Она может вернуться?».
«Пока есть То, что между нами, путь сюда ей заказан».
«Раз ты называешь ее так, кхм, не уважительно, то тогда и я последую твоему примеру. Черт с ней. С ней!»
«Да, черт с ней. Это ты верно заметил»
***
Несколько раз, сама не давая себе отчета в том, зачем ей это нужно, Сицилия пыталась перенести Бальбуса в один из своих миров. Она сажала его в поезд, который плыл среди степей, рощиц с лысыми деревьями, под неусыпным оком бледного зимнего солнца, въезжая в темные тоннели из грубой кирпичной кладки и выныривая навстречу ослепляющему свету уже нового, яркого, летнего небесного светилы. Но ни разу поезд не добрался до конечной станции, как бы близка она не была. Что-то мешало, вставало на его пути. Пускало состав под откос. Корежился металл, издавая страшные, плачущие, переходящие в рев, звуки. Бальбуса срывало с сидения и бросало по вагону, разлетающемуся в щепки, охваченному огнем, с осколками стекол, пулями, свистящими и вонзающимися в руки, плечи, лицо, глаза.
Тогда она перепробовала всевозможные варианты транспортировки: над облаками бесшумно парил воздушный шар, в снегах, сливаясь с окружающей белизной, скользила упряжка с лайками, опытный следопыт, у которого карта пройденных дорог отразилась бороздами на его лице, вел покорного юношу скрытыми от всех тропами. Но неизменно сила, не подвластная воле девушки, преграждала путь. Из ущелья взмывали сотни летучих мышей с острыми, ядовитыми когтями. Они бросались на путника, цеплялись в него мертвой хваткой и отбрасывали словно тряпку в обратном направлении. С неба лил смоляной дождь, капли которого прожигали одежду, кожу, бурили в теле скважины до самых костей. Он кричал от чудовищной боли, и Сицилия не могла не устоять перед этим криком.
«Не надо, - сказал он ей однажды после очередной неудавшейся пробы, - Теперь нам нет нужды убегать»
И Сицилия согласилась с ним.
«Твоя Жизнь, - продолжил Бальбус, - она не скрывала свое лицо за маской. Она такая, какая есть. Без купюр, как говорится. Моя Смерть только и прикрывалась тысячью обличий, но никогда не вводила в заблуждение, кто стоит за ними. Но теперь, ты же видишь, все изменилось. Развернулось на сто восемьдесят градусов. Мы обрели то, что поднимает нас над всеми горестями и печалями. Мы нашли то, что оставляет на заднем фоне даже такие, казалось бы, незыблемые величины»
***
Как тротил разбирается с неуступчивыми скалами, так и сила, взорвавшаяся в их сердцах, не оставила мокрого места от всех мирских проблем.
«Я обвенчана с одним жутким человеком»
«Это ерунда»
«Я рада, что ты так думаешь, но даже мелкая песчинка может навредить колесу»
«Я заберу тебя туда, где нет песка. Как ты относишься к снегу и холоду?»
«Мне все равно, пусть там даже не будет солнца. Хотя мне без него очень тяжело. Но еще тяжелее мне будет без тебя»
«Тогда мы перенесемся в край, где темно-синее небо, в которое кондитерским шприцом накачали черничного варенья, и потому оно не пропускает солнечного тепла. Оно отражается в кристально чистой глади воды огромного, бескрайнего озера, так что стань ты вверх тормашками, то окончательно запутаешься, где озеро, а где небо. Это место со всех сторон окружают горы, на их пики натянуты наконечники из белого снега. Горы находятся на страже, не пропуская ветры и вести из другого мира, а потому в этом краю ничего не меняется уже сотни лет.
Мы обоснуемся с тобой в небольшом домике, в котором не найдется ничего лишнего, но нам всего будет в достатке. Никаких тебе извращений вроде планшетов, электрочайников или микроволновых печей. Если только камин. Только настоящий камин, в котором будут трещать дрова, а его тепла будет даже слишком много для нас двоих. Ты понимаешь, к чему я веду, Сицилия?»
