Сказочная глупость

что сделал ради неё. И ещё обидней было то, что в её словах была правота. И за это сержант был безмерно благодарен ей.
Действительно, до сих пор представления Блайза о свободной жизни сводились к подсмотренным в книгах и голофильмах сценам, неправдоподобным байкам, рассказанным в казармах, и нескольким дням путешествия первым классом в компании профессиональной лгуньи. И все эти эпизоды с трущобными бандами, работорговцами и прочей мразью казались неким нонсенсом, кошмаром, выбивающимся из общей картины красивой и полной радостей жизни.
Безжалостные слова Свитари заставляли Блайза трезво оглядеть всю картину нового мира целиком, не отводя взгляда от непривлекательных фрагментов. И что бы он не выбрал теперь - это принесёт ему меньше боли, чем могло до этого разговора. Оставшись в ВАР Блайз уже не будет грезить пасторальными картинами безоблачной и счастливой гражданской жизни, а если выберет уйти - будет готов к тому, что на свободе всё не так просто и здорово, как ему казалось раньше.
И, самое главное, сержант вдруг осознал, что именно сейчас Лорэй говорят искренне. За этой речью не крылось никакой выгоды для них, наоборот, они рисковали серьёзно испортить отношения с обоими клонами словами, выглядевшими столь жестоко и бездушно. Пожелай они использовать его брата - заливались бы алдераанскими соловьями о своём раскаянии, любви и готовности быть вместе с ним до конца жизни.
К этим же выводам постепенно пришёл и Блайз. Он снял шлем и, борясь с упрямой обидой в сердце, пытливо посмотрел в глаза Свитари.
- А чего хочешь ты?
Этот простой вопрос оказался неожиданным для полукровки. Она настолько отвыкла от того, что кого-то интересуют её собственные желания, что с полминуты лишь удивлённо хлопала глазами.
- Не знаю, - наконец призналась она. - Я сама ещё не разобралась. Мы с Эн и сами всего год как… дезертировали. Я никогда раньше не ходила на свидания, я плохо представляю себе, что значит влюбиться и быть вместе больше, чем несколько дней. Знаю только, что ты мне нравишься и было бы здорово разобраться во всех этих сложностях вместе. Чем бы всё не закончилось.
Звучало не слишком обнадёживающе, но для Свитари это было чем-то сродни признанию в любви. Блайз вертел шлем в руках, не зная, что сказать в ответ. Помощь пришла с неожиданной стороны - Чимбик хлопнул его по наплечнику и сказал:
- Иди. Жизнь - не сказка, не затягивай с выбором.
За всю свою недолгую жизнь клоны успели полностью изучить друг друга, и теперь не нужно было быть джедаем, чтобы знать - сержант улыбается. От души, так, как давно уже не улыбался, целую вечность. Блайз сжал его предплечье, а потом пересел к сёстрам и осторожно, неуверенно обнял Свитари. Та неожиданно доверчиво прижалась к его мокрой броне и тихо попросила:
- Обещай, что ты делаешь это ради себя, а не ради меня. И не будешь ни о чём жалеть.
- Обещаю, - Блайз потёрся носом о её макушку. - А ты обещай, что больше никогда не будешь обманывать меня.
- За исключением случаев, когда ты будешь угрожать мне оружием и тащить куда-то против воли, - тихо рассмеялась полукровка и мгновением позже засмеялся клон.
- Хорошо, в этом случае можешь обманывать.
Напряжение и неловкость, царившие до этого на поляне, наконец ушли, сменившись атмосферой умиротворения. Правда, не у всех: сержант смотрел на своего улыбающегося брата, целующего свою девушку, и с некоторой грустью думал о том, что из их взвода в строю он остался совсем один. Но зато теперь его единственный оставшийся в живых брат не погибнет в очередной стычке этой кровавой бойни. Об эмпатке Чимбик старался не думать - слишком это было больно. Клон до сих пор помнил тепло её ладони, доверчиво вложенной в его руку, Жаль только, что всё это было не всерьёз…
Между тем дождь усилился, сильнее пригибая лепестки гигантского цветка, и водяные струи веселее застучали по пятнистой броне.
