Памятка о Ленине. Помятые пометки.

что со своей задачей профсоюзного лидера он управился, председатель позвонил второму заместителю и возложил на того всю ответственность за организацию очередных похорон. Он напомнил, что похороны должны пройти особенно торжественно, прощание с покойным состоится в холле Дворца Культуры, совершенно забыв, что ранее уже дал согласие комсомольцам на проведение мероприятия «Верю в тебя, комсомол!»

 Директор Дворца Культуры Журбоков И. А., тоже был организатором опытным, поднаторевшим на проведении похорон с участием комсомольско-молодежных бригад строительного треста. Дело его маленькое: профком финансирует, а Журбоков устраивает, сопровождает, подворовывает и отчитывается за проведенные мероприятия перед парткомом.

 В субботу, к половине двенадцатого, комсомольцы укрепили плакаты и транспаранты; шарики повесили с соплями серпантина; отрепетировали до оскомины приветственные слова ко всем участникам антирелигиозного праздника, а ровно в 12. 00, в траурном молчании, четыре молодчика из ритуальных услуг внесли гроб с телом Ленина В. И. и установили его в центре вестибюля,  прямо под лозунгом арочного типа - «Уверенно смотрим в будущее!»

 Один из молодчиков, видимо, бригадир, потребовал Осипова расписаться в получении груза, кинул недобрый взгляд на арку, потом – на покойника и удалился в тяжелых думах о будущем всего человечества.
 
 Сменила его тихая и прибитая горем вдова, источая острый запах карволола и настоя чеснока на спирте. Следом вошли гости обоих мероприятий и сильно растерянные члены музыкального коллектива,  особенно та часть, которая была приставлена к народным инструментам, как то – балалайкам, баянам, мандолинам и двум парам кастаньет. Не лучше себя чувствовали и «духовые инструменты».

Это публикой усвоилось сразу же, как только Осипов кислой улыбкой поприветствовал всех участников долгожданного торжества и – «туба» заиграл две четверти, поскольку другим тактам музыкант еще не был обучен; баянист легко подхватил, растянув до предела меха; балалаечник, правда, попытался сломать ритм, но саксофонист, выдув протяжную ноту, похожую на победный хохот затоптанной петухом наседки, превратил музыкальный фрагмент траурного марша в элементарную мазурку.

 Все затихли и уважили молчанием Ленина В.И., лишь всхлипывания профессиональной плакальщицы продолжали вносить в общий фон тревожную сумятицу.

 - Повторим с пятой цифры, - загадочно просипел руководитель музыкального коллектива. Музыканты умели считать до пяти, но загадочное требование руководителя их дружного состава был ни о чем. Требовалось уточнение – о каких четырех предыдущих цифрах велась речь.

 Кивнув головой музыкантам, он вдул в тромбон половину легких, раздробил три веселых ноты, затем повернул голову к секретарю Комитета комсомола и, обнаружив гроб с покойником, в отчаянном испуге четвертую ноту всосал в себя и захлебнулся. Нестройно подхватили остальные музыканты, уже не сомневаясь, что ничего хорошего из этих попыток не получится.

 Однако Осипов, расслышав что-то знакомое в какофонии, поймал такт, приложил руку к сердцу и запел: - И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди-и-и!..
 Вскоре вновь опала тревожная тишина, и все участники двух мероприятий почувствовали в себе закипающую злобу друг к другу.

 Вдова попыталась разрядить обстановку. Она сказала:
 - Вениамин любил эту песню. Он вообще всех любил, даже черта лысого. Никому ничего плохого не сделал.

 - Ленина невозможно не любить, - ответил печальной вдове Осипов, - он ведь Ленин! Владимир Ильич!
 - Вениамин Исаакович, - поправила вдова.
 - С каких пор? – потребовал уточнений Осипов, судорожно вспоминая, в каком месте песенного  текста могли  затесаться семитские имена.
 - С рождения! – уверенно заявила вдова.

 Осипов оглянулся, ища поддержки товарищей, но те, по обыкновению, стоически отмалчивались.

