вызванного последствиями травмы головы.
- Ты это, Колян, - сказал Шпала, пребывая в некотором замешательстве, - тебе наверное лучше совсем не пытаться думать, а то я за тебя бояться уже начинаю. Так вот бесконтрольно пройдешь точку невозврата, и мы потеряем тебя как полнценного члена общества, пусть и с некоторыми недостатками и отбитой память, но всё же члена.
- Да, Колян, - кивнула головой в знак согласия Лиза, - тебе лучше думать в другую сторону, более безопасную. У меня одноклассник был, ну как был, он и сейчас есть, только теперь он то ли Наполеон, то ли ещё какой великий исторический персонаж, обеспеченный койко-местом и полным довольствием в специальном учреждении. Звали его раньше просто Федя. Был он из семьи потомственных рабочих, а в нашу элитную школу он попал в силу своих талантов и протекции неких благотворителей, благосклонных к его уникальным способностям. То есть был Федя обыкновенный вундеркинд. Не буду перечислять всех его талантов, их было много и не все из них понимаемы среднестатистическим человеком, остановлюсь на главном, на том, что привело его в специальное лечебное учреждение. Федя наш как-то в один прекрасный день осознал, что данное ему при рождении имя не совсем подходит победителю многих олимпиад по многим предметам и темам, человеку с большими перспективами и очень светлым и гениальным будущим. Фамилия у Феди была вполне подходящая Крайслер,так как происходил его род из немцев, но вот имя, как ему казалось, сильно подкочало. Федя Крайслер по его мнению звучало немного не по-вундеркиндски. И решил он сменить имя, не по паспорту, так как был еще несовершеннолетним и не мог самостоятельно менять свои имена, а так, для себя сменить, на будущее. Ну вроде подготовки, испытательного срока нового имени, до того момента, когда это можно будет сделать официально. И стал он усиленно думать на данную тему, подбирать подходящее имя, достойное его великому будущему. А что оно будет великое, Федя нисколько не сомневался, это ему усиленно внушали учителя и всеразличные благодетели. Федя лопатил горы специальной литературы, в поисках наиболее перспективного и достойного имени, но, как говорится, нашла коса на камень. Как он ни старался, ни одно имя, на его взгляд, не подходило ему в достаточной степени, каждое было с тем или иным, большим или меньшим изъяном. Начал он с вполне обыкновенных имён, типа Александр, Евгений, Олег и тому подобное. Но довольно-таки быстро пришел к мнению, что ни одно из них ему не подходит как раз в силу своей обыкновенности. Как тут выразился Шпала, - Лиза украдкой проследила за реакцией киднеппера на то, что назвала его по кличке, Шпала не отреагировал, и девушка продолжила, - надо ему было что-нибудь позамороченней, позаковырестей, гении ведь не каждый день рождаются и отличаться от остальных должны даже в мелочах, вроде имени. Тут его потянуло на редкие имена, а так как он был до мозга костей русский, несмотря на то, что и происходил из немцев, все-таки многие поколения его предков варились в русских щах, то и имена ему на ум приходили соответствующие - Аристарх, Пантелеймон, Ксенофонт и так далее. Но и здесь точек соприкосновения Федор не находил. Аристарх Крайслер, Пантелеймон Крайслер, Ксенофонт Крайслер. Да, кстати, отца его звали Иваном. Звучало, опять-таки по его мнению, это несколько неэстетично - Ксенофонт Иванович Крайслер или Пантелеймон Иванович Крайслер. Ну в общем, и данную тему он закрыл. Ориентируясь теперь уже на фамилию, стал он подбирать себе импортные имена. Ну тут та же история, либо имена были вполне обыкновенные для импортного уха, либо мешало отчество. На всё про всё к тому времени у него ушло на поиск имени уже года два и масса трудов. Усердный, но бесплодный поиск и тупик , из которого он никак не мог выйти, стали отражаться на его здоровье, уникальных и умственных способностях, изучаемых науках, социальной адаптации и прочей жизнедеятельности. А главное, что ни о чём другом он уже не мог мыслить, вся его мозговая деятельность вертелась вокруг темы имен. Он даже написал пару научных трудов по данному вопросу и заочно, несмотря на свои четырнадцать лет, был принят в академию наук. Знакомые и незнакомые люди стали советоваться с ним по поводу имен новорожденных отпрысков. Но свой собственный вопрос, превратившийся для него в настоящую, устойчивую проблему, он всё никак не мог решить. Последствия не заставили себя ждать, подбор имени стал для Феди идеей фикс, неким бзиком, сводящим с ума. У него развилась паранойя, по ночам во сне его начали преследовать Ксенофонты, Марки, Джоны, Курты, Филимоны и прочие папы Карлы, которые кто с колюще-режущими предметами, а кто и с более серьезным крупноколиберным оружием доказывали состоятельность своих имен. Он стал заговариваться, появились галлюцинации и даже началось раздвоение личности, по утрам он мог быть Аристархом, называть себя этим именем, ни на что другое более не откликаясь, к обеду Альфредом или Кейсуке, а к вечеру уж совсем экзотическим Мубукой или того хуже Ту Ту аль Ахри Ким Чер Махамброй. Короче, он стал сходить с ума. Знаю, что последними именами, которые Федя пытался освоить, были имена известных исторических персонажей. Полагаю, что и среди них он не нашел подходящего, так как в психушку он загремел будучи Наполеоном, а пока на него надевали смирительную рубашку стал зваться Сенекой. Так что кем он является сейчас, я не могу сказать. Вот я и полагаю, что думай он в другую, более безопасную сторону, возможно, и по нынешний день здравствовал и пребывал бы в своём уме.