- Вам стоит вернуться в помещение, - произнёс сержант, с беспокойством глядя на то, как Лорэй кутаются в плащи. Но те лишь заулыбались и подставили лица дождевым каплям. Чимбик невольно вспомнил странное поведение Свитари на далёком Джабииме, когда она сняла шлем и точно с таким же выражением лица мокла под дождём.
- Мы почти всю жизнь провели в закрытых помещениях, в космосе, - пояснила почувствовавшее его удивление и беспокойство Эйнджела. - Там всегда одна температура, одна влажность, никаких осадков и мало воды. Перемены погоды до сих пор приводят нас в восторг.
- В космосе? - Чимбик вспомнил рассказ зайгеррианца. - Вас туда продали?
При этих словах Блайз покрепче прижал к себе Свитари, словно боялся, что её сейчас отберут. Та улыбнулась и накрыла его голову полой своего плаща, спасая от дождя.
- Не всё так плохо, - немного грустно сказала эмпатка, отреагировавшая на острое чувство жалости Блайза. - У нас было хорошее, счастливое детство. Отец владел небольшой круизной яхтой и лет с пяти мы с мамой путешествовали вместе с ним. Мы часто гуляли по красивым курортным планетам, но всё равно очень много времени проводили в перелётах. А уже потом нас надолго заперли, без всяких прогулок на свежем воздухе.
Клоны пару секунд переваривали услышанное, добавляя новый штрих к портрету сестёр, а затем Чимбик задал вопрос, который волновал его с того момента, как он увидел на полу истерзанный труп Тормуса:
- Эйнджела, мэм, вы ведь эмпат… - он ненадолго умолк, подбирая правильные слова. - Насколько я смог понять, тот зайгеррианец умирал довольно мучительно, а каюта была заперта и вы не могли никуда уйти. И на Фелуции, когда меня допрашивали - вы даже в лице не переменились. Как это возможно, если вы всё чувствовали?
С лица эмпатки исчезло умиротворённое выражение и Чимбик тут же пожалел, что вообще поднял эту тему, но Эйнджела почувствовала его смятение и успокаивающе покачала головой.
- Не волнуйся ты так, это просто вопрос.
Она вздохнула и потёрла лицо, собираясь с мыслями, но продолжать не пришлось - ей на помощь пришла Свитари.
- На станции было много… очень своеобразных клиентов и услуг. Таких, которые мало где можно купить. Нельзя прийти в обычный бордель и, к примеру, заплатить за убийство. На “Иллюзии” это было возможно. Естественно, что для подобного рода развлечений использовали дешёвых не обученных рабов, бросовый товар, а нас не позволяли резать и калечить - мы стоили слишком дорого. Зато эмпатия моей сестры пользовалась большой популярностью среди любителей причинять боль. Особенно отличался наш постоянный клиент. Тогда мы не знали его имени, зато недавно видели по новостям в ГолоНете. Адамар Хесус, республиканский сенатор от планетки Додз, большой друг тамошнего губернатора. Он обожал резать своих подружек и испытывал двойное удовольствие видя, какие мучения это причиняет ещё кому-то. Он брал нас с Эйнджи с собой каждый раз, когда прилетал на станцию. Когда зелтронам очень больно, страшно, или они испытывают какое-то потрясение, они часто не могут контролировать эмпатию и открывают свои чувства окружающим. Как тогда, когда вы грозились убить меня.
Клоны переглянулись, и Блайз залился краской. Лица сержанта под шлемом не было видно, но не нужно было быть эмпатом, чтобы почувствовать его раскаяние и стыд за тот случай.
- Когда она не выдерживала пыток и боль вырывалась наружу, Хесус врубал мой нейроошеник и не выключал до тех пор, пока Эйнджи не брала себя в руки и не закрывала свои чувства. Иногда мне казалось, что он обожал это не меньше, чем свежевать кого-то.
