сложностью можно и пренебречь. Старого не переиграешь; переосмыслишь - да, но не переиграешь - тогда с новым надо быть смелее!
Александр переместил ногу на стул рядом с софой - не даёт она ему покоя. Сел почти прямо. Как ни крути, он вошёл в её жизнь. Остро приятно затеплилось в душе, когда она, находясь в этом раздвоенном состоянии философствования и романтического восприятия обыденности, в качестве объекта исследования взяла сидящего напротив неё мужчину. Кого ещё, как не его?! Без него пришло бы ей в голову подходить к жизни с мерками глобальными? Масштаб живого существа, только что подвергшегося смертельной опасности и наблюдавшего гибель других себе подобных живых существ. А они погибли... Мороз по коже, если вдуматься и примерить на себя.
Александр окинул её вопрошающим взглядом и отвёл глаза в сторону. Предложил ещё выпить. Уложить его спать и уйти домой. Оставить всё как есть с его ногой. Но... дома, дома тоска. И устала она очень от всех свалившихся на неё хлопот с этим бывшим бритоголовым. Эх, Геночка, Геночка!.. Во что ты втравил свою собственную жёнушку!
- Тебе надо подумать, как жить дальше. Много делаешь ошибок. - с ленцой в голосе, менторским тоном, скрывающим все эти неспокойные мысли, сказала Лера.
- А я ничего не делаю. Делаешь ты. - Александр улыбнулся ей.
Улыбка получилась натянутой, от чего Лере стало на душе ещё меланхоличней. Она в ответ тоже изобразила улыбку.
- Я делаю всё только с твоих слов, с твоей подачи, мой дорогой крутой. Или ты уже не крутой?
Она захмелела. Захмелела как раз на столько, что ей стало лучше и легче. Приятное состояние расслабленности и раскованности. Осознаёшь себя, осознаёшь, как тебе легко в наступившей расслабленности. Тебе легко, но обмануть тебя никто не сможет.
- А тебе какой больше нравится - крутой или больной?
- Никакой. - беззаботно ответила она, радуясь, что можно отлично подначивать в таком состоянии.
- Врёшь, хулиганка!
- Это я хулиганка?! О-хо-хо! Я хорошая-прехорошая девочка, а ты вляпался. И уже не в первый раз. Думай теперь, откуда ещё можно ждать беды. И подумай, прикинь, да потщательней, кто может тебе угрожать. Ведь одиночка или группировка - разные вещи.
- Валерия Антоновна! Ну, ты и завела разговорчик! Сегодня всё по боку. Завтра буду думать, анализировать, а сегодня... - он растроганно втянул в себя воздух, - У тебя такие красивые глаза...
Она вскинула голову, произнеся при этом какое-то кошачье удивлённое “Вау”!
- Но хрен в них что разберёшь! - докончил фразу Александр словами и тоном, явно выпавшими из контекста до этого произнесённых.
Лера возмутилась. Как он говорит! Ну и лексика! В ответ Александр тоже возмутился: она же учительница математики, ей положено следить за математической логикой! Она лезет не в свою епархию. Это не её прерогативы, а учительницы русского языка!
Лера с удовольствием ввязалась бы в спор о русском языке и прерогативах, отбросив в сторону проблемы безопасности, но тут со стороны её собеседника последовало наглое предложение.
- Оставь ты своего Генку.
- Что? Генку? Оставить? В честь чего! Это надо же такое придумать! Юморист! - она сердито взмахнула рукой.
- Странная реакция. - Александр нервно повернулся на софе, сморщился и, наклонившись, тронул рукой покоящуюся на стуле ступню.
- Нет, нет и ещё раз нет. Странная не моя реакция, о твоё предложение. Генка мой муж. Как я его оставлю? Он родной мне человек, я его любила!
- Вот именно! Любила! Звучит в прошедшем времени!
- Мало ли что как звучит. И сейчас люблю. Я же не знаю, во что трансформируется любовь со временем, когда тебя бьёт и бьёт о бытовые углы! Вполне вероятно, такая она и есть после почти десяти лет совместной жизни! И это не значит, что люди должны разбегаться по такому глупому поводу!
- Боже мой, какая ты старая. Десять лет замужем!
- Вот видишь, а ты ко мне цепляешься!
