заполыхали оранжевым огнём. Он оживился.
– О, да! Я пытаюсь устраивать так, чтобы мир лучшел… в смысле, становился лучше. Таким, как я его себе представляю.
– Как это? – удивился Ворон Кайро-Квиклис.
– А так.
Умрейк огляделся вокруг, выбирая место, на котором он мог показать, как он умеет устраивать мир. Как раз перед ними спала в сонном полуденном воздухе милая летняя поляна в ярко-солнечных пушистых цветах, над которыми медлительно порхали жёлтые, синие и красные бабочки. Радужный Ребёнок торжествующе показал на полянку рукой, которая прибрела неестественно розовый цвет – будто краской покрасили.
– Я сейчас всё устрою, – пробормотал Умрейк, озабоченно уставившись на поляну. – И вы поразитесь улучшениям, которые я внесу в обычную траву!
Ничего не истекло из его протянутой руки – ни луча, ни молнии, ни шара, ни дыма или тумана. Лишь задрожал воздух и почти незаметно исказил вид поляны. Зелёная трава заголубела. Пушистые солнечные цветы заалели. Их лепестки удлинились, загнулись в тонкие кольца. Из трогательных сердцевинок вырвались и заплясали над поляной, пугая бабочек, радужные пузырьки – от крохотного, с песчинку, до большого, с надувной шар. И бабочки изменились. Кончики крыльев у них вытянулись, заострились и стали похожи на иглы. На лапках увеличились коготки. А цвет… Он тоже переменился! Теперь бабочки переливались радугой, как Умрейк, и очень часто они окрашивались в непроглядную черноту.
– Красиво я устроил? – горделиво поинтересовался Умрейк.
– Ну-у… – протянул Маленький Сказочник; он боялся обидеть своего нового спутника.
– Ур-родство! – заявил Кайро-Квиклис.
– Очень уж… аляповато, – проговорил Додулад, шевеля тоненькими усиками. – Глаза режет… Я люблю, когда вокруг всё так, как было задумано Создателем этого мира. Разве мы, умеющие только ступать по земле, в силах сотворить новое? Разве что изменить существующее… и то далеко не в лучшую сторону.
– Ты совершенно прав, мудрый Додулад, – согласился Маленький Сказочник.
И Радужный Ребёнок пронзил его взглядом ярко-зелёных глаз.
– А мне нравится устраивать нечто не устроенное мною, – проворчал он, и кожа его бронзовела и сияла на солнце.
Ворон Кайро-Квиклис взмыл в небо в поисках нового пути. Скользко им ещё идти? Может, потерянное в пяти шагах? Может, за горизонтом, у которого нет границ?..
Целый день Кайро выведывал дорогу. Целый день Додулад подбадривал спутников да изучал, что произрастает и живёт вокруг, и нет ли какой опасности. Целый день Маленький Сказочник приглядывался: не за этим ли смеющимся кустом с длинными вьющимися листьями его Потерянная Планета? Не за этим ли брызжущим ледяными каплями быстрым ручейком его Потерянная Сказка? И не надо ли вскарабкаться на вон те белые округлые камни, чтобы увидеть всё то, что они потеряли?..
А Радужный Ребёнок Умрейк целый день тенью крался за Маленьким Сказочником, щурился и наблюдал. А к вечеру заявил, что теперь его зовут не Умрейк, а Мутэ, и это не окончательный вариант.
Поужинали лунным светом и отблесками звёзд. Ну, ладно, ладно: хлебом, водой, а Богомол – неосторожными мухами. Радужный Мутэ скрыл своё недовольство угощением. Однако он дождался, когда уснут Кайро-Квиклис и Додулад, а потом принялся подговаривать Маленького Сказочника: мол, что это за питание?! Ведь у тебя есть Ворон! А он – хищная птица! Вели ему приносить нам убитых птичек или зверушек для пропитания. Мол, я умею волшебно готовить, и все мы будет сыты и веселы! А тогда искать Потерянную Планету, потерянных жителей и себя самого станет намного легче!
Вздрогнул Маленький Сказочник от омерзения.
