сверкать камни и золотая нить. Ребёнок, казалось, не замечал всей этой красоты. Он был слеп и глух. И девушка поняла: ребёнок болен. Но какое одухотворенное лицо, сколько страдания в нём… И что –то неуловимо-знакомое, родное почудилось ей в этом крохе.
- Сыночек,- догадалась она, и схватила, прижав к себе, как раненая птица. Всё поплыло у неё перед глазами, словно вихрь закружил её, зашелестел осеннею листвою. Сначала медленно, медленно, потом быстрее. Сверху посыпались лепестки роз. Их благоуханием наполнилась зала, и все в ней словно замерли. Лепестки ложились на плечи ребёнка, на его голову и грудь, слетали с его закрытых глаз, пытались удержаться на уголках губ. Девушка прижимала малыша к своей груди, укрывая его, словно крыльями, от налетавшей опасности. Губами она касалась его глаз, а потом нежно гладила по мягким и ласковым волосам, бережно придерживая его и не замечая ни времени, ни присутствия посторонних. Вдруг, словно опомнившись, она поставила ребёнка на пол и быстро отняла свои руки от его глаз.
Ребёнок потихонечку, очень медленно открыл глаза и вдруг, - лучистый, небесно - сапфировый взгляд русича, словно светом, озарил всё вокруг.
- Я вижу! – прошептал он.
И все задвигались, зашумели, засмеялись от радости.
- Ты мой, мой, никому тебя не отдам, - шептала она.
- Я знаю, мамочка, - отвечал мальчуган, и они, переполненные до краёв своим счастьем, плакали и смеялись одновременно.
ГЛАВА 3. НАКАЗАНИЕ.
КРОВАВЫЕ ЖЕРНОВА.
Василий Петрович любил первым встречать ледоход. Он становился свидетелем Божьего чуда, когда просыпается природа, и после тяжкой петербургской зимы с её вьюгами, ветрами и завываниями холодное солнце начинает улыбаться, воды Невы радостно и залихватски перекидывают серые ненужные льдины, очищая свою гладь от сонной оторопи.
- Дедушка Вася, - услышал Василий Петрович тихий стук в стенку и голосок соседского мальчика Ванечки.
-Заходи, Ванечка, - позвал он малыша.
Худенький, почти прозрачный от недоедания ребёнок вошёл в его комнату и скромно встал у двери.
- Заходи, заходи, не стесняйся, - снова предложил Василий Петрович.
- Дедушка, дай нам чуть-чуть на растопку. Мама лежит и подняться не может. У нас очень холодно, - прошептал мальчик, глядя огромными глазами на весёлую буржуйку.
- Я и сам хотел спросить, как там у вас там наверху дела и почему Ниночки на слышно, - ответил старичок. – Да мне подняться тяжело, уж больно лестница крутая. А я вот вам приготовил покушать да погреться.
На столе стояла тарелочка с несколькими картошками в мундире, а в стороне от буржуйки лежала хорошая стопка толстых книг, аккуратно перевязанная бечёвкой.
Василий Петрович протянул мальчику тарелку со скромным угощением, а сам взял книги.
- Ниночка, здравствуй, - обратился он к молодой женщине, которая, укутавшись, лежала на старинном диване в углу холодной комнаты. Соседка молчала и, казалось, спала.
- Ниночка! –снова позвал дедушка.
Он подошёл поближе и взял женщину за руку. Рука была ледяная. Соседка отошла ко Господу.
Василий Петрович спиной почувствовал взгляд ребёнка.
- Эх, ты, болезная…- прошептал он усопшей и сказал мальчику:
- Ванечка, поживи-ка ты у меня.
Подняв взгляд, дедушка увидел расширенные, исполненные невыплаканных слёз, исстрадавшиеся глаза ребёнка. Ванечка молча протянул дедушке ручку и покорно пошёл вон из комнаты, где он когда-то рисовал вместе с мамой, пел с нею вместе весёлые песенки про ёлочку, мастерил из бумаги поделки и всякие интересные штучки. Теперь это был маленький старичок, у которого не осталось никого на свете. Папа его погиб в гражданскую, а мамы вот теперь не стало…
…Лёд на Неве шуршал и погромыхивал. Внизу подо льдом колыхалась свинцовая масса воды и пыталась выбраться наружу, словно рождаясь заново.
