Парадоксальная история России. Не очень серьёзные повести о русской жизни в 19 и 20 веке

ходит по ночам? – иронически спросил Кашемиров, в то время как Шварценберг достал кошелёк, вынул пару монет и положил в руку старухи.
– И он ходит, сердешный, – как не ходить? – сказала она. – Ему, вишь, Царь-колокол покоя не даёт, – всё ему, батюшке, кажется, что по погубленным им душам звонит колокол-то.
– Врёшь, бабка, этот колокол был отлит много позже царя Ивана и никогда не звонил: он треснул ещё в литейной яме, – возразил Кашемиров.
– Не звонил, – согласилась нищенка, – а ему кажется, что звонит, – вот и нету царю-батюшке покоя, вот и бродит он по Кремлю. Но царь-батюшка на стены не всходит, а идёт сразу на свою колокольню…
– Вы имеете в виду колокольню Ивана Великого? – переспросил Шварценберг. – Однако насколько я располагаю сведениями, и как гласит надпись, видная под куполом этого высокого сооружения, колокольня Ивана Великого была построена царём Борисом Годуновым.
– Достроена, – вставил Кашемиров.
– О, достроена? Благодарю вас за ценные сведения, – живо откликнулся Шварценберг. – Я запишу в свою книжку: «Колокольня Ивана Великого была достроена царём Борисом Годуновым в честь Ивана Грозного». Можно, наверное, добавить, – «и в честь православной веры»?
– Напишите лучше, что этот минарет во славу православия – а по виду эта колокольня точно минарет – был построен детоубийцей и узурпатором Борисом Годуновым в память о кровавом тиране Иване Грозном, – желчно заметил Кашемиров.
– Господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй, – несколько раз перекрестилась нищенка. – Да разве так можно, отец мой? Да ты, видать, из этих, из политических?
Кашемиров вздрогнул.
– Мне пора, – бросил он и зашагал к Никольским воротам.
– Господин Кашемиров! Я вам признателен за весьма полезную беседу! – крикнул ему вслед Шварценберг. – Если вы имеете желание продолжить наше знакомство, заходите в отель «Националь», – я там остановился на постой.
При этих словах стоявший у стены Арсенала длинный мещанин толкнул своего малорослого товарища:
– Понял? Он в «Национале» остановился. Пойдём за ним.
– А студент? – спросил товарищ.
– Бездельник, прощелыга. Сбежал с занятий и шатается абы где, – пренебрежительно ответил первый мещанин.
– А ты слышал, что он сказал? «Кровавый тиран», «узурпатор». Может, он и впрямь политический?
– Станет тебе политический неизвестно перед кем распинаться. Эх ты, Вася, думать надо! – первый постучал второго по фуражке. – А этот иностранец – крупная птица, нюхом чую. Наградные за него получим, помяни моё слово!
***  
От Красной площади, сделав большой крюк через Лубянку, Маросейку и Солянку, Кашемиров вышел к Яузе, и, перейдя мост, по Николоямской улице добрался до Шелапутинского переулка. Тут Кашемиров решил ещё раз убедиться, что за ним нет слежки – он пошёл было по переулку, но потом внезапно развернулся и направился обратно. Опасения оказались напрасными: переулок был пуст, а по улице лишь проехали к Рогожской заставе две крестьянские телеги, запряжённые чахлыми лошадёнками, да прошла молодая баба с корзиной мокрого белья, выстиранного, наверное, в полынье на Яузе.
Тогда Кашемиров снова пошёл по переулку и по грязной тропинке между стенами двух домов забрался во внутренний дворик. Здесь стояли покосившиеся сарайчики с большими замками на дверях, на земле из-под таявшего снега был виден мусор, а в углу валялись рассыпанные дрова. Задняя дверь первого дома была наглухо заколочена, но у второго открыта настежь, – впрочем, она была так сильно поломана, что если бы её и закрыть, толку было бы мало.  
Через эту дверь Кашемиров вошёл в подъезд и по скрипучей деревянной лестнице поднялся на второй этаж. Нужная ему квартира была направо, около неё на стене было написано карандашом: «Стучите». Кашемиров постучал три раза, затем ещё два раза после небольшой паузы. За дверью послышались шаги, и мужской голос спросил: «Кто там?»