– Ни за что на свете! – воскликнул он. – Никогда я не соглашусь, чтобы Кайро-Квиклис убивал и приносил мне добычу! Ведь он – сама доброта! А ты, Мутэ, предлагаешь зародить в нём лютое зло. Нет. Ни за что? Мне хватает хлеба, воды, лунного сияния и блеска звёзд, чтобы не растерять силы и сохранить ясность ума, остроту глаз и крепость мышц. Всё, что надо для странствия!
– Я только хотел устроить твоё питание получше, – обиделся Радужный Мутэ и уснул.
А утром Маленький Сказочник впервые в жизни почувствовал сильный голод, к которому совсем не привык. Он съел много хлеба, который носил в заплечной котомке и который по благословению того, кто остался на Потерянной Планете, никогда не кончался, но и не превращался ни во что иное. Съел Маленький Сказочник хлеба, да не насытился. Голод его терзает, ни о чём не даёт думать. А Радужный Мутэ хитро на него щурится и будто ждёт чего-то. Не смог дождаться: крепится Маленький Сказочник изо всех сил и сам себе удивляется: откуда у него такое жгучее желание обгрызть до косточек аппетитную жареную утку? Да большую-пребольшую, прямо-таки громадную!
Радужный Мутэ шёл рядом и наблюдал за мучениями Маленького Сказочника. Прекрасный лебедь плыл по водам прозрачного пруда и касался клювом своего отражения. Мутэ легонько коснулся локтя Маленького Сказочника.
– Смотри, – шепнул он. – Какая жирная птица! Ворон убьёт её, Богомол ощиплет, а я пожарю на самом жарком огне. Все наедятся досыта!
Маленький Сказочник отступил от него прочь.
– Ты что?! – воскликнул он. – Убить?! Это невозможно. У нас есть хлеб и чистая вода, и этого достаточно, чтобы укрепить силы… Впрочем, если хочешь, мы поймаем рыбу, и ты запечёшь её в костре, как и хотел.
Радужный Мутэ скривился. Он вообще не хотел есть. Тем более, рыбу.
– Я желал устроить, как лучше! – с вызовом сказал он и брызнул обильными слезами.
Маленький Сказочник всполошился:
– Что с тобой, Мутэ? Не плачь! Чем утешить тебя? Только скажи – и мы всё сделаем для твоей услады!
– Мне от тебя не нужны утешения, – высокопарно заявил Радужный Мутэ. – Я погрущу в одиночестве вон там, у большою красною камня, похожего на громадного крокодила… Впрочем, возможно, меня утешит общество Кайро-Квиклиса…
– Я пришлю его к тебе, Мутэ, – обещал Маленький Сказочник.
– Хорошо, – кивнул Радужный Ребёнок. – Только зови меня теперь Чаусом. Запомнишь?
– Запомню, Чаус.
– Додулад?
– О, да! Я непременно запомню твоё новое имя! – склонил треугольную голову Богомол. – Я буду называть тебя Чаусом, раз ты просишь об этом. И это малое, что я могу для тебя сделать. Только… не хитри с нами.
– Я не хитрю, – сказал Радужный Чаус и отошёл от них к высоким бархатным цветам, которые начали пушистыми фиолетовыми головками, привлекая к себе пчёл и шмелей.
Над ними, на узловатой ветке кряжистого вяза, сидел Ворон Кайро-Квиклис и наблюдал с высоты за дорогой: не появится ли на ней, может, Сыщик, может, человек, может, создание лесное иль небесное.
– Кайро! – тихо позвал Радужный Чаус.
– Чего тебе? – отозвался Ворон.
– Видишь: твой друг Маленький Сказочник терпит муки голода, – горестно зашептал Чау. – Неужели тебе его не жаль?!
– Что я могу сделать? – откликнулся Кайро-Квиклис. – Его хлеб при нём. А я – при Маленьком Сказочнике.
– Ему недостаточно хлеба, – уговаривал Радужный Чаус. – Он теряет силы. Он измождён. Тебе придётся взять всё в свои ру… в свои крылья, лапы и крепкий клюв. Слетай за ту гору, похожую на бегущего ежа, и в бронзовой роще добудь для Маленького Сказочника чёрного зайца.
