ЗА ЧТО, ГОСПОДИ Ч.2 Гл. 4-6

человек способен признаться – да, я ошибся! И причин в неприятии признания – десятки, если не сотни. Здесь и слабость характера, и инертность и, конечно же, упёртость, в самом грубом её понимании, то есть, в нежелании признавать свои ошибки. И, если ты хочешь прожить жизнь, не совершая ошибок – живи, как заповедовал нам Иисус Христос в своих десяти заповедях: не убий! Не укради! Не лги…
Такие мысли, а может и не совсем такие, но очень похожие, теснились в голове Ларисы, пока она ехала в город к сыну и невестке. А ещё вспомнилось ей, как она впервые познакомилась с Кириллом.

*    *     *
Она хорошо помнит тот первый день и, от одного воспоминания о нём, тёплая волна наполнила и согрела её душу. Она даже непроизвольно улыбнулась, вспомнив, как они столкнулись на пассажирском трапе, переброшенном с парохода на причал. И пароход она помнит хорошо, и их нечаянное  столкновение.  Каждую  мелочь  их  встречи  помнит  она,  и  никогда-никогда не забудет. Да разве можно забыть первую встречу с любовью? Белоснежная красавица «Роза Люксембург» должна была увезти её из Иртышска в Семипалатинск, на учёбу.
В то время, время её молодости, основной транспортной магистралью соединяю-щей людей - была река Иртыш. По этой, тысячекилометровой водной артерии, с чудными, по  красоте своей берегами, и разбросанными вдоль неё городами, деревнями и сёлами, ходили пассажирские пароходы и таскали баржи буксиры. Река перемещала людей и грузы. Тысячи пассажиров и миллионы тон различных грузов, вплоть до нефти и бензина из России и изделий лёгкой промышленности из Китая, перевозилось по реке. Река была артерией, питающей жизнь миллионов людей.
Команда парохода, как она впоследствии узнала от Кирилла, из-за отсутствия докеров на пристани, сама взялась выгрузить груз из Омска и загрузиться попутным до Семипалатинска. Кирилл, тогда нёс на заплечной подушке два мешка с сахаром на берег, в склад, расположенный метрах в пятидесяти от реки, а она, торопясь приобрести билет на пароход, чуть ли не бежала по трапу. Вот тут-то, на трапе, вероятно, подсуетился нечистый, а может наоборот, кто-то специально позаботился в создании ситуации - они и столкнулись.
Она ударилась об Кирилла и сшибла его с ног. Мешки полетели в воду, а он упал на колени. Выматерив её и, назвав слепой тетерей, а в придачу пообещав оторвать ей голову, он прыгнул в речку и попытался спасти хоть что-то из своего груза.
Боясь остаться без билета и места, она не остановилась, чтобы посмотреть на «дело рук своих», или как-то помочь ему, а лишь краем глаза увидела, как на помощь ему бросились стоящие на вахте матросы.
Пароход простоял около пяти часов, подрёмывая и попыхивая дымом, и лишь из-редка, внутри него, где-то в глубине, как-бы ненароком  очнувшись ото сна, раздавался дробный, похожий на пулемётную очередь, металлический перестук, а потом, всхрапнув, как застоявшаяся лошадь, вновь засыпал.
Иногда, вспугивая тишину, раздавался одинокий свисток, или несколько свистков подряд, и Лариса видела, как, то один, то другой вахтенный матрос, бежали наверх, вероятно в рулевую рубку к вахтенному начальнику, или что-то  начинали делать  по  приказу  этого, командовавшего  ими, свистка.
Ни одного человеческого слова команды она не слышала. Слышала только свистки и беготню кого-нибудь из матросов после свистков. Любопытно, подумала  в  тот  день  Лариса,  у  роботов  из  фантастики  –  тоже  так?
