Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки —
Нам еще наступать предстоит.
Эти строки напоминают оголенные провода под напряжением. Стихотворение — правдивый, горький документ Великой Отечественной, обрастая легендами, ходило в списках. Ханжи долго противились публикации этого страшного стихотворения, из-за якобы апологии мародерства. Долгое время считали, что безымянный автор погиб в бою. А между тем поэт Ион Деген, бывший танкист, ставший после войны врачом, — жив! Его не раз хоронили, а он наперекор судьбе после многих ранений снова и снова возвращался в строй…
Осень 1942 года. Вечер. Северный Кавказ. Ион Деген только что вернулся с разведгруппой из рейда в фашистский тыл. Измученный, прислонился к стволу дерева. Над его головой хрустнула от удара пули ветка. И тут же, мгновенно, сами по себе, словно кто-то их продиктовал, выстрелились строчки:
Воздух вздрогнул.
Выстрел. Дым.
На старых деревьях обрублены сучья.
А я еще жив. А я невредим.
Случай?
Это короткое стихотворение И. Деген считал лучшим из того, что написал («Литературная газета», июнь 2011 года).
Были позднее гениальные стихи К. Симонова, А. Твардовского, А. Суркова, О. Берггольц, С. Гудзенко… Их стихи известны, а хочется рассказать о неизвестных фронтовых поэтах.
Один из них, Владимир Савицкий, всю войну, с первого дня до последнего, исключая время, когда лежал в госпиталях, был на фронте. С войны вернулся с шестью боевыми наградами. Не юбилейными медалями, которых у всех у нас много, а орденами!
Его друг, писатель-фронтовик В. Субботин, вспоминал, что В. Савицкий был сначала командиром огневого взвода, а затем батареи, постоянно со своими пушками находясь на прямой наводке, часто в одной и той же траншее с пехотой. В сорок втором он дважды с немногими уцелевшими от его взвода бойцами выходил из окружения. О них стихотворение:
Не дни, не месяцы, а годы
Передний край передо мной.
Обстрел, бомбежки и невзгоды —
Все, что придумано войной.
И чтоб осилить беды эти
И сокрушить в боях врага,
Приходится с самою смертью
Из одного есть котелка.
После войны он продолжал служить вдалеке от Москвы и родного Минска. Рукопись его поэтического сборника долго пролежала в издательстве, но так и не вышла. В. Савицкий в предисловии к своей рукописи писал, что это сборник окопных стихов, стихов с переднего края войны. Передний край — это окопы или траншея, соединенная ходами сообщения с землянками. Оборона противника была у нас на глазах, наша — у него.
Владимир Савицкий сказал уже после войны о том, что фронтовики первого периода Великой Отечественной почти все погибли… Окопные солдаты, бойцы передовой принесли себя в жертву, именно они и составляют наши многомиллионные потери. Вот стихи из моего архива:
Нет, упрекать меня не надо
За то, что смерть в стихах и кровь.
Передний край не гром парада,
Не романтическая новь.
И не волнующие были
О верстах, пройденных пешком.
Мы каждый день могилы рыли
И присыпали их песком.
А вот еще малоизвестный поэт войны — Юрий Белаш: фронтовик, сержант стрелкового батальона писал жестко и откровенно. Стихи его немногословны, с них — обнаженная правда окопных будней.
Плыла тишина по стерне —
Над полем, разрывами взрытым,
И медленно падавший снег
Ложился на лица убитых.
Они еще были теплы,
И снег на щеках у них таял.
И словно бы слезы текли,
Полоски следов оставляя.
Текли, как у малых ребят,
Прозрачные, капля за каплей…
Не плакал при жизни солдат,
А вот после смерти —
Заплакал.
В своих окопных миниатюрах, до сих пор полностью не изданных, он писал:
На войну я уходил на время.
Оказалось —
На всю жизнь.
После смерти в 1988 году вышла в свет его книга «Окопные стихи». В предисловии к ней фронтовик Вячеслав Кондратьев писал, что у Ю. Белаша, как у многих погибших на войне, нет могилы. Он завещал свой прах развеять с Воробьевых гор над Москвой.
Заканчиваю свои записки стихами В. Сергеева:
Была война, но мы пришли живыми,
Чтоб новой жизни сеять имена.
Во имя павших и живых во имя,
Фронтовики, наденьте ордена!
…………………………………
Чтоб не пылать земному шару снова,
Солдатской крови пролито сполна.
Чтоб помнил враг урок войны суровой,
Фронтовики, наденьте ордена!
Подшивки «Литературной газеты» времен войны и номер от 22 июня 1941 года рассматриваешь как нечто уникальное. Последний номер, подписанный вечером мирного дня, полон разнообразной информацией, статьями писателей. И хочется найти сквозь пожелтевшие страницы предупреждение о начале войны…
Журавлиный лет
Мы с детства помним чудесную историю о Нильсе — мальчике, который вместе с домашним гусем Мартином отправился путешествовать со стаей диких гусей. Книга «Удивительные путешествия Нильса с дикими гусями по Швеции», задуманная как учебник географии для первоклассников, прославила писательницу Сельму Лагерлеф. Увы, почти никто сейчас не знает, что задолго до появления ее сказки, в России вышла книга, и по замыслу, и по сюжету во многом превосходившая «Нильса…» Правда, в русской книге рассказывалось о путешествии не гусей, а журавлей.