– Его придётся убить, а я не могу этого совершить, – отказался Ворон.
– Ты должен, – убеждал Радужный Чаус. – Иначе Маленький Сказочник отдаст своему пути оставшиеся силы и не сможет найти новую тропу к Потерянной Планете.
– Что это значит? – с трудом проговорил добрый Ворон.
– Это значит, что он высохнет и умрёт, – прошептал Чаус.
И прищурился на Кайро-Квиклиса. У чёрной птицы вздыбились перья.
– Нет! Маленький Сказочник должен жить! Я люблю его и сделаю всё, чтобы он не умер.
– Тогда лети за гору, похожую на бегущего ежа, и в бронзовом лесу убей и принеси к нам чёрного зайца! – громки шёпотом велел Радужный Чаус.
И Кайро-Квиклис сорвался с узловатой ветки и улетел в темень. Чаус потёр руки и с довольным видом пробормотал себе под нос:
– Всё-таки я великий Устроитель. Я устраиваю будущее кого угодно и всегда добиваюсь своего! Ну, чёрный Ворон, скорее возвращайся с добычей!
И утром Ворон вернулся.
В лапах, покрасневших от крови, он держал тушку чёрного зайца. Радужный Чаус прыгал и смеялся:
– Мы будем сыты! Наконец-то! Молодец, Кайро! О! Какого жирного зайца ты нам принёс! Всем хватит, и ещё останется! Маленький Сказочник, держи нож.
– Зачем?
Маленький Сказочник хмурился.
– Как зачем? Зайца надо освежевать! Это сделаешь ты, чтобы не прослыть лентяем. Додулад тебе поможет: у него острые челюсти и когти на лапах. А я костерок соберу да зажгу. И прут железный выращу, зайца на прут насажу да зажарю его с солью и диким луком… Пальцы будете лизать – и ещё захочется! Ну? Давайте, давайте! Я всё устрою! Я великий Устроитель! Верно, Маленький Сказочник?
– Даже не знаю, что сказать тебе, Чаус, – промолвил побледневший скиталец.
– Не говори ничего, моя сладкая изюминка! – рассмеялся Радужный Чаус и в предвкушении вкуснятинки похлопал в ладоши. – Ну, по местам, а я сбегаю за деревом, которое отлично горит и почти не сгорает, а потом из кусочка старинного гвоздя, который две тысячи лет назад сыграл важную роль в человеческой истории, выращу прут для чёрного зайца!
И в чащу учапал. Только его и видели. И сел тогда Маленький Сказочник возле мёртвого чёрного зайца и тихо сказал:
– Кайро-Квиклис! Ты сам решил его убить?
– Меня уговорил его добыть… убить… Радужный Многоликий Устроитель, – сказал Кайро. – Но… решение сделать это по-настоящему – моё.
И он опустил голову до самой земли. Клюв его погрузился в листья и пронзил остриём саму землю.
– Ужасно, ужасно, это просто ужасно! – прошептал Маленький Сказочник.
Кожа его заледенела, и он не мог двинуться с места.
– Как не хватает мне планеты, которую я потерял по собственной глупости! Я бы предвидел это! Я бы предупредил! И никто бы не погиб…
Богомол Додулад встал перед головой чёрного зайца и сказал:
– Участь сынов человеческих и участь животных одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что всё – суета! Всё идёт в одно место: всё произошло из праха и всё возвратится в прах. Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю? Итак, увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться делами своими: потому что это – доля его; ибо кто приведёт его посмотреть на то, что будет после него?..
Маленький Сказочник взял на руки чёрного зайца, дохнул на него и прижал к своей груди. Ворон Кайро-Квиклис виновато поднял голову. Земля испачкала ему клюв, но он этого не заметил. Зато он заметил, как вдруг у чёрного зайца шевельнулись уши. А Додулад продолжал:
– И зацветёт миндаль, и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс. Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы; – доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо под колодезем…
Маленький Сказочник снова дохнул на чёрного зайца. Снова прижал зверька к своей груди. И заметил Ворон Кайро-Квиклис, как шевельнулся у зайца чёрный хвостик.
– Всему своё время, – говорил Додулад, – и время всякой вещи под небом: время рождается, и время