- Тебя, гляжу, радует, что ты старая? - он с наигранной насмешкой смотрел на неё.
- Меня радует, что я живая. А для Геночки я молодая. Каждому своё. А тебе я давно твержу - ищи девочку.
Но на девочку Александр промолчал, будто и не слышал.
- А может ты в пятнадцать лет выскочила за своего Геночку?
- Сочиняй, сочиняй! В пятнадцать! Выскочила как положено, отучившись в школе, потом в институте. – и, предупреждая его дальнейшие экскурсы по поводу возраста, уточнила, - И в школу пошла с семи лет, как все, и училась десять лет, тоже как все. Понятно?
- В таком случае ты выскочила замуж по инерции, что равнозначно - по глупости. - заявил Саша.
Она вперилась в него нарочито изумлённым взором.
- Милый мой, где твоя логика. Причём здесь глупость?
- Она говорит о возрасте.
- А! Прекрасно. Тогда ищи себе пару среди дебилов. Они вечно молоды.
- Считай, что нашёл.
- Спасибо. Ты меня восхищаешь. Но ты можешь изгаляться на эту тему сколько угодно. Результат будет один, и ничего он не изменит. У меня есть муж, я его...
- Слышал, слышал. А он тебя возьмёт и бросит!
- Он? Меня?
Такого не может быть и не будет - вот что прочитал он в её лице, в глазах, услышал в её голосе.
- Завидная уверенность. А что у тебя в таком случае ко мне?
Александр задал свой вопрос шутливо-саркастическим тоном, защищаясь от неблаговидного ответа, давая себе лазейку в случае чего сказать что-нибудь в том духе - а мне насовсем-то тебя и не надо, только на время, скрипи и дальше со своим Геночкой. Хотел побаловаться с тобой, больше ничего.
Но в ближайшие минуты он не услышал от неё никакого ответа.
Борясь с неприятной паузой, он потянулся к противоположному краю стола, решив сам достать бутылку вина, которую Лера поставила возле своего прибора. Нога соскочила со стула, ударилась пяткой о пол. Он ахнул, дёрнул рукой и свалил бутылку и рюмки. Звон, дребезг, его досадливо гневный вскрик, нервный смех Леры. Она соскочила с кресла, стараясь увернуться от полившегося вина, от разлетающихся осколков хрусталя и фрагментов еды. По ходу попыталась поймать бутылку, однако та всё же упала на пол, но не разбилась. Лера подняла её с пола и, встряхнув, посмотрела на просвет.
- Надо же, сколько много осталось. - она щёлкнула пальцами по бутылке, - Мы с тобой ещё напьёмся.
Александр сполз на пол, сел, согнувшись, и стал поглаживать ногу, раскачиваясь носом вниз, к ступне.
- Болит?
Она подошла к нему. Он пожал плечами - как тебе сказать? - молча кивнул. Лера посерьёзнела, протянула руку, помогла ему подняться с пола. В следующую секунду Александр кубарем отлетел на софу.
- Сколько повторять, терпеть не могу, когда лапаются! - гневно воскликнула Лера, нервно встряхиваясь, руками шаркая по телу, будто снимая с себя нечто неприятно липкое.
- Ёлки-палки, да что я такого сделал!
- Облапил!
- Ну и что! Я же нежно!
- Александр! Ну, ничего не понимает! Не трогай меня без разрешения!
- О, господи! - Александр резко шлёпнулся спиной об софу, от избытка чувств по инерции с размаху ударил по плоскости софы ногой, и, конечно же, больной, словно мстя Лере - из-за тебя мне больно! Тут же застонал, дёрнулся как складной метр: голову, плечи вверх, и распластался, зло поджав губы.
- Истерик! - бросила ему Лера.
- Сухарь!
- Сухарь - слово мужского рода!
- Тогда, сушка! У меня нога болит!
- Ты ещё раз ею тресни, да обо что-нибудь потвёрже, а то об мягкие подушки бьёт!
- Спасибо!
- Пожалуйста! Хотя, Сашенька, у тебя ведь постоянно что-нибудь болит, должен бы уже и привыкнуть! И потом, признавайся, ты ею треснул, чтобы тебя, бедненького, пожалели?
- Дождёшься от тебя. Тебе бы только командовать! Даже в любви!
