ЗА ЧТО, ГОСПОДИ? Часть 1. Гл. 11-17

пароход, подходивший к причалу. Ей он очень понравился: весь-весь белый и с красными спаса-тельными кругами. Из высокой трубы клубами валил чёрный густой дым, а потом, паро-ход как загудит - ууу-гу-гу! Нина очень испугалась. Она спряталась за маму и прижалась к её ноге. - Глупенькая, ласково сказала мама, чего испугалась – это он здоровается с тобой. Посмотри, никто не боится.
Нина выглянула одним глазком и, правда, никто не боялся. Все махали руками и ждали, когда пароход причалит к дебаркадеру и совсем остановится. Огромные красные колёса, огромные-преогромные, сначала стали медленно крутиться, а потом Нина услышала, как пароход, сказав напоследок «Чоп-Чоп, уф-ф-ф», остановился и все, кто был на берегу и на дебаркадере, бросились бежать к пароходу. Особенно быстро бежали дяденьки с бидонами и вёдрами. Нина очень удивилась. Неужели у них дома нет воды? Вот же речка, совсем рядом,  и водопроводная колонка, если надо, тоже близко, на "Стрелке". Странные какие-то, эти дяденьки... И услышала, как мама, сама себе сказала - «Вот чёртовы алкаши, всех растолкали!», а соседка, тётя Люба, добавила: «Паразиты! Ты только глянь, Верка, как наши деревенские мужики за пивом попёрли! На работу бы так торопились»
Прошло немного лет и Нину повели в детский садик. Ничего особенного ей, из всей детсадовской жизни, не запомнилось. Они пели какие-то песни, скакали вокруг ёлки, но… вот один эпизод врезался в её память надолго, навсегда… до конца жизни...
Им дали на обед макароны с маленькими мясками (через год или два, она узнала название – «макароны по-флотски») и вкусный-превкусный компот, её любимый, с сушёными грушами. Ей очень понравились макароны.  Она всё съела и попросила добавку. Рядом с ней сидел Ромка и ковырялся в тарелке, а из носа у него текло. Воспитательница отобрала у него тарелку и, сказав: « Не хочешь, есть?» – подсунула ей. Нина очень обиделась на воспитательницу и, вскочив из-за стола, убежала из детсада.
Она бежала, спотыкалась и падала, слёзы обиды заливали глаза, а за ней гнались и воспитательница, и нянечка, и даже сама заведующая. Нина побежала не по главной улице, а более короткой дорогой, по тропинке, идущей вдоль берега Иртыша. Перебегая по хлипкому, из двух досок, пружинившему под ногами мостику, перекинутому через ручей, бегущий с гор и впадавший в реку, она не удержалась и плюхнулась в ледяную, даже в середине лета, воду.
Вытащил её из ручья, сосед – дядя Вова, случайно оказавшийся здесь. Потом Нина почти месяц болела. У неё признали менингит. Вылечившись, она вернулась в детский сад, но обида на воспитательницу, подсунувшую, от жадности,  чужие объедки, осталась, и Нина никогда-никогда не смогла её простить. Ну не могла и всё! Даже сейчас, находясь далеко-далеко от того злосчастного дня, она помнила всё до мелочей, как-будто это произошло вот сейчас, только что.
И, ещё один небольшой эпизод из того времени, но не связанный с детским садом, за-помнился ей. Как-то мама пошла в районный клуб, посмотреть кино, и Нина напросилась взять её с собой. Она первый раз в жизни шла смотреть взрослое кино и очень гордилась этим. Нина до того загордилась, что даже не стала показывать язык встретившейся по до-роге подруге, Наташке, а важно прошествовала мимо, держась за мамину руку.
