лимиту гнал поганой метлой. Москвичи, якобы, задыхались от гостей столицы.
- Как ты себе это представляешь? – огрызнулся Арсений. – Я должен подойти к группе агрессивно настроенных граждан и спросить: «Кто тут Ельцин? Позвольте, я ему всю харю расцарапаю за угнетенных лимитчиков?»
- Их всего двое. А будет трое: ты, Кудин и еще один, - уточнила Зоя.
- Тогда, понятно. У нас на Руси без третьего не начинают. Даже политику разливают на троих. Так привычно и удобно, а главное – трудно догадаться, кто на кого быстрее донесет.
Зоя наклонилась к Арсению:
- Будешь препираться – не донесешь. Не успеешь. Иди в туалет. Быстро, - прошептала она на ухо и поправила на плече Арсения полотенце.
Двери купе и тамбура были чуть приоткрыты. Арсений, переминаясь с ноги на ногу где-то в середине коридора, пытался одновременно вслушиваться в сплетни о Ельцине и бормотание, доносившееся из купе.
- Бу, бу-бу-бу, - монотонно тянул попутчик, и затем по слогам едва различимо произнес: - Чет-верть… двадцать пять (или - «усыпить все-таки»?)
- Это невозможно! – четко слышалось возмущение Зои.
- Бу-бу… надо… булюбила, бу…
«Все-таки домогается, слепошарый козел, - догадался Арсений. – А что Зоя? Почему не реагирует? Почему звона пощечины не слышно? Может, она уже эрагирует, а не реагирует?»
- Ельцин еще в Свердловске шороху навел – всех секретарей райкомов поснимал, - успевал Арсений одновременно воспринять и запомнить высказывания, доносившиеся из тамбура.
- Это противоречит завкому при родах, - говорила Зоя. (Или – «Это против лечения завкома при родах?»).
Надо бы Арсению успокоиться, но он судорожно вспоминал завкома, листал, шерудил в мозгах, как в картотеке.
Наконец, нашел. Четко проступила картинка, а на ней в полный рост – зам. секретаря парткома Ираида Зиновьевна Яблочкова, больная от безделья и частых перееданий женщина, и сильно истерзанная подозрениями на то, что неизлечимо больна. У Ираиды Зиновьевны огромный живот – источник всех ее недомоганий, но в беременности заместительницу секретаря парткома трудно было заподозрить, поскольку три года подряд ее уже пытались по возрасту проводить на пенсию. Однако, она не сдавалась и места своего никому не хотела уступать, потому что не могла себя представить отторгнутой от безделья, за которое выписывали хорошую зарплату, отдельный паек, насильно отправляли в курортные зоны черноморского побережья и в санатории Кавказских Минеральных Вод – по профсоюзным путевкам.
Нет, Ираида Зиновьевна совсем была не против лечения, – это не про нее, - а на девятом месяце тройню в себе носила уже лет десять-двенадцать…
- … после проверки застрелился секретарь райкома. Чистку Ельцин проводит как при Сталине. Дешевый авторитет у народа зарабатывает.
- … бу-бу-бу, виноват, - подозрительно роптал или оправдывался слепой попутчик.
- … точно известно, Раиса Максимовна недолюбливает Ельцина. Снимет она его с должности секретаря горкома. Баба ушлая и образованная. Она знает, что один валюнтарист тоже побывал секретарем горкома. И что из этого вышло? Куда подевались Маленков с Берией?...
- … бу-бу-бу.
- Догадаться было не сложно, - вдруг донесся голос Зои, - куда сложнее представить, что такое возможно.
Разговаривала Зоя с попутчиком, как со старым приятелем. А может… Ей же нравились пожилые, солидные дяденьки. Не скрывала.
И в подтверждение его догадки Зоя произнесла страшную фразу:
- Любишь так же сильно, как любил всегда? Узнаю тебя. Помнишь, обещал всю жизнь на руках носить? Вот я, бери и неси!
«И этот обещал?» – возмутился Арсений и на цыпочках стал подкрадываться к купе.
