Продолжение повести "О любви..." (Маленькие трагедии ушедшего века)

спрыгнула  с  подножки  вагона  и  бросилась  в  поле. Но  волна  прогремевшего  взрыва  отбросила  Тамару  назад. Девочка упала, закрываясь   руками  от  летевших  комьев  земли.  Когда,  пошатываясь, она  встала, то на  месте, где  недавно  были  Надя и Дина  Николаевна,  дымилась  глубокая  воронка.
         Последующие  события  не  остались  в  памяти  Тамары. Ее  нашли без  чувств на  краю огромной  воронки.  Осматривавший  ее  врач  не  обнаружил  никаких  повреждений, но это  уже  была  не  прежняя  девочка - живая, задорная, весело  распевающая  частушки.  Это  была  механическая  кукла.
Глаза,  еще  недавно  светившиеся   как  две  ясные  звездочки,  потухли. Она  машинально,  автоматически  двигалась,  ела,  ложилась  спать  и  никакие  эмоции  не  проявлялись  на  ее  лице.
 - Шок, -  сказал  врач  -  время  лечит. Постепенно  отойдет.
 Воспитательницы  между  собой  обсуждали  случившееся.
 - Надя  для  нее  была  семьей. Как она  заботилась  о  сестренке,  все  ждала,  что  приедут  за  ними  мать  и  старшая  сестра… А  теперь  за  три-девять земель… одна-одинешенька…
В  этом  налете погибли  еще  три  воспитательницы  и  двенадцать  воспитанников.  Остальных  привезли  в  далекий  азиатский  городок  с  красивым  названием  Андижан  и поселили  в  небольшом  здании, когда-то до революции,  бывшем  гостиницей -  «мехмонхона»   по - здешнему.
     Тамара сквозь тяжелый  сон чувствовала, как по  ее  лицу  ползает  букашка.  Она  провела  рукой  по щекам,  носу  и ей  послышался сдавленный  смешок.  Через  минуту  насекомое  опять  поползло  по  губе  и  защекотало  в  носу.  Тома  чихнула  и открыла  глаза.  Маленькая  чужая комнатка,  глиняные  стены  которой  выбелены  известкой, открытое  во двор  низенькое  окошко, завешенное  светлой  занавеской.  А  над  Томиной  кроватью  животом  на  подоконнике  лежала  девчонка  и  длинной  травинкой  щекотала  лицо Тамары,  давясь  от  смеха.
          У  девчонки  были  глаза  небесной  синевы  и   копна  белых  волос.
 -  Ты  кто? -  спросила  удивленно  Тома.
 - Люська.  Но  все  зовут  меня  Сметаной  за  светлые  волосы.  А  тебя  как  звать?
 - Тамара.
 - Здорово.  Настоящая  царица  Тамар.
 -Смеешься!?  Какая  я  царица?  А  я  тебя  не  помню.
 - Конечно,  не  помнишь.  Наш  детдом  только  вчера  приехал, теперь  будем  вместе  жить.  А  царицей  назвала -  уж больно  ты  красивая,  но  только  печальная.   Будешь  со  мной  дружить?
 -  Буду.
- Слушай,  хватит  валяться.  Вылазь .  Здесь  рядом  фруктовый  сад. Груши -  во,  какие!  Давай  нарвем.
 - А  чей  сад?  А  хозяин?
 -  Ну,   скучная  какая!  Хо-зя-ин !?  Мы  быстро  и  немножко. С  него  не  убудет.
  Тамара  и  сама  не  понимала,  какая  сила  увлекла  ее  вслед  за  Люськой.
     Было  еще  свежее  раннее  утро. Дул прохладный ветерок.  Натянув  свои  нехитрые  одежонки,  Тома   выскользнула в окно.  Тоненькие,  гибкие девчонки  змейками проскользнули  сквозь нечастую  ограду в соседний  сад. Нарвали  и  яблок  и  груш. Наелись так,  что  заболели  животы.
 - Давай  с  собой  немного  возьмем.  У  меня  еще  есть  подружка. Тиной  зовут.  Ей  тоже  отнесем.
  После  завтрака  ребят  собрали  на  лужайке.  Возле  нового  директора  Ивана  Ильича  стоял  незнакомый  смуглый  мужчина.
  -   Ребята!  Хочу  представить  вам  начальника  отдела  кадров   местной  швейной  фабрики  товарища  Кодирова . Ему  нужна  помощь.  Идет  война,   рабочих  рук  не  хватает. На  фабрике  шьют  солдатское  обмундирование.  У  нас  есть  возможность  помочь  фронту,  вложить  свою  частичку,  труд, приблизить  Победу.   Вы  все  поняли,  что  такое  война. Есть  у  нас  и  пострадавшие  от  нее.  И вот  сейчас   вы  можете  хоть  как-то  отомстить  врагу.  Старшим  воспитанникам  предлагается  работа  на  фабрике.  Кто  согласен,  выйдите  вперед.