В 1890 году в Петербурге вышла книга для детей «С севера на юг. Путевые заметки старого журавля». Автором книги о путешествии журавлей с Русского Севера в Африку был капитан русской армии военный топограф Николай Николаевич Каразин. Замечательно, что первый шаг к возвращению книги Н. Каразина в круг детского чтения сделало издательство храма Святой мученицы Татианы при Московском университете. Дай Бог, чтобы сердца сегодняшних юных читателей тронули слова старого журавля: «Живите мирно, живите, не делая никому зла…»
Журавль — птица, вызывающая у русского человека особые чувства. Она как бы воплощает в себе образ вечного скитальца, который рано или поздно неизменно возвращается к родным истокам. Она напоминает нас самих — вечно стремящихся к новым, более комфортным условиям жизни, но в конце концов понимающих, что нет ничего лучше и ближе родной земли…
Мы в далеком детстве с особой радостью весной встречали журавлей, возвращавшихся на свою родину. Услышав их голоса, доносившиеся с высокого неба, мы оставляли свои игры и, подняв головы, глядели в голубую небесную высь.
Вчера в степи я слышал отдаленный
Крик журавлей. И дико и легко
Он прозвенел над тихими полями…
И. Бунин
— Журавли, журавли! — громко кричали мы, радуясь прилету весенних гостей.
А поздней осенью, когда с деревьев опадал золотой и багряный лист, журавли улетали на юг. Они летели такими же стройными косяками, и нам казались печальными их голоса.
Первое октября — день Арины — журавлиный лет. Время журавлям подсказывает, когда надобно улетать от родимых болот за тридевять земель, заговаривает об этом ветер, бьющий по крыльям.
И новая цветущая природа,
И новая весна их ожидает
За синими, за теплыми морями,
А к нам идет угрюмая зима…
И. Бунин
— Колесом дорога! — кричали мы журавлям, чтобы они возвращались.
С тех пор прошло много лет, и я уже не помню, когда в последний раз видел этих птиц.
Не видать журавликов в натуре,
Истребила их любовь людей,
Только и летят в литературе
Косяки да клинья журавлей.
А. Брагин
(Литературная газета, 2006. № 28)
Когда прочитываю стихи и прозу русских писателей о журавлях, у меня сжимается сердце от какой-то необъяснимой грусти, от ощущения какой-то утраты. В самом деле, почему при виде осенних журавлиных косяков в русской душе наступает смятение, грусть — вплоть до смертной тоски?
Каждый год над нашим краем
Не пролетают журавли,
А мы живем и умираем
В заботах мелочных, в пыли.
В сердцах своих не носим света,
Живем безумнее травы.
Я сам приветствую соседа
Кивком небрежным головы.
Не подаем убогим хлеба,
А с раздраженьем гоним прочь.
Христу, все видящему с неба,
Как от тоски не изнемочь?
В молитве рук не простираем
При виде утренней зари,
И потому над нашим краем
Не пролетают журавли.
Н. Зиновьев
Почему, по выражению знатока родной природы писателя С.Т. Аксакова, их «пронзительное курлыканье, похожее на отдаленные звуки валторн и труб, падающих с неба, с вышины, не доступной иногда глазу человеческому», так действует на русского человека? Чем объяснить, что и эти грубые звуки, и щемящая мелодия знаменитой песни о журавлях для нескольких поколений русской эмиграции стали символом потерянной Родины и непостижимости русской души?
А.М. Жемчужников (1821—1908)
* * *
Сквозь вечерний туман мне, под небом стемневшим,
Слышен крик журавлей все ясней и ясней…
Сердце к ним понеслось, издалека летевшим,
Из холодной страны, с обнаженных степей.
Вот уж близко летят и, все громче рыдая,
Словно скорбную весть мне они принесли…
Из какого же вы неприветного края
Прилетели сюда на ночлег, журавли?
Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,
Где уж савана ждет, холодея, земля,
И где в голых лесах воет ветер унылый —
То родимый мой край, то отчизна моя.
Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть,
Вид угрюмый людей, вид печальной земли…
О, как больно душе, как мне хочется плакать!
Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..
Н.М. Рубцов (1936—1971)
* * *
Меж болотных стволов красовался восток огнеликий…
Вот наступит октябрь — и покажутся вдруг журавли!
И разбудят меня, позовут журавлиные крики
Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали…
Широко по Руси предназначенный срок увяданья
Возвещают они, как сказание древних страниц.
Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье
И высокий полет этих гордых прославленных птиц.
Широко на Руси машут птицам согласные руки.
И забытость болот, и утраты знобящих полей —
Это выразят все, как сказанье, небесные звуки,
Далеко разгласит улетающий плач журавлей…
Вот летят, вот летят… Отворите скорее ворота!
Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!
Вот замолкли — и вновь сиротеют душа и природа
Оттого, что — молчи! — так никто уж не выразит их…
А.И. Щербаков (р. 1939)
* * *
Бороды седые ковылей
В опустелом поле треплет ветер.
Потянулись стаи журавлей
Теплый край искать на белом свете.
И зеркально отражает пруд,
Как они, в упряжке друг за другом,
По небу старательно ведут
Борозду курлыкающим плугом.
Все на юг, косяк за косяком,
Точно свет на нем сошелся клином.
Хочется, как в детстве, босиком
Побежать за грустью журавлиной,
Чтоб оттуда, от чужих границ,
Воротить домой усталых птиц…
Р.Г. Гамзатов (1923—2003)
* * *
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем,
Как по земле людьми они брели.
Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи-то имена.
Не потому ли с кличем журавлиным
От века речь аварская сходна?
Летит, летит по небу клин усталый —
Мои друзья былые и родня.
И в их строю есть промежуток малый —
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же синей мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
Знаменитые «Журавли», написанные в 1965 году, стали
