пять-пять-пять, сто пятьдесят бусин трёх цветов, разматывала... "Не приближаться и в мыслях. Не вспоминать. Не смотреть..." И тут же глянула исподлобья... Ну, спины... Три пижона с Южного... И одна бурая, пыльная куртка... Изумруд не мог видеть её лица. Мурена могла. И увидела. Курсировавшая ещё быстрей той четвёрки, всегда-то ей скучно, движения не хватает, обогнав, развернулась рядом. Поймала чётки за кисточку... За руку:
- Чу?.. Селена?.. Стоило ли тебе настаивать поглядеть на драчку?.. Конечно, Олив твой протеже... И моя прибрежная находка!.. Но это его дела. Хочешь, умчим прямо сейчас на Мелоди?.. Селена?..
Перламутровый потупленный взгляд, перламутровые губы держат молчание...
- Селена?.. Со мной Изумруд отпустит. Тем более у тебя ни ставок, ничего здесь...
Селена молчала. "Гут, гут..." Мягкий, ровный, кончиком пера касавшийся сердца голос. Не вкрадчивый, как ревниво сказал бы недоброжелатель. Обычный голос. Ровный - когда и весел, когда и нет. Покатый, стелящийся знакомыми наизусть поворотами, путём-дорожкой домой... И рука, топившая её... Невозможно. Не соотносится... Как?..
Надо сказать, Густав не злоупотреблял, хоть и не брезговал, недроидской охотой. У случае промаха и огласки, цена раздражающе высока... Репутационные риски должны покрываться выгодой. Тогда, относительно Селены, покрывались с избытком... Тогда была назначена хорошая цена, вот и всё.
Вне всяких сомнений Густов достоин прозвания комодо, способного преследовать добычу до победного конца. Но можно быть виртуозом и вовсе не быть комодо!.. Конкретика заказов, узких сроков привлекала, как вызов, но и тяготила его. По духу Густав был охотником «чик», ситуативным. Охотником свободных комбинаций: компонуемых внезапно, реализуемых на раз, просчитываемых тщательно, любовно, на дни, на сезоны, на годы вперёд... Виртуозом коротких атак. Вдохновенной лжи.
- Селена, ты уверена, что хочешь досмотреть?..
Селена молчала. "Чего я болтаю? - мелькнуло в голове у Мурены. - Тут что-то совсем не то..."
Изумруд мог бы поумерить критичность к своему подопечному. Олив выглядел далеко не позорно. Надо учитывать масштабы. Появись он, такой красавец, на правом крыле, никто не принял бы вызов, распугал бы там завсегдатаев, но боя не поимел. И тут, встав между смертью и рамой своих законных владений, против уникума среди демонов океана, он был ещё жив. Что доказывало: держался верно, двигался и наблюдал. Да, ждал момента. Надеялся не высчитать, так вынюхать его. Собственно, он и дождался, и, дождавшись, не промахнулся.
Открывая спину, невзначай и заранее Олив вытащил руку из широкой прорези... Уже видя бросок врага, скинул безрукавку с плеча, раскрыл, как матадор плащ... Сам - влево, высвобождая и вторую руку. Пёс не отследил манёвра, ткань облепила его, треснуло полотно. Оторочка бортов скрипнула, петли кольчужные... Кант наброшен! Зажат в зелёной руке... Олив остался в том, что казалось подкладкой, шёлковой длинной жилеткой, цвета его оливковой кожи... Удавка - петлёй, ещё петлёй, через пёсью шею и грудь... Олив бросал, прочь отступая, резко затягивая... И рванул на себя. Сквозь остатки полотна Пёс успел просунуть в петлю вокруг горла пальцы, не распрямляющиеся до конца, бегом испорченные корявые...
Кольчужная удавка плелась жгутом из двух слоёв, из разных металлов определённых свойств. А именно: при натяжении они растягивались для начала, но затем шли волнами затвердевающими, последовательно, до пружины... А она-то уже не позволяла себя растягивать! Удавка расширяла кольца, тем самым уменьшая длину. Заостряла их, плоские, режущие тело. Злая, надёжная удавка, неудобная размером. Трудно замаскировать, коротких не бывает. Лёгкая в схеме, в изготовлении. Не снимаемая, только горячим ножом. Не применявшаяся в договорных схватках практически никогда по причине именно той, что злая она очень, не по-дроидски.