Место досталось им в третьем ряду. Мама посадила её к себе на колени, и Нина стала ждать начала кино. Пока кино не началось, Нина с интересом стала осматриваться вокруг. Столько людей в одном месте она ещё ни разу в жизни не видела. Вокруг все разговаривали, а потом она увидела, как тётя-контролёр, держа за ухо знакомого ей мальчика, повела его к выходу. Он вырывался и что-то говорил тёте, но Нина, из-за стоящего вокруг шума не расслышала, а мама, посмотрев туда же, равнодушно сказала: «Зайца повели». Нина огляделась вокруг в поисках зайца, но не увидела, и страшно удивилась - откуда в кино могут быть зайцы? А потом поняла, о ком говорит мама. - «Какой же это заяц?» - удивлённо спросила она и решила исправить мамину ошибку, исправить несправедливость - «И вовсе это не заяц, - сказала  она, это Гриша Пирогов – братик Наташкин, моей подружки!»
Они ещё немного посидели. Она уже начала было скучать, как вдруг услышала, как соседка сказала маме: «Неудобные у нас с вами места, очень близко от экрана – глаза будет резать». Тут Нина, по-настоящему, испугалась. Ей было жалко своих глаз и, маминых, тоже. От испуга она заплакала и стала просить маму пойти домой, но тут свет выключили, и началось кино.
На экране пошли какие-то закорючки, большие и маленькие - она даже не успевала их рассмотреть, и ей стало совсем скучно. Она ждала картинок, а их всё не было и не было. Так и не дождавшись картинок, она нечаянно уснула. Разбудила её мама. В зале было светло. – Мама, а когда же кино? – спросила она. - Кино ты, дочь, тихо, мирно, проспала. - Вставай, соня, пошли домой…

*    *    *
Закончив десятый класс Предгорненской средней школы, она уехала поступать в Семипалатинский геологоразведочный техникум – как тогда говорили, по зову души. Сдала все экзамены, но не прошла по конкурсу. Мальчишки, с таким же количеством баллов, все поступили, а она - девчонка. Соседка по комнате в общежитии, более уверенная в себе, объяснила ей, почему произошла такая несправедливость - их не приняли из-за «половой» дискриминации, и предложила: чтобы год напрасно не пропадал, отнести документы в медицинский техникум. В нём, в это время, должны были сдавать вступительные экзамены абитуриенты второго потока.
Они пошли и сдали документы. Нина, по какому-то внутреннему наитию, вложила в документы экзаменационный лист геологоразведочного техникума с очень даже, приличными отметками. И случилось неожиданное для неё событие: на следующий день её пригласили в канцелярию медучилища и выдали, даже без сдачи вступительных экзаменов, студенческий билет, объяснив, что её зачислили на фармацевтическое отделение, так как на «лечебном» – полный комплект.  А ещё ей сказали, если она пожелает, то при первом же освободившемся месте на лечфаке, её туда переведут.  Нина согласилась и, впоследствии, нисколько не жалела, что стала фармацевтом, а не плохим врачом…
Закончив учёбу и получив диплом, она, по направлению, как молодой специалист, вернулась в село Предгорное и стала работать в местной районной аптеке. Вероятно, ей повезло. Она была рядом со своими подругами и друзьями, а главное – рядом была мама! Мама, такая добрая и заботливая!
Они продолжали жить вдвоём в однокомнатном, старом, деревянном домике на "Стрелке", почти рядом с пристанью. Мама работала на местном молокозаводе. И, частенько, утром, собравшись, они вместе выходили из дома и шли на работу - она в аптеку, а мама, в свой цех – делать сыр и сметану. Прошло лето и вот уже первый снег, выпал на землю.
Как-то Нина пришла в гости к своей подруге по работе, та её настойчиво и неоднократно приглашала к себе, говоря при этом заговорщическим тоном: «Я тебя познакомлю со своим братом, у меня отличный брат, не пожалеешь. Он только что вернулся из армии, и у него нет девушки, я тебе гарантирую». И, так уж она его расхваливала, так расхваливала, что   Нину, в конце-концов, одолело любопытство, и она согласилась прийти к ним, ну и… познакомиться с демобилизованным солдатом.
