасневшие глаза.
- Почему же, верю. Но... не получится. К моменту созревания такого нехорошего желания меня с тобой рядом не будет.
- Оно у меня уже... почти созрело.
- Не блефуй. Это теоретические выкладки, а желания у тебя прежние.
- Какие же? – поддаваясь игре слов спросил он, не глядя на Леру.
- Те же, что и бывшие у меня на днях - обладать. И ещё одно, дополнительное. Это у тебя - приручить и проучить эту дикую козу.
- Ты обходишь стороной третье.
- Что именно?
- Я люблю тебя.
- О-о-о! Какой высокий стиль!
- Конечно. - в голосе его таилась умудрённость и странное чувство печального превосходства. - Я не хочу опошлять этого чувства.
Лера не ответила. Минуты уходили. Уходило что-то такое, за душу пробирающее, что стало ей страшновато: немыслимо терять эту близость двух существ. Вряд ли когда ещё посетит сердце подобное.
Тогда она, всё так же молча, опять положила свою голову ему на грудь. Тишина поглотила комнату, только уличные шумы за окном.
- У тебя бьётся сердце. Я слышу. Тут. - она приподняла голову и приложила ладонь к его груди, туда, где только что покоилась её голова. - Я не хочу иметь дело с трупом. Слышишь? С ним холодно обниматься, Сашенька.
- Лера! - шёпотом растроганно воскликнул он. У него отпустило, стало легче на душе, до того легче, что на глаза едва не навернулись слёзы. - Так ты...
- Нет, нет и нет. - она сразу поняла его, поняла, о чём он спешил сказать ей. - Всё будет, как прежде. Я не твоя жена. Так будет правильнее.
Он растерянно глядел на её затылок. Зрачки его расширились, глаза от этого стали тёмными и бездонными, в глубине которых загорелся злой огонёк обиды и бессилия.
- Почему правильнее?
- Потому что. - по-детски упрямо ответила она.
Не объяснять же ему, что она давно решила: никогда ни при каких обстоятельствах не поддаваться никаким его призывам. Вернуть жизнь на круги своя. Очистить сердце, не рвать его.
Совсем не логично в душу ворвалась показавшаяся страшной мысль, а вдруг Александр разлюбит её? Но ведь, чтобы не испытать этого в гипотетическом будущем, она и стремится уйти, расстаться с ним! Уйти сейчас, чтобы не мучиться всеми его опасностями, могущими привести к необратимым страшным последствиям, вполне осуществимой потере вот этого живого, тёплого человека.
Её словно подбросило вверх.
- Саша, может быть, не надо было сюда возвращаться? А? - она вопросительно требовательно воззрилась горящим взором в его лицо, а он даже глаз не открывает!
После минутного оцепенения она в третий раз улеглась ему головой на грудь, обняла и замерла, вслушиваясь в его дыхание, в то, как бьётся его сердце. Потом вдруг сжала крепко-крепко руки, обвивавшие его плечи, встряхнула его. Ну, же!
Ей так и не удалось растормошить его. Правда, он поцеловал её после очередного встряхивания, но сделал это как-то чересчур вяло. Как ей не понравился вот этот Саша. Саша, которому она с таким удовольствием отказывала, которого с наслаждением мучила. Не так. Всё не так.
Рассердившись на него, на его вялость, она опять подскочила, с маху уселась рядом, сердито ударившись в его бок.
- Сашка, брось обижаться. Нечего тратить жизнь на такие совсем ненужные эмоции. Настанет момент, когда ты сам порадуешься, что не связал свою жизнь с такой особой, как я, вредной и замужней.
Но он никак не отозвался на её такой весьма ощутимый выпад. Она несколько растерянно глянула на него. Опять толкнула его собой.
- Ну, что ты, как кошка дохлая!
И только после продолжительной мучительной паузы он ответил:
- Нет. Не кошка. Дохлая собака.
- Ну вот! Кошка, собака... Не всё ли равно! Давай, оживай!
- Зачем? - без улыбки спросил он. Глаза его, по которым она могла бы прочесть, что у него на уме, были по-прежнему закрыты.
- Ну... предпочитаю живых мальчиков... да и собак тоже, если они тебе больше нравятся.
Он вяло ухмыльнулся.
- Всё равно скоро сдохну.
- Сашка. - нахмурилась Лера. - Не надо так шутить.
- Сам не сдохну, другие помогут. А тебе не всё ли равно, что ты так разволновалась?
- Ты! Не надо так! - в голосе её зазвенела угроза и предупреждение. Она глядела на него, на его лицо, на котором не прочитывалось никаких эмоций, никаких чувств, лишь глухая апатия. И несмотря на то, что он ничего не делал, просто продолжал молча лежать без движения, она вдруг закричала:
- Перестань!!!
С ним, с ними вместе, происходило что-то страшное и ей, взрослой женщине, непонятное. Будто перед ней и впрямь был труп, но пока ещё тёплый. На неё нахлынуло сразу всё – весь, казалось, неразрешимый клубок проблем и чувств, все события, уже происшедшие, и те, что могут произойти и уже прочитывались в её разгорячённом мозгу.
Лера впала в неистовство, она не помнила, как схватила Сашу за плечи и принялась трясти его и мотать из стороны в сторону, в бешенстве крича на него приглушенным шёпотом. Она не помнила себя, не осознавала, ни что она кричит ему, ни что делает с ним. Но только вдруг оказалось, что они уже стоят на софе, Саша прижимается спиной к стене и прикрывается от неё руками.
- Вот видишь! - услышала она его хриплый страстный голос, - Видишь, как это больно!
Он смял её, в стальной хватке прижав к себе.
- Ну, всё, хватит. Успокойся. - в полубеспамятстве от её истерики, от её буйства, никак им не ожидаемого, тихо шептал он и успокаивающе одной рукой гладил её по плечу. - Я же говорил, что ты меня любишь, не можешь не любить...