- Я много раз слышала, что можно привыкнуть ко всему, - голос Эйнджелы прозвучал сухо и безэмоционально. - Это действительно так. Со временем я научилась отстраняться, притуплять своё восприятие, будто смотрю за кем-то другим из-за толстого слоя траспаристила. Это требует усилий и не всегда получается сразу, но если необходимо я могу выдержать то, что сведёт с ума любого другого эмпата. А Тормус… я всего лишь продемонстрировала ему успехи его питомцев в деле, которое он для нас выбрал. И первый раз в жизни мне пригодились воспоминания о том, что делал Хесус.
- Теперь он занимается благотворительностью, - зло сплюнула Свитари. - В новостях крутили, что он летает в пострадавшие от войны районы, чтобы оценить нанесённый ущерб и размеры необходимой гуманитарной помощи. Могу поспорить, ублюдок просто наслаждается болью и горем жителей разорённых городов и планет.
- Он к нам в госпиталь приходил, - потрясённо заявил Блайз. - В палату, где я лежал… - он невольно прижал руку к груди, туда, куда влетели осколки от вражеского снаряда. Тогда его вытащил на себе Чимбик, заработавший за это шрамы на лице: в его шлем воткнулась деталь от взорванного дроида, лишь чудом не достав до виска.
- Мы с Чимбиком как раз болтали, когда он пришёл, - продолжал рассказывать клон. - Зашёл, приветливый такой мужчина, вежливый, спрашивал, кого и как ранило, подарки раздавал - коробки с разными вкусными вещами. У Баламута - садж, помнишь, из Второй пехотной? - долго сидел. Баламуту тогда плохо было - его в живот ранило, а это очень больно. Так он у его койки с полчаса сидел, за руку держал...
- Эта лицемерная тварь умеет изображать сочувствие и участие, - с ненавистью в голосе произнесла Эйнджела. - Я даже не уверена, кого больше хотела бы прикончить - его, или Тормуса...
Чимбик слушал её, борясь с желанием прижать эмпатку к себе, как это делал Блайз со Свитари, и не отпускать. Наконец, не выдержав, он подался вперёд, накрыв её руку своей ладонью, и замер, испугавшись собственной дерзости. Эйнджела несколько секунд растерянно смотрела на его руку, а потом пересела, устроившись рядом с Чимбиком и прижавшись к нему, почти как тогда, на лайнере. Только теперь это была не чарующая сказочница, а загнанный и затравленный зверёк, нашедший убежище, в котором можно хоть ненадолго спрятаться. Клон неумело обнял её, словно закрывая от остального мира, отчаянно желая вернуться в прошлое, всё исправить и избавить Лорэй от тяжести и боли этих воспоминаний.
- Прости за то, что я говорила, когда нас поймали, - тихо попросила Эйнджела. - Это был единственный способ сохранить хоть какую-то свободу и что-то сделать.
Чимбик осторожно провёл ладонью по её волосам и поправил сползший капюшон плаща.
- Не надо извиняться, - так же тихо ответил он. - Я всё понимаю. И… Спасибо за то, что вытащила меня.
Эмпатка улыбнулась, чуть отстранилась и осторожно пробежала пальцами по нижней части шлема сержанта, пытаясь понять как тот снимается. Нашарив защёлки в районе челюсти клона, она осторожно нажала на них и медленно, неумело стянула с него шлем.
- Так гораздо лучше, - ласково улыбнулась полукровка и неожиданно попросила. - Оставайся с нами. Мы можем улететь куда захотим. Вместе.
Соблазн был велик. Очень. Сержанта молнией пронзило понимание - у него тоже всё может получиться, как у Блайза. Вереницей пронеслись картинки его будущей жизни: свобода, бесконечное число возможностей, огромный новый мир перед ним, ладонь Эйнджелы в его руке. Он узнает, каково это - быть любимым женщиной, целовать её, быть рядом с теми, кто его любит.
Следом пришла другая, отрезвляющая мысль. У него всегда были такие люди. Те, кто его любили. Те, с кем он рос, учился. Те, с кем пошёл в свой первый бой. Те, кто навечно остался там,