Эту без шуток надёжную вещь, Пёс, скосив глаза, изучил на ощупь... Потянул от горла... Она скрипела, взвизгивала, волнистым слоем расправлялась. Оттянутая, как ворот, как галстук, будто Пёс наряжался, повязывал бабочку-бант... Кольчужную...
Олив сделал последний рывок за другой конец... Пёс вдохнул... Вдохнул глубже... И звенья лопнули, брызнули от его груди! В этих брызгах, - вот действительный стиль фазаний! - он успел взлететь над землёй! Приземлился бы на голову соперника, если б Олив отшатнуться не сумел. Щерясь, пёс наклонился и за два рыка выплюнул в оливковое лицо:
- Главный был?.. Козырь, а?..
- Нет, - шепнул Олив, клычков не разжимая.
Пальцы на пряжке тройного ремня отстегнули его бесшумно. Со злодейским свистом, сложенным второе, без замаха, разворачиваясь в прыжке, Олив прошёлся им наискосок торса, собачьей морды, до своей... - морды! Пряжкой задел, в ярости. Смысл? Ну-у, не для него... Кое-кто из приглашённых взял малые ставки... Три параллельные полосы засверкали на Собаке Моря огоньками дроидов, внезапно украсив чудовище.
Обеими руками вперёд, рёбрами ладоней, как при беге морском, Пёс прыгнул и с такого близкого расстояния не промахнулся. Запоздавшим, скользящим встречным ударом Олив отвёл его, был сбит с ног, и покатились по земле. Теперь как виры, или собаки, рыча. Предплечье Олива давило на пёсью глотку, ха... Смешно, не по зубам. Мурена могла счесть себя отомщённой. Пёс перебросил его через голову и покатились дальше.
Дальнейшее разглядеть смогли Буро да Изумруд... Как расцепились борцы, отпрянули, словно обожжённые. В шаге остановились. Пёс - рёбра ладоней вперёд по-прежнему, перед лицом, для нырка, замершего нырка. И перед чётко направленными в них, выставленными кулаками Олива. Так удерживают нечто, если есть присущие тени и достаточно мужества, концентрации, можно выгнать их через костяшки, через руки вырвать, выбросить. Когти и зубы, ноги ещё, копыта, естественное оружие зверей, именно те места, на которых легче всего присущие тени-свойства обретают внешнюю форму, и могут быть отделены...
В туманной, охватившей ущелье тишине напротив вскинутых лап, нахмуренного лица Морской Собаки, из побелевших оливковых кулаков расцветала злая тень. Нестабильная, равная шипам придонных тварей, норовящая на них же распасться, но непонятной силой собираемая из них в общую, плавную форму. Центрованную. Форму, которая поможет аккумулировать и преумножить мощь для единственного выброса, выстрела из сердцевины. Пока оливковые руки дрожали от напряжения. Тень, усложняясь снова и снова, пучком выбрасывалась из неё, но собиралась, заново собиралась... Копила напряжение. Протуберанцами языков... Гладкими, равными языками... Тонкими, разделившимися на верхние - каплевидные, и вытянутые - стекающие вниз... Глубоко-чёрные, как горячие цвета... Формы всё усложнялись, уточнялись, оставляя от предыдущих сияние блёклых краёв... Форма тени уже очевидно для всех становилась глубоко-бархатно-чёрной орхидеей... Как в мире Олива. Она сияла от центра и по краям, и вовсе не казалась милым фокусом... Она заставила расшириться и рассеяться круг зрителей. Она явно то, что должно скоро взорваться. Она изгибалась, как зверь, во все стороны, и к Оливу тоже, и выбрасываясь, продолжала расти... Полыхая целиком, забилась, затрепетала. Туман хлынул из светящейся сердцевины...
