непростительная дерзость.
Марк робко переминался с ноги на ноги и старался как можно глубже вдыхать пропитанный тропическим ароматом воздух. Не слишком, впрочем, усердствуя, чтобы это не бросалось в глаза.
- Нет, что вы, - ответил Марк. – Не устал. Мне было не тяжело. Совсем не тяжело.
- Ты убивал людей, - напомнил доктор. – Сегодня ты убил несколько человек. Твои враги были сильны и жестоки. Они очень, очень хотели жить! Не утомился?
- Убивать людей всегда легко, - с простодушной улыбкой ответил Марк.
- И приятно? – с явной иронией спросил Балицкий.
И выдохнул синее облако дыма.
Марк пожал плечами.
- Когда как… Бывает и неприятно. Особенно, когда кричат. Не люблю, когда кричат. А вот легко – это всегда. Человек – он же хрупкий.
Марк щёлкнул пальцами.
- И нет его! Я это точно знаю. Столько, знаете, слабых мест у человека… Туда надави, там прижми, да ударь покрепче – и всё. Нет, доктор, не тяжело. Свиней вот тяжело убивать. Особенно если сала на свинье много. Попробуй тут – не промахнись! Я вот в детстве ездил в деревню…
- Садись! – предложил ему доктор и показал на кресло, стоявшее перед столом с курительными приборами.
Марк и помыслить не мог о том, что ему будет оказана такая честь. Доктор, сам доктор предложил ему сесть за стол!
В кресло Марк садился как-то неуверенно, боком. И при этом он старался не смотреть на стол, где стояли в ряд хьюмидоры кедрового дерева и подставки с курительными трубками всевозможных цветов и форм.
«Богатство-то какое!» с невольной завистью подумал Марк. «А трубки необкуренные… Коллекционирует, что ли? А как, если он из больницы не выезжает? Дарят, наверное… Как же, такому человеку – и не подарить!»
Марк был искренне убеждён в том, что доктора если и не все любят, так уж точно – все уважают. А многие ещё и боятся.
Марк знал, что уважение достигается любовью или страхом. Лично он доктора любил. Любил как отца, которого у него никогда не было. Хотя разница в возрасте была не такой большой. Десять лет – это ещё не разрыв между поколениями. Но доктор казался Марку старым, мудрым и вечным.
Отцом.
Конечно, сам доктор о чувствах Марка не догадывался. Да и кто такой Марк, чтобы набиваться ему в сыновья?
- Вы хотели…
Марк откашлялся.
- …поговорить со мной о собаке. Марсель нарисовал собаку. Я просил нарисовать смерть. А он нарисовал спящую собаку. То есть, как бы спящую. На самом деле она не спит…
Мысли у Марка стали путаться. Он хотел объяснить доктору, что Марсель совершил гадкий, немыслимо гадкий поступок, но не знал, как подступиться.
Впрочем, доктор всё понял.
- Когда-то ты рассказал ему историю о своей собаке?
Марк кивнул в ответ.
- У тебя в детстве была собака? Рыжая дворняга? – продолжал доктор. – Я помню, ты и мне эту история рассказывал. Рыжая собака умерла. Ты остался один…
Марк тяжело вздохнул и смущённо потёр кончик носа.
- Память у вас… Я давно рассказывал. Когда мы в первый раз встретились.
- Я вот помню, - сказал доктор. – Мама оставила тебя одного дома. Кажется, у неё появился новый друг…
- Собутыльник! – прошипел Марк. – Хахаль новый!
- Друг, - спокойно продолжил доктор. – Она ушла к нему на выходные и оставила тебя одного. Тебе было четыре года. Ты играл на ковре: строил крепость из старых газет и пыльных ковриков, принесённых тобой из прихожей. Старая собака ходила вокруг тебя, кашляла и пыталась лизнуть в нос. Ты отмахивался от неё и кричал: «Уйди! Не мешай!» Ты хотел построить крепость к приходу мамы. Она ведь сказала, что скоро придёт. Ты ей…
- Я ей верил, - опустив голову, тихо произнёс Марк. – Сука…
- Собака хрипела всё резче и тяжелее, - продолжал доктор. – Она дышала с трудом. Быть может, ей было больно дышать. Она не могла пожаловаться. Она ходила вокруг тебя. Ложилась, снова вставала. Вела себя беспокойно. Должно быть, ей было страшно. Но она не хотела тебя напугать. Она любила глупого малыша, который, не обращая на неё внимания, строит и строит свою крепость.