- Э-эх, - прокряхтел дедушка Вася, поправляя на спящем ребёнке одеяльце. – Ванечка, Ванечка…
Горькие мысли не оставляли его ни на минуту. Вот, похоронили Ниночку. Недавно ещё одного соседа, старенького Гюнтера Ивановича, застрелили солдаты прямо в его же комнате. Зачем им было убивать? Ведь честнее старичка-немца и найти-то было невозможно. Его сын воевал за царя, за державу Русскую. Тогда, в первую мировую, немецкие погромы князь Юсупов организовал, чтобы обезглавить всех честных, оставшихся преданными царю офицеров,- якобы немецкие шпионы. И всех родственников немецких офицеров, воевавших, тем не менее, за Россию, одномоментно поубивали. Юсупов стал градоначальником и возглавил погромы, он нагло саботировал приказы Государя Николая Александровича. Коварный изменник и предатель! Солдаты не захотели воевать за другую власть, кроме царской, и ушли, плюнув на Временное правительство. Тогда юсуповцы убили жену Гюнтера Ивановича , двух его дочерей и пятерых внуков. Теперь вот, уже при большевиках, достали и старичка…
Что же происходит?
Василий Петрович посмотрел в окошко. Что, Государь Пётр, каково тебе видеть сейчас твой город?
Где весёлые извозчики «эх, прокачу!», серьёзные дворники с ключами от парадного, толстощёкие городовые? Где кареты и столичный шум балов, пышных маскарадов, жизнерадостные фонтаны и отбивающие полдень пушки Петропавловки?
Вчера по дороге в храм Василий Петрович видел окоченевшие трупы на обочинах, прижавшиеся к холодным стенам домов. Мимо скорчившихся в последней надежде согреться и так и умерших людей скользили равнодушные тени с ружьями.
Да и в храме Спаса-на- Крови, куда он отроком ходил с родителями, было тоже холодно и неприютно. Даже дивные росписи уже так не грели душу. Христос смотрел со внутренней стороны купола скорбными глазами, фрески поблёкли, краски словно вошли в глубину камня и растворились в нём.
…Глядя на сворачивающиеся от жара буржуйки страницы прошлого, Василий Петрович осознавал, что вернуться к тому берегу жизни теперь уже невозможно. Но и глядя вперёд, он не видел света. Старый ларец с царскими наградами теперь надо было прятать.Эх, Государь, Государь… Прости, родимый батюшка… Вдруг, как стальные волны Невы, нахлынуло отчаяние…
- Васюшка, сыночек, - раздался мамин милый голосок.
Почудилось?
- Мамочка, маменька, с небеси ты зриши на нас, бедных, на сыночка твоего. Ведь, кроме тебя, Васюшкой никто не называл меня, - подумалось старичку.
- Васюшка, не скорби, Господь с тобою, - повторил голос.
Обернувшись, Василий Петрович увидел в уголке комнаты женщину, похожую на маму его Василису, сидящую в кресле-качалке и по-петербургски зябко кутавшуюся в ажурную белую шаль. Та смотрела ласково на Василия и мягко улыбалась. Потом тихо встала и подошла к буржуйке, протянула нежные руки к огню.
- Васюшка, не скорби, - повторила она и погладила его, как в детстве, по голове. На пальцах её сверкнули дорогие прекрасные перстни, на седые волосы его упала тёплая слезинка. Женщина подошла к спящему Ванечке и перекрестила его.
- Спасибо тебе за моего Ванюшку, - обратилась она к Василию Петровичу. - Береги его.
Потом женщина задумчиво взяла в руки толстую книгу в кожаном переплёте.
- Библия, - успел прочитать заглавие Василий Петрович.
- Странная книга, - сказала женщина и перелистнула страницы.
- Раньше ты так не говорила. Ведь ты учила меня верить в Бога, - заметил Василий Петрович.