  Тамара  выступила  первой.   Кодиров  взглянул  на  нее  с  сомнением.
 - Ты  еще  маленькая.  Будем  брать  постарше.
 - Мне  уже  исполнилось  тринадцать. Просто  у  меня  росту  маловато.   Но  я  скоро  еще  вырасту.
 Люська  встала  рядом.
 -  Ты,  дяденька,  не  смотри  на  рост. Мы  до  работы  злые. Будем  шить  для  наших  солдатиков  день  и  ночь,  лишь  бы  они  немцев  укокошили.
 Все  рассмеялись.  Вскоре  вокруг  Кодирова  собралась  группа  ребят,  и  он  повел  их  на  фабрику,  знакомить  с  работой.
    Возвращались  во  второй  половине  дня. Тина  натерла  ногу,  хромала,  и трое   девочек  отстали от основной  группы. Проходя  по  узенькой  пыльной  улочке,  возле  одного дома  уловили  восхитительный  запах  свежего  хлеба.  Калитка  была  неплотно  притворена.
 - Зайдем,  попросим  немножко  хлеба,  -  предложила  Сметана.
 - Да  разве  дадут? – засомневалась  Тина.
 - Э,  попробовать всегда  можно.  Здесь  народ  не  жадный,  добрый.  Детей  любят.  Я  уже  несколько  слов  по- ихнему  выучила. Пошли.
     Люська  смело  постучала  в  дверь  и  шагнула  за  калитку. Тамара  с  Тиной  осторожно  последовали  за  ней. В  широком  очень  чисто  выметенном  дворе  возилась  возле  печки  молодая  женщина. При  стуке  открываемой  калитки  она  быстро  прикрыла  нижнюю часть  лица   концом  платка.  Из - под   длинных черных   бровей  на  девчонок  удивленно  смотрели  темные  как  ночь  бархатные  глаза.
     Люська  прижала к  груди  одну  руку,  слегка  поклонилась  и  забормотала:   Нон,  нон!
- Что  она  говорит? -  зашептала  Тина  Тамаре. Тома  пожала  плечами. Она  во  все  глаза  рассматривала  необычную  печку,  из  которой  жестяным  сачком  на  длинной  ручке   хозяйка   вытаскивала  румяные  лепешки.  Это  от  них  шел  такой аппетитный  опьяняющий  запах.  Черные   глаза  узбечки  подернулись  грустью. Теперь  она  смотрела  на  девочек  с  жалостью. Взяла  одну  лепешку  и  протянула  Сметане. Лепешка  обжигала  пальцы. Люська  быстро  сунула  ее Тамаре,  а  сама  еще  раз  поклонилась  и  повторила  два  раза –  «Рахмат, рахмат.»
 На  улице  девчонки  быстро  поделили  лепешку  на  три  равные  части. Она  таяла  во  рту.  Такого  вкусного  хлеба  они  отродясь  не  ели.
 -  А что  ты  ей  говорила? – спросила Тина  Сметану.  
 - Нон  по-узбекски  хлеб, а  рахмат – спасибо. Запоминайте – пригодится.
            Тамару,  Люсю  и  Тину  приняли  швеями-мотористками  и  посадили  за  конвейер  в  длинном  вытянутом  помещении.  Сидели  друг  за  другом  в  ряд. Пахло терпким  запахом  прессованного  сукна,  машинным  маслом,  нагретым   железом.  Стрекот  машинок  заглушал  все  другие  звуки. Надо  было  быстро  успевать  прострачивать  швы на  гимнастерках,  плывущих  по  конвейеру.  У девчонок  рябило  в  глазах  от  быстроты  движений.   Боковые  швы, рукава,  воротничок.  Боковые  швы, рукава, воротничок. Боковые швы, рукава, воротничок.   И  так  до  бесконечности.  Ныла  спина,  ломило  руки,  затекала шея. Работать  приходилось  очень  много.  И  все-таки  молодость  брала  свое.  В  обеденные  перерывы, наскоро проглотив  свои  скудные пай-  ки,  девчонки  бежали  на  базар,  который  находился  недалеко  от  фабрики. Восточный  базар во все  времена  будет  восточным  базаром. Что-то  купить  девчонки  не  могли, но они  наслаждались  шумом, гамом, видом выставлен-  ных  товаров:  горки  яблок, персиков, груш, помидор,  диковинный  инжир,  которого  они  раньше  никогда  не  видели  и не  пробовали.   Любили  разглядывать  шитые  золотыми  нитками  халаты, тюбетейки.  Но  больше  всего  манила  часть  базара, где  продавались  различные  восточные  сласти:  тягучая  нуга,  хурма,  покрытая  сладкой  леденцовой  коркой,  курага,  сушенные  кусочки  персика    и  самая  заманчивая - пахлава.   Тине  все хотелось  попробовать  монты:  пельмени- непельмени, вареники-невареники – непонятные  изделия  из  теста.  Продавал  их  узбечонок  лет  одиннадцати  и  запах  из его  кастрюли  дразнил  воображение  вечно  голодных  девчонок.           Однажды  во  время  своей  обеденной  прогулки, уже  направившись  к  фабрике,  они  увидели  этого  мальчишку.  Он  нес  кастрюлю, очевидно  с  монтами  на  продажу.