« А Зоя, Зоя! Тварь бесстыжая, закрылась с любовником. Как Арсений сразу не догадался? Оставил одних: жамкайтесь, сколько хотите, лишь бы в радость вам было. Арсений еще и рога свои подставил - есть за что подержаться»
Подкрадываясь к своей невесте , помнится, увидел, как в соседнем купе, упираясь из последних сил, хилый мижичишко пытался приподнять дородную - в центнер весом - тетку.
Все сразу же понял Арсений, обмяк и успокоился. Потоптался возле соседнего купе, решив окончательно успокоиться и лишний раз посмеяться над своей чрезмерной подозрительностью, и спросил у дородной тетки:
- Не знаете, кто победил на выборах в палату конгресса США в прошлом году?
- Шел бы ты лучше ленинским курсом, товарищ. Не видишь, муж пристраивается к изнеженной плоти. У нас - перерыв на любовь, - голосом очень похожим на Зоин пропела дородная дама, поерзала на руках мужа и крепче обхватила того за шею.
- Бу-бу-бу, дверь, твою так, пока я не сдох, - предсмертным хрипом обозначился ее муж.
- Открыть по шире? – исчезая из проема, подбодрил смертничка Арсений.
В следующее мгновенье он уже радостный проник в свое купе.
Зоя сидела одна и черкала ручкой по газетному листу – разгадывала кроссворд.
- А где наш попутчик? – удивился Арсений.
Оторвав взгляд от кроссворда, Зоя с не меньшим удивлением оглядела Арсения:
- Не поняла, - сказала Зоя, - он же за тобой следом вышел?
- Наверное, в ресторан направился - мясо пожевать, - предположил Арсений.
На самом деле, продолжала в нем еще кипеть ревность. Порывался уколоть Зою, заставить ее паниковать неожиданным вопросом. Например: «Ты мне ничего не хочешь рассказать о нашем попутчике?» Но, не подобрав нужной тональности для озвучивания вопроса, испугался, что Зоя могла понять его правильно, разгадать как легкий кроссворд и в очередной раз посмеяться над ним.
Поэтому решил начать издалека и крайне осторожно:
- Зоя! Слышишь меня, Зоя?
- Чего тебе?
- Механический о-орган - восемь букв?
- Отстань!
- Ты же умная. Не в укор будет сказано. Все кроссворды с лета отгадываешь.
- В том смысле, что умная женщина, признав себя умной, сразу становится полной дурой? Из восьми букв, говоришь? Шар-ман-ка.
- Как догадалась?
- У тебя, Арсений, всегда были проблемы с ударениями в словах: палцАми, ножницАми, магАзин, дОговор… Догадаться не сложно. Механический орган – это шарманка, а механический Орган – это у тебя протез вместо головы.
- Жаль, что ты еще не готова к серьезной диспуксии.
- О чем ты, милый? Без любопытства, но из приличия спросила Зоя, зная о его еще одной дурной склонности - коверкать слова.
- О нас. Например, я о тебе так мало знаю. О твоем прошлом вообще ничего не известно, - произнес Арсений нежно. Старался подчеркнуть, что не ревнует к бывшим ухажерам, но знать ему о них было очень важно.
Зоя отложила газету в сторону:
- Опять ревность жить мешает? Разве мы не договаривались? Я же от тебя не требую, чтобы ты рассказывал о своих прошлых похождениях? И тебе не должно быть никакого дела до моего прошлого, - сказала, будто сильно сожалея о том, что однажды имела неосторожность открыться ему: - Тема закрыта! Можешь считать, что никого у меня не было. Я тебя полюбила, и, если тебе этого признания недостаточно, то можешь сейчас же уйти. Я не хочу, чтобы ты терзал меня своими подозрениями всю жизнь. Я перед тобой ни в чем не виновата. Не зачем мне просить прощения, врать, изворачиваться, как обычно делаешь ты…
-Да мне нафиг ничего не нужно, - уже прикусил язык Арсений. Очень опасной была собеседницей Зоя. Всегда - настороже и всегда готова была подловить его на слове. Таковы принципы ее самообороны. Если ее любят, считала она, то должны бояться. Такой теленок, как Арсений, победив в себе страх, легко мог любовь променять на мнимую свободу, в которой он ни черта не смыслил. А кто его еще научит жизни, если родители не сумели? Без мамки, без мудрого учителя он давно бы пропал, спился от одиночества, впал в депрессию и закончил суицидом.