- Верить в Бога, - отозвалась женщина, - но …
- Что - «но»? Разве что-то изменилось? Это ты, мама? Ты тревожишься? Ты пришла, чтобы сказать мне что-то?
- Это – и многое другое, сынок. Пойдём.
… Они шли по улицам Питера. Мёртвые фонари раскачивались под порывами весеннего ветра, силясь свалиться на головы немногочисленных прохожих. Выйдя за Питерскую заставу, по тракту они двинулись вперёд, скользя по застывшему ледяными корками снегу. Где-то уже вовсю трещала и с ещё сдержанной яростью грохотала Нева, набирая обороты, словно истеричная невеста.
Шли долго. Внезапно перед ними выросло огромное сооружение, обнесённое каменными стенами. Вокруг стен по земле были наложены деревянные помосты.
- Новый Иерусалим, - прошептала одними губами женщина.
У огромных ворот стояла избушка, возле которой переминался с ноги на ногу крепыш со странным оружием за спиною, похожим на тяжёлое ружьё.
- А это оружие у солдата в руках – автомат Калашникова. Он будет изобретён позднее, - добавила женщина.
В Новом Иерусалиме Василий когда-то бывал с родителями. Он узнал помпезное здание никоновского собора, строение сатанинской гордыни, и мрачное место Христовых страданий.
- Голгофа, - снова кратко сказала женщина.
Они не вошли внутрь, а направились в сторону - по направлению к Истре. Спустившись к реке, они перешли по мосточкам на другой берег. Вдали, сзади от монастыря, Василий увидел красноватое зарево. В отблесках огня стало заметно очертание большой мельницы. Но у неё было не четыре лопасти, как принято, а шесть.
- Что это? – спросил Василий.
- Голгофа, - повторила женщина. – Смотри.
К мельнице подъезжали огромные машины-фуры, автозаки, набитые людьми. Лопасти мельницы непрестанно двигались, крутились. Люди молча заходили внутрь, но оттуда не возвращались.
- Где люди? – снова спросил Василий.
Незнакомка молча отвернулась, в глазах её блеснули слёзы…
Сделав шаг вперёд, чтобы лучше увидеть происходящее, Василий вдруг поскользнулся и упал. Поднявшись, он с удивлением увидел на руках красный липкий снег.
- Кровь?! Что это? Что это, - кровь? – с ужасом он рассматривал руки.
Женщина молчала, опустив голову. Пальцем она указала на Истру…Взглянув на обычно чистую и прозрачную речушку, Василий Петрович ужаснулся: кровавое месиво вместо чистой воды наполняло её русло… Из жёлоба огромной мельницы толчками выбрасывалось что-то красное. Не было слышно криков и стонов, лишь зловеще со скрипом проворачивались огромные шестиконечные лопасти дьявольской мельницы. В страхе Василий Петрович закричал от невыносимой душевной боли и с этим криком проснулся в своей комнате. Сердце бешено стучало. Леденящий душу ужас наполнял всё его существо. Как продолжение кошмара, перед его глазами продолжали вращаться огромные лопасти…
Взглянув на свои руки, он вспомнил страшное сновидение, как будто снова ладони были красными, а пальцы липкими...
Так вот оно что! Людей заживо мололи на мельнице!А он не верил слухам. В Питере поговаривали, что в НКВД есть особая секретная комната, где две двери на выбор для арестованных: одна якобы на выход, а другая – в провал подпола, где адская машина своими огромными жерновами перемалывает людей в муку, а кровь стекает в Неву. Вот оно что!..
За это время он столько потерял знакомых, друзей. Люди странным образом пропадали и их невозможно было нигде найти. Ни у родственников, ни на службе…
И вот, весна подошла, а нету ни старосты храмового дяди Григория, ни регента Михал Иваныча, батюшка старенький пропал, певчие: бас – слепой Коленька, тенор – Виктор Палыч.
Исчезали друзья и знакомые, а их жилплощадь заселялась новой, только уже нерусской «элитой»…
ВАНЕЧКА.
Обычно дедушка своим чутким, глубоко верующим сердцем, принимал Божественное дарование весны с каким-то особым чувством благодарности. Так продолжалось из года в год. Это
