Продолжение повести "О любви..." (Маленькие трагедии ушедшего века)

                                                             Глава 2
          Таня уже месяц жила у Германа  и Лены.  Они обходились с ней  очень  ласково, проявляли  внимание  и  заботу.  Купили  новую  нарядную  одежду, туфельки.  Лена приносила из библиотеки сказки  и  вечерами в теплом  свете  оранжевого абажура, уютно устроившись с Таней на диване, они погружа-  лись в мир Перро и братьев Гримм. Таня помогала Лене  в  уборке  квартиры,  мыла  посуду.
  -  Я ничего не заставляла  ее  делать, она  сама  взялась  за  уборку, вымыла  посуду, - рассказывала  Лена  Герману, когда  Таня в первый раз взяла  веник  и подмела в квартире.
 - Очень  хорошо, что  девочка  приучена  к  домашней  работе. Впрочем,  это  неудивительно.  Ведь  у  нее  были  младшие  сестры. Матери  одной  с  тремя  детьми было трудно. Понятно, что старшая дочь помогала  матери.  Особенно, помнишь, как она возилась с сестренками.
 -  Тсс. Лучше не вспоминай.  Не буди лихо, пока оно тихо.
        Да, это был самый больной вопрос. Первые дни Таня каждое  утро обра-  щалась к Герману, когда пойдут они искать мать. На пятый день моряк сел  на диван и посадил Таню рядом.
 - Понимаешь, девочка, с твоей мамой случилась беда.  Не пугайся, дружок! Она живая и здоровая, но она в милиции. У нее нет паспорта. Ты знаешь, что  такое  паспорт?
 -  Да, я знаю. А когда ее отпустят?
 -  Я не знаю. Сейчас идет следствие. Как только что-то прояснится, мы тебе  скажем. А пока поживи с нами. Тебе нравится у нас?
 - Нравится. Только  я  сильно  скучаю  по маме,  Томе,  Наде.  А  когда  их  можно увидеть?
 - В воскресенье мы все вместе пойдем навещать твоих сестричек.
   Был  теплый  апрельский  день.  Герман   купил  конфет, большой  круглый   торт  и  втроем  они  отправились  в  детский  дом.  К  ним  вышла  Светлана  Георгиевна.
 -  У  нас карантин.  Эпидемия  кори.  Всех  здоровых  детей  распределили  по  разным   детским  домам. Ковальчук  Тамара и Надя   отправлены  в Невинномысск.  Там в Барсуках  прекрасный  детский  дом. Девочкам  там  будет  хорошо, можете  не  сомневаться.
    Таня уронила  кулек  с конфетами. Слезы градом  покатились  из  детских   широко открытых глаз.  
 - Нет, нет. Что я скажу маме, когда она выйдет? Я потеряла Тому и  Надю…
    Лена  обняла, прижала  к себе  девочку.
 - Это, наверное, и есть Таня?  -  сказала  Светлана Георгиевна. – Тамара  только  и  говорила  что  о Тане.  «Таня  велела,  Таня  сказала». Не  надо так горько плакать, дружок. Ничего страшного  не  случилось.  Я  сейчас  напишу  адрес.  Когда  мама  сможет,  то приедет  за  ними  и  заберет их  из  детского  дома.  
    Она села за стол, быстро что-то написала и подала бумагу Герману. Моряк  поставил торт на стол.
 - Вам. Покормите больных детишек.
  Домой возвращались в молчании. Наплакавшись навзрыд  в  детском  доме,  Таня  молчала, только время от времени тяжко вздыхала.
            С тех  пор  она  больше  не  задавала  никаких  вопросов.  Но  всегда  встречала Германа у порога. Он без слов понимал ее ожидание, но виновато  отводил  взгляд. Таня, понуро опустив  плечи, поникнув головой,  уходила  в  свою  комнату.
 - Сил  моих  нет смотреть, глаза - как у смертельно  раненого  животного, – однажды  сказал  он  Лене.  -  Может  мы совершили ошибку, разлучив  ее  с  сестрами!?  Может, ей  было бы  легче, будь  она  рядом  с ними!?
 - Ну что ты, что ты!..  А  как  бы  они  потом  встретились  бы  с  матерью!?
Где  бы  она их  искала?
 - А сейчас  ты  не  думаешь, что  будет,  когда  она  выйдет  и  потребует вернуть ей  дочь!?
 - Мне  страшно об  этом  думать. Я  ей в ноги  кинусь, на  коленях  умолять  буду.  У нее  еще  есть  две  дочери.  А  Таню  пусть  она  оставит  нам.  Она  моя, моя.  Я  ее  сердцем  чувствую. Моя она.