 - Мы Ваше горе, конечно, поддерживаем и одобряем, - решил в одиночку защищаться Осипов, - но не позволим Великий ум нашей эпохи причислять к сионистскому клану. Ленин – далеко не еврей! В этом мое глубокое убеждение!
 - Да уберите вы покойника, хотя бы на время! – крикнул второй заместитель Осипова почему –то оркестрантам: - Не видите, что мешаете проведению молодежного мероприятия!?
 - А вы, в свою очередь, уважайте похороны! Зал отдан в аренду нам! – ехидно ответила профессиональная плакальщица.
 - Нам плевать – вы Ленина не уважаете!
 - Нам вдвойне плевать! Вы Ленина при жизни не уважали, а после смерти еще больше не уважаете! Молодежь называется, так твою маму!
 - Мы не уважаем!? Еще как уважаем! Вот Вы, конкретно, не уважаете!
 - Кого?
 - Ленина! – разом гаркнула молодежь.
 - Мы всех покойников уважаем: и того, и другого, - скромно пытался замять спор руководитель муз. Коллектива.
 - Чего тут говорить – оба хороши! – подвел итог диспуту саксофонист и обратился к руководителю оркестра: - Опять с пятой цифры начинаем?
 - Погодите цифрами разбрасываться! – снова вмешался Осипов: - Мы заказывали оркестр, так? Так! У вас в разнарядке какое мероприятие указано?

 Руководитель оркестра извлек из кармана брюк мятый клочок бумаги и зачитал:
 - «Верю в тебя, комсомол!» Антирелигиозные похороны с 12.00 до 15.00 Вот, - подтвердил он установку профкома, потрясая жеваным клочком, - как положено, начали с пятой цифры. Не дураки же, сразу поняли, что похороны шуточные, хотя похороны – дело не шуточное. Но это – когда отдельно взятую личность хоронят, а когда весь комсомол сразу, то, разумеется, похороны в шутку. Никто не поверит, тем более – перед Пасхой.

 - А это кто в гробу перед вами, не отдельно взятая личность, что ли? – вполне резонно возмутилась вдова.
 - Я думал – муляж. Мероприятие-то молодежное, а покойнику на вид все шестьдесят. Какой же он – молодежь? – парировал спокойно руководитель оркестра.
 - То-то я гляжу, что-то не то, - опять вмешался саксофонист, - и ведь правда, муляж. Во-первых, настоящий Владимир Ильич в мавзолее лежит; во-вторых, наш вообще – Вениамин Исаакович. Вдумайтесь только, ощутите разницу! Вроде бы, В.И., но ведь не Владимир Ильич, хотя оба покойники.
 - Не будьте так самонадеянны! – упрекнула профессиональная плакальщица саксофониста и, заодно, Осипова: - Муляж может лежать и в мавзолее. Кто-нибудь из вас в мавзолее его нюхал или щупал? То-то же! А натуральность нашего Ленина – на лицо.

 Накал и высокая тональность перепалки определилась еще тем, что из политической плоскости все оскорбления обе стороны готовы были перекинуть на конкретные личности.

 - Вы, товарищ – свинья, если думаете вразрез всего прогрессивного человечества!
 - А вы, товарищ, тоже - свинья, потому что имеете свое мнение, но не поддерживаете его и не одобряете!

 Зоя с группой активистов взирала на перепалку со скучающим видом, будто отрешенно, но в определенный момент подошла к Осипову и что-то шепнула ему на ухо.

 Осипов встрепенулся, боднул игриво Зою головой, набрал в легкие воздуха и объявил:
 - Предлагаю оба мероприятия считать открытыми, но в дальнейшем действовать попеременно!
 - То есть – как?
 - То есть – так: на полчаса выносим гроб с телом на улицу. В это время в вестибюле читается доклад на атеистическую тему о вреде религиозного фанатизма и всякой Пасхи с церковной службой вместе взятые. Затем комсомольцы выходят на улицу – на перекур, а гроб с телом для прощания на следующие полчаса устанавливается на место докладчика.
 - Вдова еще и батюшку пригласила для отпевания, с разрешения профкома, - зловредно обнародовала профессиональная плакальщица.
 - Это лишнее, - с сожалением отметил Осипов, - спеть мы и сами смогли бы. Правильно я говорю, товарищи? Молодым везде у нас дорога!
 - У нас и полномочия имеются, и спиртным поделиться можем, в случае чего, - подхватил Пырин, - одно ведь, общее дело делаем.