Бальбус продолжил, потому что ответа на его вопрос не требовалось.
«С нами по соседству будет жить такое мизерное количество людей, что вскоре мы запомним дни рождения каждого из них. Они будут приветливыми и не докучливыми. Иногда мы будем собираться вместе, чтобы отпраздновать что-нибудь: день нашего городка или открытие сезона охоты. Или что там еще могут отмечать в здешних краях? И вместе с нами, нисколько не гнушаясь такой компании, будет отплясывать мэр городка: седовласый, улыбчивый мужичок, которого переизбирают уже сто лет кряду»
«Я буду работать в местной поликлинике и буду сходить с ума от скуки. Но что может быть лучше, чем скучающий врач? Не правда ли, Бальбус?»
«Или скучающий шериф. В нашем городке будут два завывающих от безделья человека: врач и шериф»
«Какая участь ждет тебя в таком случае?»
«О, с этим все просто. Я буду играть на гитаре в одном-единственном переходе. Этот переход не будет отличаться от других своих собратьев ничем. В нем будут изрисованные граффити стены, а пахнуть в нем будет неприятно. Скажем, мочой и жареными пирожками»
«Фу! Ты испортил все впечатление. Разве так можно?»
«Прости, я не хотел. Но разве это не забавно?»
«Не вижу ничего забавного. Ни в какой мечте нет места такому переходу и… кхм… жареным пирожкам. Играй уж лучше под открытым небом, в которое кондитерским шприцом накачали черничного варенья»
***
Сицилия не могла вспомнить, когда она в последний раз видела лицо главврача клиники Нуциса лишенное радушного выражения и открытой улыбки, обнажающей ряд ровных, искусственных зубов. Он как-то неловко, только в последний момент вспомнив, предложил ей присесть, и девушка с удовольствием опустилась в укрытое черничным облаком креслом. Нуцис стоял к ней спиной, рассматривая сквозь жалюзи, как за окном беснуются в луже пыли воробьи. «К дождю», - ненароком подумал он.
Не меняя положения, Нуцис заговорил с Сицилией, покачиваясь на каблуках и делая многозначительные паузы между предложениями:
Я вызвал вас, Сицилия, по одному деликатному, а оттого очень сложному для меня, как руководителя — не будем скрывать - специфического медицинского учреждения, вопросу. В моей практике мне впервые доводится затрагивать столь.. кхм, ранимую тему. Сицилия, Вы не так давно устроились в наш коллектив, персонал которого, как мне кажется, не лишен отзывчивости, доброжелательности, взаимовыручки и других важных, сплачивающих качеств, но уже успели расположить к себе не только коллег, но и, что не менее важно, пациентов клиники. Вы нашли свою нишу, в которой смогли проявить себя, раскрыться с лучшей стороны, проявить потенциал. Мы с коллегами с нескрываемым удовольствием наблюдали за вашими делами, отмечали незаурядность ума, энтузиазм, стремление.
М-да, - поковырявшись в ухе, продолжил Нуцис, - Отчего же у вас все пошло шиворот-навыворот? Не трудитесь отвечать, - остановил он порывавшуюся было возразить Сицилию, - Предоставьте мне шанс разобраться своими силами, голубушка. Вы, конечно же, смотрите на меня, как на старика, у которого за плечами совершенно другой опыт, не такой, как у вас. Вы думаете, что я не любил, не испытывал страсти, не набивал себе шишек на делах сердечных. Вы полагаете, что раньше были другие времена, другие люди, другие нравы. Но спешу вас разубедить. Ничто не ново под луной. И я прекрасно вижу, что происходит между вами и пациентом, чье появление в нашей клинике уже обернулось крайними неприятностями для доктора Тестиса и для всего медицинского сообщества в целом.
Нуцис пригубил остывшего чая, так как у него пересохло во рту.