Так уж получилось, что Пётр Кайгородов понравился ей с первого взгляда, и они начали встречаться, тем более, что все вокруг нашёптывали ей - какая они замечательная пара, будешь как сыр в масле кататься, у него родители богатые и дом у них – «Дай Боже, всем такой иметь». Мама тоже уговаривала - выходи замуж, да выходи замуж, а то потом поздно будет.  Холостых-то парней у нас, раз-два и обчёлся…
В общем, совместным хором-приговором – Нину сосватали.
Пётр устроился работать шофёром на молокозавод, а через полгода они сыграли свадьбу. Нина перешла жить в их дом, вошла в их семью. Но, с первых же дней её появления в его, вернее его родителей доме, какое-то странное отношение возникло у его родни к ней. Ни свёкор, ни свекровь не сказали ей ни одного ласкового слова. Только и слышала – ты почему не приготовила ужин? Петя вот-вот придёт с работы, а у тебя нечем его накормить. Или –
Ты плохо ухаживаешь за своим мужем, он пошёл на работу в невыглаженной рубашке.
Нина крепилась, старалась  угодить и мужу и свёкру со свекровью, крутилась белкой в колесе по дому и в огороде, бегала на работу, но ничего не помогало. Особенно ей стало тяжело и обидно, когда она поняла, что беременна и у них с Петром будет ребёнок.
Я ведь тоже работаю, говорила она себе, а его родители целыми днями сиднем сидят дома, палец о палец не ударят и, вместо того, чтобы помочь…
Однажды, доведённая до отчаяния, она пожаловалась Петру, а он… Он презрительно посмотрел на неё и грубо ответил: «Это мои родители, изволь уважать их», а через день при-шёл домой пьяный и избил её ни за что, ни про что. От неожиданности и боли, она даже не могла уразуметь, за что же он её так жестоко избивает, и только старалась прикрыть рука-ми уже заметно увеличившийся живот.
Начались ежедневные издевательства со стороны мужа. Родители только поощряли его в этом. Потом она узнала, у него всё это время была любовница… и... что оказалось самым страшным - до ухода в армию он здорово пил, а его сестра это от неё скрыла. Его родителям и старшей сестре срочно нужно было женить Петра, чтобы он вновь не запил... и они вы-брали её - молодую, образованную, но совершенно не разбирающуюся в людях, девушку.
Маме она ничего не рассказывала, боясь причинить той боль, да и стыдно ей было. Как могла, прятала синяки. Это оказалось не трудно. Пётр знал, как бить и бил умеючи. Она жила словно в аду, в вечном страхе перед пьяным мужем и возможностью обнародования её горькой жизни.
А Пётр опускался всё ниже и ниже, скатываясь до алкоголика. Его родители во всём винили её, приписывая ей даже  те  грехи, о которых  она - «Ни  сном,  ни  духом»…
После очередного запоя на Петра напал приступ ревности. Он, выпив, пришёл к ней в аптеку и, увидев, что она разговаривает с покупателем, устроил скандал. Потом это начало повторяться чуть ли не каждый день. Оставалось одно – начать лечить его от алкоголизма, но тут появилось препятствие со стороны его родителей. Они категорически были против его лечения, говоря - он не алкоголик. Подумаешь, выпил! Все пьют! Будь поласковей с ним, и он не будет пить.
Всё же она смогла, в минуту его просветления, уговорить пойти лечиться. Его родите-ли, узнав, что он согласился,  запретили ему ложиться в стационар.  Тогда она сама повела его в больницу, а потом, каждый день сопровождала его на медицинские  процедуры. Кажется, помогло - обрадовалась она.
Продержался он месяца полтора после лечения, а затем всё началось вновь. С работы его уволили два месяца назад и, даже разнорабочим, никто не хотел его брать. Село – это не город. Здесь все, о всех - знают. Выплыла на всеобщее обсуждение и их с Петром жизнь.
Начались суды-пересуды кумушек, и досужие вымыслы всех без разбора Интересная же тема - чужая семейная жизнь! А тут ещё, от беспросветной жизни с мужем-алкоголиком и его бездушными родителями, от нервного истощения, у неё случился  выкидыш, и  она  не    знала –  радоваться ей или плакать.
Она настолько была