- А ты сомневался?
Она ещё раз встряхнулась и села на софу у Александра в ногах, ворчливо посетовала:
- Вечно с тобою проблемы.
- Не вечно!
- Вечно! Да прямо с первого дня нашего знакомства у тебя...
- Ну вот, видишь! - быстро, перебивая её, проговорил он, - ты назвала нижнюю границу, начальное время проблем. Это уже не вечность!
- Демагог!
Спорить, ей не хотелось. Просто хотелось избавиться от всех забот. А ведь надо что-то делать с его ногой. Какой-то вакуум в душе. Дома Генка, а тут этот... подбитый крутой. Саша Нежный. Нежный Саша. Что же ей делать?
Внезапно она развернулась к его ногам, села так, словно вбуравилась в софу для устойчивости; глаза напряжённо впились в его раздутую ступню. Саша не успел понять её намерений, не успел и остановить. В считанные секунды она проанализировала состояние его ноги, куда и с каким усилием ей надо повернуть ступню, чтобы та встала на место. Неправильный у неё разворот - вывих есть, Лера не сомневалась. Даже удары об софу не вернули ногу в нормальное состояние. Избавившись от сомнений, Лера ухватила Сашу за ступню, глаза её расширились, она смачно выдохнула короткое “ху!” и резко, в меру сильно, рванула его ногу вбок. Как оказалось, направление было выбрано правильное. Глухо вскрикнув, Саша ринулся куда-то в сторону, мгновенно взмок и замер, вцепившись пальцами рук в софу.
- Ну, ты даёшь! - хрипло выдавил он через небольшой промежуток времени, в течение которого он приходил в себя от её действий. - Колено тоже болит, но ты мне его не выкручивай.
- А почему бы и нет?
У неё всё дрожало от только что пережитого волнения. Но волнения подобного рода не мешали ей шутить. Наоборот, всё в ней начинало ликовать: наконец-то она освободилась от тяготившей её заботы! И ведь получилось! Ступня, хоть и опухшая и с кровоподтёками, но смотрится правильно.
- Потому что окончательно сломаешь ногу, вот почему.
- Эх, ты, калека!
- Всё бы тебе хи-хи!
- Что ты так разволновался, ты же отделываешься мелкими травмами!
Он засмеялся, как смеются от досады и безнадёжности, и, закрыв глаза, попросил глухим голосом:
- Сделай что-нибудь. Нельзя же меня так оставлять. Ведь что-то в таких случаях делают, да?
- Делают. У тебя есть какой-нибудь справочник медицинский?
***
Лера аккуратно затянула последний узелок, оставшиеся длинные концы бинта завязала бантиком. Александр лежал, закинув руки за голову, и меланхолично пялился в потолок. От него веяло необыкновенной грустью, такой, что, казалось, ещё чуть-чуть и польются слёзы. Если бы он, конечно, умел плакать. Он думал, какая же она холодная, бесчувственная, жёсткая. Может даже и жестокая, и, несомненно, коварная. Под стать своим глазам. Завязала бантик, удовлетворённо причмокнула губами. Любуется делом рук своих. Он ни за что не будет глядеть на неё. Достаточно того, что он и так, всем своим существом, чувствует её холод. Обида росла, переполняя его. Боже, как она в прошлый раз любила его! Такого с противным человеком не делают!
Может быть, он застонал? Ибо она неожиданно участливо спросила:
- Что? Разве так больно?
- Ты когда-нибудь меня пожалеешь?! – вместо ответа вопросил он. А, наверное, зря. Она просто промолчала.
Глаза у него закрыты, но он услышал, как она пошевелилась, мягко стукнулась боком о его голень. На неё лучше не смотреть, чтобы окончательно не впасть в уныние. Короткий смешок покоробил его.
Через длинную, так воспринял его мозг, паузу, она вдруг заявила буднично спокойным голосом:
- Уже хочу. Пожалеть.
Неподвижный Саша стал ещё неподвижнее, если это возможно, превратившись в застывшее лежачее изваяние. Осмысливал услышанное. Он оторвал голову от плоскости софы, приподнялся на локтях, встретился взглядом с её глазами. И предпочёл опять упасть на софу и закрыть глаза, засомневавшись в прочитанном в глубине её