… А из чрева парохода, гуськом, как муравьи или, как говорят на флоте, держа марку, выходили с грузом на спине люди и направлялись в склад. Освободившись от груза, они, опять-таки, друг за другом, не опережая и не меняясь местами, возвращались в трюм парохода, чтобы вновь взвалить себе на спину новую порцию груза. Бедненькие, пожалела она их – это ж надо, столько ходить, спускаться в трюм и подни-маться с грузом, чтобы всю эту массу товара переместить с одного места на другое. Кошмар! Я бы ни за что не выдержала такую монотонную,  изнурительную   работу.
Она наблюдала за работой десятка людей и, даже не за одним каким-то человеком, а за всеми сразу. Она в спешке не запомнила, с кем всё-таки столкнулась на трапе, и кто, по её вине, уронил груз в реку. Она также не боялась, что её найдут и заставят возместить стоимость испорченного по её вине, груза.
В пароходе, битком набитом пассажирами, с галдящей и бегающей детворой, вряд ли, так она думала, найдётся кто-то, пожелавший её разыскивать. Как  она  ошибалась!  Ох,  как  она  ошибалась  по  молодости  и  глупости!
Команда парохода, знавшая своё судно, как свои пять пальцев, изучившая каждую пядь территории, на которой она находилась почти половину своей жизни, ориентировалась, в казавшемся ей беспорядке, очень даже преотлично и чувствовала себя, как рыба в воде.
Прошёл час с лишним после отхода парохода от пристани. Он, шлёпая плицами по воде, медленно поднимался вверх по Иртышу, преодолевая быстрое течение реки.

*    *     *
Лариса, удобно устроившись в салоне третьего класса, перелистывала книгу. Пристань осталась позади, где-то за одним из поворотов русла реки и она забыла, или почти забыла о случившемся инциденте при посадке. Устав от полуторачасового сидения с книгой, она, попросив соседку присмотреть за вещами, вышла к борту парохода и обдуваемая лёгким, встречным ветерком, стала любоваться проплывающим перед глазами, берегом реки.
Ей было на что посмотреть, чем полюбоваться. Прямо перед её изумлённым взором, метрах в десяти-пятнадцати, мимо неё тянулся высотой в два, кое-где даже в три-четыре метра, весь испещрённый гнёздами, яровой берег. Сотни, а может быть тысячи стрижей, летали вокруг, издавая невероятный писк, заглушая шум колёс движущегося парохода и, то мгновенно скрываясь в норках, то вылетая, из них, они создавали, каза-лось, живую, непрестанно меняющуюся картину, чёрно-белую  живую мозаику.
Лариса так увлеклась, этой переменчивой в своей красоте, игрой природы, что не услышала, как к ней кто-то подошёл. Она лишь тогда обратила внимание на человека, стоящего рядом с ней, когда он осторожно прикоснулся к её локтю. Она не узнала его.
Перед ней стоял невысокий, худощавый юноша, с несколько бледным лицом аристократа, одетый в безукоризненно выглаженную форму речника. Пуговицы на форменном кителе, кокарда на мичманке и, даже курсантские, нарукавные шевроны, слепили ей глаза своим горячим золотым блеском. Она ничего не видела вокруг, кроме блеска.
Лариса недоумённо взглянула на него, как бы говоря - вы ошиблись, я не та, кто вам нужен. Но он не уходил. Тогда, она испугалась! Испугалась, что её поймали за то, прошлое столкновение, и потребуют с неё деньги, которых у неё и так было – «кот на-плакал» или, как она однажды прочитала в «Морских рассказах», посадят в трюм к крысам и, ещё будут бить её линьком. Что такое линёк она совершенно не представляла, но понимала, раз будут бить – то это больно.
И, тогда…  что вы хотите от семнадцатилетней, только что окончившей школу, деревенской девчонки, она ещё больше испугалась и, от испуга у неё даже выступили слёзы на глазах. Она настолько потеряла себя, что зашептала: «Дядечка, миленький, вот все мои деньги, возьмите, и стала совать ему в руку десятку, что дала ей мама на про-житьё. У меня больше нет,  но  когда  я  заработаю,  я  всё  вам  верну  –  всё,  всё.  Че-стное  слово!»