– Я от Ивана Ивановича, за посылкой из Вологды, – сказал Кашемиров.
– Посылка пришла, но на почте повредили ящик, – ответили ему.
– Ничего. Главное, чтобы содержимое было цело, – сказал Кашемиров.
Щёлкнул ключ в замке, и дверь открылась. В ней стоял высокий худой человек со всклоченной чёрной шевелюрой и подслеповато щурился на Кашемирова.
– Я битый час вас жду, – недовольно произнёс человек. – Решил уже, что вы сегодня не явитесь.
– Я проверял, нет ли «хвоста», – пришлось покружить по улицам, – объяснился Кашемиров.
Высокий человек молча посмотрел на него, а потом вдруг улыбнулся:
– Это правильно: осторожность в нашем деле превыше всего. Проходите.
В большой, бедно обставленной комнате на столе возвышался огромный, сильно помятый самовар, рядом стояли простые стаканы из толстого стекла и заварной фаянсовый чайник с отбитой ручкой.
– Выпьете чаю? – предложил высокий человек. – Правда, самовар остыл, а подогревать его у меня совершенно нет времени.
– Спасибо, я не хочу чаю, – отказался Кашемиров.
– Что же, тогда поговорим, – сказал высокий человек. – Можете не представляться, я вас знаю, вы – Кашемиров.
– И я вас знаю, вы – Страхолюдский, – вставил Кашемиров.
– Откуда же вы меня знаете? – удивился высокий человек
– Видел в Сокольниках на собрании. Мне сказали, что этот самый Страхолюдский, – о вас ходят легенды, – с изрядной долей лести проговорил Кашемиров.
– Спасибо, – сказал Страхолюдский, – но с конспирацией у нас плохо: взять, да вот так сразу выложить всё о человеке, – куда это годится?
– Да, вы правы, – согласился Кашемиров.
– Да уж прав, – усмехнулся Страхолюдский. – Но перейдём к нашим делам. Вы были в Кремле?
– Был, – коротко ответил Кашемиров.
– Осмотрели?
– Осмотрел.
– Ну?
– Честно говоря, я не понимаю, зачем меня туда направили? Всё что нам нужно, есть в любом справочнике, и если понадобилось… – начал было Кашемиров, но Страхолюдский прервал его:
– У меня крайне мало времени. Свои замечания выскажите после, а сейчас отвечайте на вопрос: что дал ваш осмотр?
Кашемиров обиделся. «Что я ему, мальчишка, чтобы так со мной разговаривать? Если ты взорвал двух губернаторов, это не значит, что ты можешь неуважительно говорить с людьми», – подумал Кашемиров.
Сделав длинную паузу, чтобы досадить Страхолюдскому, он нарочито медленно сказал:
– С технической точки зрения осуществить задуманное нами не сложно.
– Это нам известно, – кивнул Страхолюдский. – А что с полицией? Сильно охраняют?
– Я заметил лишь одного урядника. Может быть, там были и другие полицейские, но общая обстановка спокойная. Об убийстве великого князя, кажется, забыли, – кроме этого урядника я больше никого не видел.  
– Это хорошо, – лицо Страхолюдского смягчилось.  – Так вы полагаете, мы сможем вывезти Царь-пушку и Царь-колокол из Кремля?
– Полагаю, сможем, – ответил Кашемиров, в свою очередь смягчаясь. – В Кремле вечно идут какие-то работы и часто что-то привозят и увозят, – кстати, неподалёку от Царь-пушки чего-то дожидались два подрядчика: возможно, тоже ждали какого-нибудь обоза. Точно так же и мы можем вывезти Царь-пушку и Царь-колокол якобы на ремонт, – лишь бы  у нас были необходимые документы.
– Документы – не проблема. У наших продажных чиновников можно оформить документы на вывоз всего Кремля, – сказал Страхолюдский с пренебрежением. – В конце концов, можно подкупить полицию: вы же знаете, русские полицейские, как дети, очень охочи до подарков. Так что документы будут, подряд на ремонт мы составим по всей форме, для такого случая можно и подставную компанию учредить. Но желательно вывезти Царь-пушку и Царь-колокол как можно быстрее и без шума, чтобы не сорвать операцию.