- Зоя, прости. Погорячился. Я же только хотел поделиться своими соображениями. Мне показалось, что этого мужика, попутчика, я уже видел, то есть знаю, то есть видел, но не помню, где.
- Ну, а я здесь при чем? Видел, но не знаешь, знаешь, но не видел… Ранний склероз? Хочешь попИсать, но не знаешь – чем?
Арсений заметил, как Зоя покраснела. Упоминание о попутчике опять смутило ее.
«Дождусь удобного случая, - подумал Арсений. – Все-таки Зоя была неравнодушна к пожилым самцам, страдающим сатириазом».
До Казани Арсений успел выспаться. Зоя несколько раз откладывала в сторону кроссворды, сидела тихо, закрыв глаза, будто ждала возвращения попутчика.
Сосед так и не вернулся. Его дорожная сумка валялась в ногах у Арсения. Уже возле Канаша Арсений предложил заглянуть в сумку, и если денег не обнаружат, передать ее бригадиру состава.
Кроме кипы листов, с набитыми на них жирными строчками машинописного текста, в сумке больше ничего не оказалось.
Арсений потом высказывал свое недоумение по поводу того, что подозрительный гражданин попутчик даже зубную щетку с собой в командировку не захватил – только мятые листы бумаги. Верно, большие проблемы у него были со «стулом», а туалетной бумаги днем с огнем не сыскать.
- Он ушел из дома. Бросил семью, - предположила Зоя и тут же упрекнула Арсения: - Ты ведь тоже порывался уйти от меня. Помнишь? И сумки у вас похожие… Никому мы сдавать ее не будем. Оставим здесь. Без нас разберутся, кому надо. Рукописи несчастье приносят. Лучше их не трогать.
Смеркалось. Необычайно долго смеркалось. Поезд гнался за серебряной кромкой остывшего неба, убегал от чернильного пятна ночи, растекшегося за спиной.
Включили радио и выключили кондиционер. Медленно набирал силу голос диктора, колдовски превращая бессвязные всхлипы и отхаркивающий кашель в полноценные и понятные слова:
- Сверх плана… утвердили… товарищ Лигачев…
Ну, конечно, без сообщений об очередных победах в битвах за урожай, и при отсутствии информации о том, что Политбюро ЦК КПСС кого-то безымянного все-таки утвердило на должность кандидата в члены Политбюро, заснуть крепким, здоровым сном было просто невозможно. Все прогрессивное человечество мучила тревога: «Как там наши ребята из агропромышленного комплекса? Если шли ожесточенные бои, то должны быть и павшие смертью храбрых на полях сражений за урожай. И, хотя о потерях не принято было сообщать в официальной прессе, но догадаться мог каждый – они велики, число их росло с каждым годом, судя по прилавкам магазинов.
Смеркалось. Ярче горели семафоры и подгоняли скорый поезд. Плывшие за окном поля затрещали цикадами. Пойманной птицей бился в шторке ветер.
Распластавшись на верхней полке, Арсений долго не мог определиться, что ему сделать в первую очередь: сходить в туалет или выпить чаю.
Вдруг померкло совсем. Непривычно тихо и скромно, без сновидений и удушающего храпа Арсений ушел в ночь, основательно забыв весь тот идиотский и ничем не примечательный день, чтобы детально вспомнить его спустя лишь четверть века.
Среди ночи проснулась Зоя. Долго смотрела на вялую ручонку Арсения, свисавшую с верхней полки, потом поднялась, поправила на нем пододеяльник, хотела уложить его хилую рученку ему на грудь, но, передумав, погладила, прижала его ладонь к своей щеке и, замерев, простояла так очень долго, точно скрипачка на сольном концерте.
- Никому не отдам, - шептала она и сильнее прижимала его ладонь к своей щеке…
Часть 2.
Матушкин получил билет в кассе, и там же ему передали дорожную сумку,