    Однажды  Герман  вошел  в  дом  с  большой  коробкой.  Таня  как  всегда  стояла у порога, но теперь она изображала какие-то  несуществующие дела  в этой части  квартиры. Лена видела, как настороженно и чутко ждет  девочка  появления  Германа.
 -  Ну, смотри, что  я  тебе  принес, -  весело говорил  моряк, открывая яркую  коробку.  Девочка  издала восхищенный  вздох. Там  лежала огромная  кукла.  На  фарфоровом  личике  блестели  яркие  бирюзовые  закрывающиеся глаза, длинные  льняные  волосы  подхвачены атласным бантом.  Пышное  розовое  платье  в  кружевных  оборках.
 - Это мне?
 - Тебе.
 - Спасибо.  
    Таня осторожно вытащила красавицу куклу из коробки, прижала к себе и  вдруг  заплакала.
 - Что, Танечка, что? Почему ты плачешь?
 - Она  очень, очень…  очень  бы понравилась  Томе.
         А через  две  недели  Герман  узнал, что Груня Ковальчук  осуждена  на  год  и  будет  отбывать  наказание  в  женском  лагере  для  заключенных.
     Отпуск  морского  офицера  подошел  к  концу.  На  следующий  день  его  крейсер  выходил  в  море. Расставание  с  женой  всегда  было  тяжелым.  Он  знал, как  трудно Лена переносит  долгую разлуку.  Но в этот  раз  охваченная  заботами о девочке, она была спокойнее, собраннее, слезы редко  появлялись  на ее  лице.  
         На  причал  жена  пришла  вместе  с  Таней.   Они  долго  махали  вслед  отчалившему кораблю. И Герман, стоя на палубе, следил, как медленно таяли   две грациозные  фигурки.  К нему приблизился боцман.
 - Кто это Вас провожает так долго?!
 - Жена…  И  дочь!
      Плавание  было рядовым, обычным, ничем особенным не  отличалось  от  предыдущих. В кубрике  матросы неторопливо обсуждали, решали проблемы  домашние, семейные.  А вот офицеры страстно, горячо спорили  о  Германии.  Там  к  власти  пришли  фашисты, и  черной  грозовой  тучей  веяло  от  речей  новоявленного фюрера.  Будет война  или  нет, и когда - вот основные вопро-  сы, которые волновали офицеров.  
    Через  три  месяца  крейсер  возвращался  в родную  Одессу.  Зашли  в  Новороссийск  за  пресной  водой. Там  Германа  ждала  телеграмма:
  «  Агриппина  Ковальчук   повредилась   здравом  уме,  переведена  психиатрическую  лечебницу».  
   Моряк  сжал  в  руке  полученный  листок.  Страшная  весть  для  Тани.  Но  девочка  остается  с  ними - вот  что  главное!
         Герман  радостно  сгреб  их  обоих  в  свои  медвежьи  объятия.   Лена  счастливо  смеялась,  прижимаясь  к  мужу.  А  Таня  засмущалась, робко  обхватив  рукой  его  могучую  шею.   Она  уже  пошла  в  первый  класс  и  Лена  с  гордостью  показывала  ее  тетрадки  Герману.
   -  Одна  из  первых  учениц  в  классе,  очень  понятливая.  Учительница  очень  ею  довольна.
      А  Герман  был  доволен  женой.  Она  похорошела,  стала  спокойной,  какая-то  уверенность, даже  важность  появилась  в  ней.
  -  Знаешь, я  теперь  такая  счастливая. Бог  создал  женщину  быть  женой  и  матерью, -  говорила  Лена  шепотом   ночью  в  постели. -  Ты  дал  мне  счастье  любить  и   быть  любимой.  Я  всегда  была  благодарна  судьбе  за  встречу  с  тобой. И  ты  нашел  для  меня  Таню.
 - Да нет, это она сама  нас  нашла, – улыбнулся  Герман. – Но  я  тоже  очень  доволен, что она с нами.  Он нежно погладил жену по пышным  каштановым  волосам. -  И думаю, что она с нами останется.
 - Ты что-то узнал? – Лена нервно присела в постели.
Герман встал, закурил,  вытащил  из  внутреннего  кармана  телеграмму, полученную  в  Новороссийске, подал  Лене.
 - Боже, боже,  я  молилась,  просила  господа  оставить  девочку  мне. Но  я  не  желала  зла ее  матери.
 - Ты ни в чем не виновата. Это судьба их  разлучила. И судьба  дала  ее  нам  растить, воспитывать. Она действительно будет нашей дочерью.  Мы в ответе  за нее перед небом.
 - А кто прислал тебе телеграмму?