– Это просто, нам понадобится не более двух часов, – уверенно заявил Кашемиров.
– Так быстро? – удивился Страхолюдский. – При таком их весе?
– У меня есть на примете артель мужиков-грузчиков, которые вывезут что угодно, – пояснил Кашемиров. – Если нужно будет вывезти колокольню Ивана Великого, они и её вывезут.
– Но подъёмные механизмы? Но средства передвижения? – недоумевал Страхолюдский.
– У них есть всё что надо – какие-то лебедки, рычаги, катки… Пусть вас это не волнует, – гарантирую, что они вывезут Царь-пушку и Царь-колокол за два часа. Эти мужики и не такое делали.
– Отлично, – ну, а из Кремля отвезём Царь-пушку и Царь-колокол прямо на Хитров рынок. Нет, продавать мы их там, конечно, не будем, – улыбнулся Страхолюдский, – просто на Хитровом рынке можно спрятать хоть ту же колокольню Ивана Великого, – никто не найдёт, полиция нос туда боится сунуть. Там мы растворим Царь-колокол нашей кислотой (Страхолюдский выделил слово «нашей») и таким образом получим содержащиеся в нём четыре с половиной пуда золота и почти тридцать три пуда серебра. А Царь-пушку вывезем в Америку и продадим тамошнему коллекционеру-миллионщику: он готов заплатить за неё девять миллионов долларов, – это три миллиона в пересчёте на рубли. Вы представляете, какую пользу революции принесут эти деньги? – прищурился Страхолюдский.
– Да, но…
– У вас какие-то соображения?
– Скорее, сомнения, – нерешительно проговорил Кашемиров. – Однако у вас мало времени…
– Ничего, у меня ещё есть четверть часа. Не бойтесь, говорите, – поверьте, ваши наблюдения очень ценны для меня, – просто и убедительно сказал Страхолюдский, и Кашемиров увидел, что он может быть обаятельным. – Не люблю пустой болтовни, но всё, что касается дела, должно быть высказано до конца. Я вас внимательно слушаю.
– Сейчас идёт война с Японией, – начал Кашемиров.
– Верно, – кивнул Страхолюдский.
– Япония выступила против России, хочет отнять наши земли на Дальнем Востоке.
– Верно.
– В народе и общественности преобладает настроение, что на Россию напали и необходимо дать отпор агрессору.
– Верно, – кивнул Страхолюдский.
– В Петербурге, в Москве и в других крупных городах прошли уличные патриотические манифестации, – продолжал Кашемиров. – Даже в Петербургском университете, где студенчество более революционное, чем у нас в Москве, сходка студентов закончилась шествием к Зимнему Дворцу с пением «Боже, Царя храни!».
– И это было, – согласился Страхолюдский.
– Под влиянием этих настроений оппозиция решила временно отказаться от борьбы с правительством.
– Вы говорите о либералах? – уточнил Страхолюдский.
– Да, о либералах. Вам должно быть известно, что земцы-конституционалисты приняли единогласное решение прекратить любые провозглашения конституционных требований и заявлений ввиду войны.
– Мне это известно, – подтвердил Страхолюдский.
– Теперь, после подвига «Варяга», после героической обороны Порт-Артура, после сражений в Маньчжурии, патриотических дух, распространившийся в России, принял, я бы сказал, героический характер.
– Слишком красиво сказано, но и это правда, – согласился Страхолюдский.
– И вот, в такой момент мы хотим похитить Царь-колокол и Царь-пушку, которые, в какой-то мере, являются символами России. Не будет ли это воспринято как неслыханное кощунство, как покушение на русские традиции, как предательство – то есть как удар, нанесённый России изнутри и способствующий победе её врагов? – задумчиво спросил Кашемиров. – Не навредит ли это нашему делу, не оттолкнёт ли от нас народ?
– Я вас понял, – кивнул Страхолюдский, –