Марк всхлипнул.
- Я же не знал… Ну не знал я…
- А потом она легла, - сказал доктор, медленно покручивая затухающую сигару. – Легла у входа в комнату. Это было её привычное место. Ей было спокойней там умирать. Легла и закрыла глаза. Ты думал, что она спит. Вскоре ты закончил свою игру, взяв штурмом построенную тобой крепость, и захотел выйти из комнаты. Ты проголодался и решил подкрепиться, похлебав супа из кастрюли, которую мать, уходя, поставила на пол посередине кухни. На пол, потому что стол был слишком высокий. И ещё потому, что вы с собакой ели из одной кастрюли. Это очень удобно – одна кастрюля на двоих. Ты и собаку позвал на обед.
«Ры-рыжа-ая» прошептал Марк.
- А она лежала неподвижно.
Доктор положил сигару в пепельницу.
- Ты думал, что она крепко спит. Очень крепко спит. Ты толкнул её. Потом ещё раз.
Губы у Марка задрожали и он ладонями закрыл лицо.
«Ры-ры-жж…»
- А потом попытался перевернуть на спину.
Доктор встал и, обойдя кресло, встал у Марка за спиной. Он положил Марку ладонь на затылок и быстро, скороговоркой зашептал ему в ухо:
- Едва ты попытался перевернуть собаку, как глаза у неё раскрылись. Не открылись, а именно раскрылись, как раскрываются иногда у трупа, если осторожно потянуть за веки. Глаза закатились и зрачки оказались под верхними веками. Ты почувствовал трупный холод. Испугавшись, ты бросил собаку и отбежал подальше, в глубину комнаты. Потом спрятался под диван.
- Почти два дня! – выкрикнул доктор.
Марк вздрогнул.
- Почти два дня ты просидел в комнате, не решаясь выйти, не решаясь пройти мимо собаки. Ты не знал ещё толком, что такое смерть. Знал только, что собака стала холодной, неподвижной. Знал, что собака больше не любит тебя. Ты понял, что её больше нет. А есть – смерть. Ты мочился прямо на пол. Вонь в квартире и без того стояла страшная, и за два этих дня она только усилилась. Впрочем, к дурному запаху ты привык с младенчества. Вот жажда… Ты пил воду из банки, в которой мать тушила окурки. Она оставила эту банку на подоконнике, в комнате. В банке с водой удобно тушить окурки. Правда, вода эта быстро кончилась. Немного её было. Ты пытался лизать собственную мочу, но она была горькой и тебя стошнило. А в ночь с воскресенья на понедельник вернулась твоя мама. Она вытащила околевшую собаку в прихожую. На четвереньках, как зверёнок, ты выбрался из комнаты. Ты залез в ванную и открыл кран с холодной водой. И глотал воду, быстро, судорожно, до кашля. Тебя вырвало зловонной слизью. А ты пил воду, и не мог остановиться. А потом закрыл кран, вылез из ванной и лёг спать. Прямо в ванной, на полу. Там было набросано какое-то тряпьё. А собаку…
Марк опустил ладони и посмотрел на доктора. Глаза у него были тёмные и влажные от слёз.
Губы его побелели и сжались в тонкую линию.
- Выбросила…
- Собаку мама выбросила на помойку, - прервав скороговорку, медленно произнёс доктор.
И, на шаг отступив от кресла, крикнул:
- На помойку!
- Марсель сволочь, - жалобно произнёс Марк. – Он гад. Вредный гад! Он знал. И нарисовал. Кажется, что спит, а на самом деле не спит.
Ребром ладони он провёл по щеке.
- Проверяешь, нет ли слёз? – спросил доктор.
Марк кивнул.
- Тебя лечили от страха? – спросил доктор.