И столько, вероятно, в её взгляде было доверчивости и мольбы, что этот, блестящий речник, соизволил произнести: «Да ладно, чего там. Я заплатил своими, заработанными сегодня, деньгами, а часть денег мне дали ребята. У нас  хорошая,  дружная  команда.  Мы  же  флот!»  –  гордо  произнёс  он.
Она слушала его голос, как зачарованная, не совсем даже понимая смысла сказанного. Она только поняла, что её наказывать не будут и, что у него, очень симпатичная, когда он говорит, щербинка между передних зубов. Счастлив будет в жизни, подумала она в это мгновение, вспомнив, как девчонки в классе говорили об этом, подготавливая её к жизни в городе и одновременно  завидуя  ей.  Завидуя,  что  она  вырвалась  из  села  в  город!
Через несколько минут, когда Лариса, оглушённая навалившимся на неё событием, немного успокоилась, она вспомнила, что он назвался Кириллом. Чтобы не показаться совсем уж неблагодарной «деревней» она, протянув ему руку, назвала себя – Лариса. Вот и хорошо, сказал он в ответ и, улыбнулся, а то я было подумал, что ты   безымянная.
Она даже немного возмутилась, про себя, конечно, что значит безымянная? Смотрите-ка, какой самоуверенный нахал! Подумаешь, за каких-то там пару мешков сахара заплатил, так теперь нос задирает, но потом одёрнула себя - не какие-то пару мешков… а большие деньжищи, между прочим, выложил,  вспомнив два утопленных по её вине мешка, призналась она себе самой. Но, всё же, не простив его, ответила: «Я не тёлка, чтобы без имени быть!» - и, тут же, густо покраснев, осеклась.
Она вспомнила, как мальчишки в школе, некоторых девчонок называли тёлками. Вот «сморозила», так «сморозила», казнила она себя за промах. Надо же быть такой дурой безмозглой. Лариса, искоса посмотрела на Кирилла – кажется, он не заметил её промаха. Ну, Слава Богу! – слегка отлегло у неё    на    душе,    а    то    ещё    посчитает    меня дремучей деревней.
Они, слово за слово, как всегда бывает у молодых, психически здоровых людей, постепенно разговорились. Она рассказала о своей жизни в деревне с матерью и отцом, а он сказал, что сам из детдома, что в Украине. Приехал сюда, чтобы поступить в речное училище. У них с этим намного сложнее – училищ  раз-два   и   обчёлся,   а   же-лающих   работать   на   судах   много.
Вначале, в ней проснулась к нему жалость – как же, всю жизнь прожил в детдоме, не зная отца и мать, не имея братьев и сестёр. Она ещё подумала - жалко-то его как!
Они стали встречаться в свободное от его вахт время и постепенно подружились. Приехав в Семипалатинск, она поступила учиться на медсестру - для них в Иртышске профессию очень нужную.

*     *     *
С Кириллом они встречались почти каждые десять дней. Всё зависело от графика рейсов его парохода и от его вахт. Когда он не мог прийти к ней, она прибегала к нему, на пароход. И, наконец, наступил день, когда она уже не могла прожить без него ни одного дня.
Её тело млело от одной только мысли о нём, а перед глазами её неотступно был его образ. Это произошло так неожиданно, что она, в начале, даже не поверила. Это было, как гром среди ясного неба. И, она, как птица в этом голубом-голубом небе, летала от счастья и частенько напевала, так нравившиеся ей слова песни в исполнении Леонида Утёсова из старого, но знаменитого кинофильма «Весёлые ребята» - Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь. И  каждый  встречный  понимает…
А через неделю, при очередной встрече, изнемогая от любви к Кирюше, она при-зналась ему в любви и подарила ему себя, плача от счастья и боли. Всё тело её горело от желания его, а в душе бушевал пожар любви. Она призналась, что любит его безумно и будет принадлежать только ему одному и любить только его, его одного - до самой-самой  смертушки!
Они встречались до последнего дня её учёбы. Он жил в общежитии курсантов, а она на частной квартире, деля её  со знакомой с курса, приехавшей из посёлка, по на-правлению. Подступила зима. Кирюшин пароход поставили на