 - Не надо об этом спрашивать. Сведения достоверные. Это один мой старый   надежный  друг,  работает  в  прокуратуре.  Тебе  лучше  не  знать  его имя.  Весной  я  рассказал  ему  все  об  этом  деле  и  тогда  он помог  мне  узнать о судьбе  Груни, помог оформить  документы на  Таню.  Теперь сообщил  о ее  дальнейшей  судьбе.
 - Ты  что-то  не  договариваешь…  В  чем  дело? Скажи мне все, иначе  я  не  смогу  спокойно  жить.
  Герман  вздохнул, присел  на  постель  и  стал  рассказывать:
 -Мы стояли  в  Новороссийске несколько дней.  Лечебница, куда поместили  Груню, находится  недалеко от  города.  Я решил  съездить туда,  посмотреть  на  мать Тани, узнать  у  врача, что с  ней.  Впечатление от  этого  посещения  до сих  пор  гнетет  мне  душу. Мне  разрешили  свидание  с ней. Молодая,  красивая, цветущая  женщина. Кстати - не  удивительно, что Таня  ошиблась:  твоего  роста, каштановые  волосы, чувственный  рот. Физически  здоровая.  Но душа в ней сломлена и думаю – навсегда. Сначала она  смотрела  на  меня  как  на  пустое  место. Затем, когда я осторожно стал  ее  расспрашивать,  что  с  ней  случилось,  как  ей  живется, она  схватила  меня  за  руку  и  стала  умолять  дать ей  лопату.  Трое  ее  детей  провалились  в  глубокую  шахту  и  ей  необходимо  их  спасти, немедленно  откопать, иначе  они  задохнутся.  Постепенно ее мольбы переросли в плач, отчаянный  крик о спасении  детей. Вошли  санитары, ее  увели.  Я  зашел  к  лечащему  врачу.  Положение  ее  безнадежно. Рассудок  никогда не вернется к  ней. Организм  у  нее  крепкий. Прожить  она  может  долго. Но  сознание  всегда  будет  блуждать  во  мраке,  мраке  отчаяния.
 -  А  если бы  она  увидела  детей?
 - Врач говорит, что  безнадежно. Удар был слишком  силен. Любимый  муж  бросил, дети  исчезли. И подвергать  маленьких  детей  такому  испытанию… Он  сказал -  все равно  не  поможет.     Единственное – попытаться  найти  ее  родственников, может, когда пройдет острый  период, родные возьмут Груню  к  себе. Не век же ей  жить  в  психушке. Да  и  младшие  девочки  могли  бы  обрести семью. Я не знаю, что еще можно сделать. Но Таня остается с  нами. Теперь она наша дочь.
  Лена обняла мужа.
 - Я  буду любить ее. Мы будем любить ее.
Герман  тихо  засмеялся.
 - Да ты уже в ней души не чаешь. Стала такой заботливой мамочкой!
 - Мне  очень  жаль  ее. Меня  огорчает, что она  всегда  такая  серьезная,  словно  детские  шалости  и  шутки  забыты  ею  навсегда. Мне  так  хочется  услышать  ее смех, пусть  бы  напроказила  как-то. Хочется  услышать  от  нее  «мама».
 - Все  это будет, будет. Дай  время. Ведь  сколько  она  пережила, не  будем забывать  об этом. Но  Таня  откликнется  на  нашу  любовь,  я уверен.
 - Дай-то  бог!
           И  Герман старался, прикладывал  все  силы  к созданию настоящей  сплоченной  семьи.   Для  Тани  у  него  всегда  находилось  что-нибудь  приятное:  то  приносил  большую  коробку  цветных   карандашей,  то  привязанные   на   палочку  разноцветные  воздушные   шары,  часто, как фо-  кусник,  раз -  и  выудит из рукава  две  шоколадки – Тане  и  Лене. Вечерами  вдвоем  они  шли  встречать Лену  с  работы.   Воскресенье  был  самый  счастливый  день.  Ходили  все  вместе  в  цирк  на  представление,  в кино  или  в  зоопарк, на  Деррибасовской  в  кафе  ели  мороженное.  Улыбка  уже  часто  озаряла  нежное  детское  лицо,  от  которой    Таня  становилась  трогательно-милой.   Лена  наслаждалась  вновь  обретенным  материнством,  присутствием  любимого человека. И  не  хотелось думать, что скоро  Герман  опять  уйдет  в  плавание.
    Это случилось  прекрасным  осенним  теплым  вечером. На  улицах шепта-  лись  каштаны, роняя  начинающие  желтеть листья, воздух  был наполнен  сладким  запахом еще  цветущих последних  роз. Герман  и Таня  подходили  к  библиотеке, где  работала  Лена.  Рабочий  день закончился,  и  молодая  женщина  как раз  выходила  из  здания. Увидев  на  другой  стороне  улицы  мужа и  девочку,  она  радостно  заспешила  им  навстречу.  Из-за  угла  на