Я смею утверждать, что тут нет места похоти. Любовь, конечно же, любовь. Понятно ли это мне? Безусловно. Уместно ли? Не уверен. Если бы ваше увлечение не сказывалось на вас с профессиональной точки зрения, то, думается, я мог бы закрыть глаза. Но я вижу, что оно не могло не сказаться. Вы бросились в омут с головой, перестав замечать все, что происходит вокруг вас. Да, окружающая жизнь не пестрит разнообразием, не взрывается миллионами огней, она течет неумолимым ходом, перемалывая время. Ей не угнаться за вашими чувствами. Но отпихивать ее на обочину словно дохлую кошку тоже не следует. Рано или поздно вам придется вернуться и влиться в нее. Не будет ли это чересчур болезненным для вас, голубушка?
Сицилия промолчала.
- Но я могу вас только лишь предупредить. Это личное и я не смею совать в него свой не в меру любопытный нос. Панорама моего вмешательства захватывает клинику и не более того. И что же я наблюдаю? За просто таки чудесным прогрессом в состоянии большинства пациентов, который совпал с появлением вас, Сицилия, в этих стенах, последовал настолько катастрофический обвал, что впору говорить о крахе. Стоит ли помянуть, что послужило тому причиной? Больные нуждались в вас, они привыкли к вашему обществу, а вы так жестоко поступили с ними. Сицилия, вы обманули их надежды. Надежды на исцеление. Несчастные люди бредят. Они утверждают, что вы брали их в неповторимые и удивительные приключения. Я не знаю, какие вы фокусы проворачивали, голубушка, но смирюсь с ними, ибо результат на лицо. Остальной персонал в сравнении с вами бессилен чем-либо помочь пациентам. Мои коллеги приходят ко мне в кабинет и спрашивают совета, а я не нахожу что им ответить. Вы понимаете, в какое положение вы меня поставили, Сицилия?
Я вынужден принять меры. Ради клиники, ради людей. Я обязан попросить вас прекратить всяческие отношения с Бальбусом и вернуться к полноценной работе.
Сицилия, понимавшая, к чему клонит Нуцис еще до того, как он открыл свой рот, подняла на него влажные глаза. Но он не увидел ее слез, поскольку по-прежнему был обращен к ней спиной.
- Нет, доктор Нуцис, - сказала она, - Это выше моих сил.
Главврач резко повернулся к девушке, едва удержав равновесие:
- Тогда я попрошу вас навсегда покинуть клинику! – выкрикнул он заранее заготовленную реплику.
- Но это тоже исключено, доктор, - робко, но в то же время упрямо заявила Сицилия.
- Это что еще за шутки? - изумился Нуцис, не ожидая такого подвоха.
- Я однозначно сошла с ума. Я своими собственными глазами видела гусеницу, которая возненавидела меня и захотела съесть. Так что, если и существует где-то мое место, то оно определенно здесь.
***
«Когда мы будем уже полностью к этому готовы, у нас появится первенец. Именно первенец, потому что на одном ребенке я даже не подумаю останавливаться. Моя любовь к тебе настолько огромна, что не сможет долго находиться в сосуде, настолько не подходящего размера. Я довольно таки худощав, ты ведь знаешь»
«Ты выпрашиваешь комплимент, но я раскусила тебя, так что не дождешься, хитрюга. Во всяком случае, после подобной провокации»
«Проницательности тебе не занимать. Но давай поговорим о детях. Итак, продолжу. Что может быть прекраснее, чем пожертвовать небольшую частичку любви тем комочкам, которые возьмут самое лучшее от нас обоих? Прекрати кукситься. Я же говорю: моей любви в избытке. Если она не найдет достойного выхода, то расползется абы куда. Ищи ее потом свищи. И потом: я буду любить в ребенке тебя, а в тебе — моего насупленного сына или дочь с растрепанными волосами и алыми щечками»
«Ты очень здорово рассказываешь и, хотя я еще не совсем созрела на такой шаг, но поневоле размечталась. Мы можем говорить с тобой на любую тему. Разве это не волшебство?»
«Счастье — это тоже волшебство. Наш ребенок родится счастливым. И ничто не омрачит ему жизни, потому