 Взвыла вдруг вдова. Подхватила ее профессиональная плакальщица. Еще несколько человек, видимо, родственников, всхлипнули и понуро опустили головы.

 - Неловко как-то получается, - пробурчал себе под нос руководитель оркестра: - Баяниста, балалаечника с гитаристом и барабанщиком – в одну сторону, а духовой сегмент – в другую. Без ритм группы духовому сегменту тяжело придется, особенно сыграть тухмановскую композицию «НЛО». Надо будет по-новому партитуру расписывать. А там у нас уже «пуля» расписана.

 В полной тишине гроб с телом вынесли из Дворца Культуры. Зоя прочитала доклад, уложившись в пятнадцать минут, попросила аудиторию не стесняться и задавать вопросы, но вопросов не последовало. Остался неприятный осадок.  Не понятно  из-за чего?  То ли неизбежность  грядущего религиозного праздника из головы окончательно не выветрилась? То ли еще какие-то суеверные предубеждения застряли там же, в виде дурного предчувствия и - при виде двух парламентариев со стороны противника, которые маячили перед глазами, пытались сорвать ранее достигнутые договоренности, торопили, тыча пальцем в часы, и звонким шепотом извещали комсомольцев, что устали держать гроб на весу.

 - Так опустите гроб на землю, - тем же звонким шепотом отвечал Осипов.
 - Не положено, а руки уже немеют.
 - Поставьте на «попа», - предлагал Осипов, и накликал.

 Скоро пришел сам поп. Настоящий, в черной рясе, охомутованный цепью с металлическим крестом. Он оглядел пристально каждого, посчитал посуду и бутылки на столах, повел носом, поморщился от закислого настоя салатов, который начал забивать запахи ладана, коста, сенегала, нарда, стакти и мирро, и назидательно изрек:
 - Богохульники, рабы момона, сатанинское отродье! Жрете на могилах ваших отцов.
- Собираемся, - поправил батюшку Пырин и почему-то добавил не к месту, - собираемся поминать.
 - Покойников едой не поминают! – отрезал слуга религиозного культа и махнул рукой: - Заносите гроб!

 Столы с закуской и спиртным находились на небольшом возвышении, поэтому процедура отпевания просматривалась гостями и устроителями мероприятия «Верю в тебя, комсомол!» очень хорошо, как забавное представление.

 Сидя во главе столов, составленных буквой «П», члены Комитета Комсомола треста поочередно комментировали долгий и скучный процесс отпевания, а кое-что пытались перевести с церковнославянского на русский матерный:
 - Вот, товарищ поп обошел гроб с кадилом и надымил гадостью повсюду.
 - Окуривание, называется.
 - Окуривать и мы умеем.
 - Свечки зажгли, а бумажки на свечках – чтобы горячий воск на руки не капал.
 - Использовали бы по назначению свечки, геморроя бы у населения не было, и очереди за бумагой исчезли.
 - Добротный костюмчик у покойного. Хорошо, что наполовину закрыт покрывалом – не запачкается.
 - Покойнику все равно – запачканный он или нет.
 - А полоску на лоб бесплатно кладут?
 - Я слышал, что заупокойную службу еще «литией» называют.
 - Понял намек. Наливайте, товарищи!
 - Поп запел. О чем, спрашивается, поет? Из праха покойник вышел и в прах уйдет, а что останется, то, может быть, удостоится Царства Небесного. Но я знаю, что не все так просто. Надо еще апостолу Евангелию какую-то разрешительную молитву прочитать. Потом текст засунут в руки покойника, потом поцелуют последний раз, обернут материей, посыплют землей – а мы уже к этому