Пёс дёрнулся, шагнул к ней, как человек к огромному зеркалу... Нежданному... Рёбрами ладоней разводя туман в стороны... Что увидел там, что вдохнул?.. Бархатные языки трепетали, заворачиваясь, отклоняясь назад, к оливковому лицу, оскалу клычков, застывшему в последней гримасе нечеловеческого напряжения... И Пёс, щерясь, открыл оба ряда зубов, ровных... Тень выбросила ещё залп чёткого абриса, окруживший обоих... Яркий свет её сердцевины преобразовался в обоюдоострые шипы. Они слиплись. Сделались гранями одного, в обе стороны нацеленного, жутко и мелко дрожащего. Лепестки вокруг бились беспорядочным тремором, порывами, как на бешеном ветру: от Пса - к Оливу, от Олива - к собаке... Шип дрожал, выдавался из них... Пёс уронил лапы. Отвалились бы, не крепись к плечам. Тень-орхидея зудела, локатором собралась, потянулась к нему. Сквозь её дымный бархат долю секунды Пёс в упор наблюдал, как и у Олива падают руки, как облегченье стирает гримасу с лица... Волком взвыл! И метнулся прочь. По земле, за пределы круга Белых Драконов. К обрыву. В море. Несколько звериных прыжков... Сияющий абрис тени взвился над ним, собрался, догнал и канул следом в морском, ночном тумане. В рычании, стихшем под обрывом.
Представленье закончено. Зрители сбились в кучу возле Биг-Буро. Обмениваясь мнениями, получая и отдавая ставки. Издали Олив поклонился Буро, жестом приглашая зайти, когда тот освободится. И с тремя, пришедшими за Рутой, направился туда, ни к кому более не приближаясь, вокруг не глядя. Только встряхнулся целиком, будто собачья природа заразила его. Ровным шагом скрылся за рамой.
Буро, разобравшись со ставками, уделив внимание всем, кому не успел до начала, и кто имел интерес прослушать его прогноз относительно возобновления дел с Оливковым Рынком, через некоторое время принял его приглашение.
Олив прежде визита Буро успел освободить заложника. Дабл-Пирит с Бестом пришли забрать его... И Гай. Конечно же, Гай. А непосредственно за рамой ждал Руту ещё один друг... Темнеет, задерживаться нет охоты. Погружённый в себя, Олив, на секунду выйдя из задумчивости, тряхнув за руку, распрощался с Бестом. Направился осматривать хозяйство. Безлюдное, мрачное. Ничтожное количество "братьев" не попало под пёсью "амнистию". "Ничего, прибудет... Обруч на месте, лёгкий... Надо же какой он лёгкий!.. Сачок... Теперь не особенно нужен..."
С брезгливым сомнением нырнул в главный жилой шатёр, под "лица-лица-лица" тента, оживавшие при дуновении ветерка... Опасаясь унюхать вонь пребыванья собаки. Если бы!.. Шаг за полог - и память об Эми-Лис обняла его, словно караулила там!.. Олив и не вспомнил о грязной Морской Собаке. Не оставившая ни вещицы, ни следа, память об Эми смотрела справа и слева, из каждого угла. На маленьких ножках её, танцовщицы, по-прежнему кандалы, шарик Лиски-намо в руках. Олив упал на ложе, закрыл глаза и, прежде чем внутренний голос заведёт нескончаемую шарманку, рявкнул на него: "Заглохни!.."
"Рама без тени... Лучше бы восстановить..." Когда Буро дотопал к нему, Олив на широченном ложе сидел столбом, с выражением не подходящим победителю - в прострации. Той же самой, что по завершении поединка. Прилипла к нему. Узрев Буро, вскочил, уступая место. Не мог усидеть, не мог изображать спокойствие. Нырнул за отгороженную половину, беспокойно, торопливо выбрал сколько-то из оставшихся пыльных флаконов. Вовремя опомнился и запретные Впечатления отставил. Ещё не хватало ему проповедей Буро для завершения дня... Разлил по колпачкам флаконов, как по рюмкам.
- Ты видел, Биг-Буро?! - сорвался он после первого глотка. - Все видели?!
Буро неопределённо поднял бровь. Хороший вопрос... Войнушки такая вещь, со стороны не разберёшься...
- Олив?.. Давненько не бывал я здесь - у тебя... Поздравляю с победой. И возвращением.
- Ты издеваешься, ты шутишь, Надир?! С победой?! Да чтоб он гарольдовой водой захлебнулся в Го-орестном Заливе!.. Чтоб она ему в глотке застыла!..
Буро рассмеялся:
- Нехорошо так люто ругаться!.. Похоже, я