- Мне  кажется,  я  могла  бы  всю  кастрюлю  съесть, - промолвила  Тина – Каждый  раз,  как  его  вижу,  у  меня  в  животе  урчит,  будто  бы  галька  в  речке  перекатывается.
- А  почему  бы  нам  разок  и  не попробовать!? -  у  Сметаны  в  глазах заго-  релось  озорство.  – Все  легко  и  просто.  Тома,  ты  толкаешь  его  сзади,  я  подставляю  подножку,  Тина  хватает  кастрюлю,  и  бежим  все  в  разные  стороны.  Только  монты  не  рассыпь!  Вперед!
  У  Люськи  сам  черт  был  за  брата.  Девчонки  выполнили  ее  затею  в  считанные  минуты.
        Кушать    монты  уселись  на  фабричном  дворе,  позвав  за  компанию   других  детдомовцев и  бригадиршу  Лизу.   Ох,  до чего ж  были  вкусны  эти  узбекские  монты,  смазанные  сверху  маслицем  и  посыпанные  перцем,   хотя  всех  страшно  удивила  начинка.  Трава, смешанная  с  луком  и  приправленная  растительным  маслом. Сок  бежал  по  пальцам,  ребятня,  не стесняясь,  облизывала  их.
 - Здорово.  Даже  и  не  думал  никогда,  что  трава  бывает  такая  вкусная,-  заметил Вася  Корчагин,-  наверное - с  картошкой вкуснее, но и так  хорошо.
 - Это полезная  трава, специально  для  еды,- сообщила  Лиза. Она  была  местная,  знала  язык  и  обычаи  узбеков. – Особенно ее  надо  кушать ранней  весной, когда  еще  нет  овощей  и  фруктов.
 - Вот  вашему  пацану  дома  влетит,- засмеялась  рыжая  конопатая  Нинка,- проворонил  жрачку.
 Девчонки  помрачнели.  Обед  закончился, все  разошлись  на  свои  рабочие  места.  Оказывается – можно  быть  сытым, но  несчастливым!
   Несколько  дней  девчонки  на  базар  не  ходили.  Но  Люська  была  не  из  тех,  кто  долго  предается  унынию.  У  нее  в  жилах  текла  не  кровь, а раскаленная  лава.  Кипучая  энергия  Сметаны   всегда  искала  выхода.
 - Чтобы  есть,  надо  что-то  делать! -  постоянно  приговаривала  девушка  и  таскала  подружек  собирать  мелкие  дровишки,  которые  затем  меняла  на  картошку  или  лепешки.  Она  вечно  напевала,  пританцовывала,  отпускала  шуточки,  от  которых  девчонки  хватались  за  животы.  Иногда, перекусив,  юные  работницы  удобно  располагались  на  тюках  с  сукном  для  отдыха.  Но только  не  Люська.  Она  затягивала  частушки,  отбивала  такие  коленца,  что  на  нее  посмотреть  приходили  из  других  цехов.
- Не  девка - огонь! - посмеивались взрослые швеи фабрики,  – еще  подрастет  и  всех  парней  с  ума  сведет.
Всех  не  всех, а  один  точно  не  сводил  с  бойкой  девчонки  глаз.  Длинный  худой  с  серьезными  карими  глазами  парнишка  каждый  обед  заглядывал  в  цех  пошива. Звали его  Алексеем. Работал  он  в  отделе  технического  контроля.    И  если  Сметана  давала  концерт,  он   тихонько  усаживался  в  уголке и смотрел, смотрел.  А когда девчата  убегали  на  базар, шел  за  ними  на небольшом  расстоянии. Девчонки быстро  заметили  немого  провожатого  и  определили  предмет  его  интереса.
- Ну,  Людмила,  ты  теперь  у  нас  с  женихом, -  подтрунивали  подружки  над  Сметаной.  Но  девчонка  гордо  вскидывала  белую  головку и пожимала  плечами.
- Зря, зря  нос  задираешь, -  однажды  сказала  ей  пожилая  гладильщица, – парень  хороший.  Его  отец,  Леонид Васильевич, главным  механиком  здесь  работает,  семья  зажиточная. Тебе  бы  радоваться, что  мальчишка  на  тебе  свихнулся. У тебя  ни  кола, ни  двора, голь  босоногая!  А так  с  хорошей  родней  можешь  быть.  Парень  учится, в люди  выйдет.  И  ты  бы  рядом  с  ним.
-   Рано  нам  еще  про  женихов  думать.  А   в люди   я   в  любом  случае  выйду. И  сама  еще  тоже  учиться  буду. Вот