- Заставляли собаку рисовать! – ответил Марк и погрозил пальцем стоявшей в углу бронзовой плевательнице. – Врачи… Те, которые раньше меня лечили. Не нравились они мне. Мне с вами хорошо, доктор.
- Не надо злиться на Марселя, - сказал Балицкий. – Не ругай его, Марк. Марсель - художник. Художник может быть жестоким. Надо уметь прощать художников. Прощать, пока они живы. Ты не будешь злиться на него?
Марк, подумав немного, ответил нехотя:
- Попробую…
Поймал взгляд доктора и добавил поспешно:
- Не буду!
- Хорошо, - потеплевшим голосом произнёс доктор. – Скоро успокоишься, Марк. Скоро всё будет хорошо. Только тебе не надо рисовать. Не надо ничего рисовать. Чтобы преодолеть страх, рисунки тебе не нужны.
- А что же делать? – жалобно протянул Марк.
Он смотрел на доктора растеряно и ждал ответа.
- Глупый Марк! – с улыбкой произнёс доктор. – Как же трудно научить тебя полезным вещам!
Доктор похлопал его по плечу.
- Я же объяснял тебе… Ну-ка, повторяй.
Доктор произнёс медленно, нараспев:
- Страх – это я.
- Страх – это я, - послушно повторил за ним Марк.
- Смерть – это я, - продолжал доктор. – Я и есть тот, кто живёт в темноте. Тот, кто убивает. Я тот, кто пугает меня. Я то, что пугает меня. Я живу внутри страха и мне хорошо. Хорошо! Хорошо! Хорошо!
Он схватил Марк за плечи и посмотрел ему в глаза.
- Хорошо, - прошептал Марк. – Мне очень хорошо доктор. Мне очень…
«Собака – тоже я?» подумал Марк. «Тоже?»
В глазах у него потемнело и голова закружилась. Словно откуда-то издалека услышал он звук шагов и встревоженный голос доктора.
- Дежурный! Как тебя? Левашов… Быстро шприц подготовь. И не смей сюда заходить! Я сам укол сделаю…
«Докладная записка.
Автор: полковник УССМ Ратманов П.В.
Полигонные учения, проведённые КПБ на объектах «Восток-6» и «Восток-7» в апреле, мае, июле и августе этого года со всей очевидностью продемонстрировали высокий боевой потенциал данной оперативной группы специального назначения.
Августовские учения, которые проводились в обстановке, максимально приближенной к боевой, прошли образцово, без каких-либо серьёзных замечаний.
Спортивные и боевые дисциплины сданы сотрудниками группы на «отлично».
В связи с этим считаю возможным подтвердить участие группы в операции «Лабиринт». Группа полностью подготовлена к боевому применению.
…………… Подписал: Полковник УССМ Ратманов П.В.»
«Скобенев Е.Л., одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения, образование среднее.
Родители – алкоголики, воспитанием ребёнка практически не занимались. С раннего детства Скобенев был на попечении дальних родственников.
Характер больного чрезвычайно замкнутый. В детстве страдал аутизмом. Полностью отказывался от каких-либо контактов со своими сверстниками и учителями. Не мог проходить обучение в рамках стандартного школьного курса, по причине чего из районной общеобразовательной школы был переведён в специальное учебное заведение.
С двадцати трёх лет начали проявляться и нарастать ярко выраженные деструктивные явления психики: рассеянность, невозможность сосредоточиться на каком-либо одном предмете, нетерпимость к критике, немотивированная агрессия, мания преследования, приступы патологического страха, перемежаемые приступами ярости и жестокости (вплоть до откровенного садизма).
По его собственным словам, у него никогда не было друзей. Убеждённый сторонник тотального полового воздержания.
Ярко выраженный социопат.
Мелочен и мстителен. Глубоко убеждён, что все окружающие строят ему козни, желая постепенно довести его до состояния сумасшествия либо спровоцировать на жестокий и противозаконный поступок, после чего навеки упрятать в тюрьму или сумасшедший дом.
Собственное психологическое состояние оценивает как стабильное и абсолютно нормальное. Себя считает человеком робким, слабым, трусоватым, но при этом честным, великодушным, благородным. Полагает, что характер его немного испортился под влиянием неблагоприятной социальной среды, но в целом