Шпала посмотрел в зеркало заднего вида на Лизу, усмехнулся чему-то своему и сказал:
- Ну тут вопрос сложный, какая сторона правильная и безопасная, а какая нет. Тут главное, навязчивость идеи. Можно думать о футболе и свихнуться, особенно о нашем. А навязчивость идеи исходит от умения и способности думать, чем лучше и больше думаешь, тем угроза навязчивости идеи выше. Так что я правильно посоветовал Коляну, стараться не думать вообще, тем более поврежденными мозгами.
- И что теперь, совсем не думать? - возразила Лиза. - Так тоже нельзя. Просто я полагаю, не стоит черезчур углубляться в проблему, замыкаться в мыслях о ней и шизофренически концентрироваться на определенной теме. Те же фанатики определенной идеи все полоумные. Надо думать в меру, даже ученым, тогда ты будешь объективен и адекватен. А что касается Коляна, пусть думает, только над более простыми вопросами, а иначе так и останется недоношенным, ну то есть амнизированным ( Лиза уже поняла из разговоров о главной проблеме Коляна ).
- Пусть уж лучше недоношенным, чем философом невозвращенцем джунглей альтернативных происхождений и построений мира и прочей хрени. И вообще, надо у него эту книгу отобрать.
Колян угрюмо и агрессивно посмотрел на товарища. Шпала благоразумно решил ничего не отбирать и примирительно сказал:
- Ладно, закрыли тему, пока она в идею фикс не превратилась.
Расстояние до видневшихся строений оказалось больше, чем это виделось с трассы. В машине наступила тишина, каждый думал либо не думал о своём. Вскоре тягостную тишину решил нарушить Колян.
- Вот я думаю, мы едем, едем, а зачем и куда не понятно, - с невинным выражением лица младенца сказал он.
Шпала раздраженно посмотрел на Коляна.
- Слышь, я же тебе сказал, нельзя тебе думать. Вот чё ты опять за своё. Хотя бы в благоприятном ключе думал, а то фигню всякую несёшь. Достал уже.
- Никого я не достаю, - с тем же выражением лица возразил Колян.
- Достаёшь, ещё как достаёшь. Ты, в натуре, как в анекдоте. Мужик заглядывает в глубокий колодец и кричит в него: "Глубоко...". Эхо, типа, ему отвечает: " Глубоко...глубоко...глубоко". Мужик опять: "Глубоко...". Эхо: "Глубоко...глубоко...глубоко...". Мужик орёт: "А если кинуть ведро". Эхо по-прежнему, но уже затухающе:" Глубоко...глубоко...глубоко". Этот дятел бросает в колодец ведро, оно достает дно, он кричит: "Достал...". Эхо: "А если кинуть ведро...а если кинуть ведро...ведро...ведро...ведро". Мужик подумал немного и опять орёт: " Глубоко...". Эхо: "Достал...достал...достал...".
Шпала рассмеялся и мельком взглянул на товарища, наблюдая за его реакцией. Но никакой реакции не последовало.
- Вот ты , типа, такой же олень, хоть кого достанешь, - заключил он.
И тут со стороны Коляна послышался громкий заливистый смех. Шпала в замешательстве повернул голову. Смола качался из стороны в сторону, держался за живот и покатывался со смеху.
- Я что-нибудь не то сказал? - в недоразумение Шпалу ввела замедленная реакция Смолы на рассказанный анекдот.
Лиза также тихонько посмеивалась в кулачок. Шпала стал раздражаться всё больше и больше, ему казалось, что попутчики смеются именно над ним, а не над анекдотом.
- Я что-нибудь смешное сказал?.. Не, реально, что-нибудь смешное?.. То есть я смешной. Че вы, в натуре, ржёте как кони. Блин, достали...
Он резко нажал на тормоз. Машина дёрнулась и остановилась. Пассажиры продолжали, как ему казалось, глумливо смеяться.
- Достали, - сквозь смех пробурчал Колян, - ой, блин, достали...
Шпала прикусил губу, уже было отступившая мысль об избавлении от пассажиров вновь обрела место в его голове. Пелена застилала глаза, но он не забывал, что у Коляна был пистолет, а ум его повреждён. Но теперь Шпала точно был уверен, что когда-нибудь он это им припомнит.
- Не, блин, - продолжал хохотать Колян, - достали, мы его достали.
Вдруг он резко прекратил смех, повернулся к приятелю и сказал:
- Ты че, колодец, а мы вёдра?
Шпала жалобно простонал, нелепо улыбнулся и, как показалось Лизе, обречённо всхлипнул. Вслед за этим наступила гробовая тишина, нарушаемая лишь стрёкотом кузнечиков.
В этот момент Шпале в голову пришла мысль, что с ума сошёл не Колян, а именно он сам. И всё, что он видел и ощущал за последние сутки, это лишь плод его больного воображения. Глюки. На самом же деле нет и никогда не было потерявшего память товарища, убитого Хмеля с долотом в заднице вместо души, пленницы, непонятной погони, стрельбы, Булы, застрелянного скорбившим по петуху Ираклием и угрожавших им призраков-мстителей. Просто он, бедный и несчастный, соскочил со своей роли и стал строить свой новый, необузданный и абстрактный сюжет. И его разгульно-обезумевшая мысль, если её вовремя не остановить, понастроит таких форм, усугубив и без того мрачную ситуацию, что самый ужасный американский фильм ужасов покажется комедией. И Шпала, во избежание этого, решил незамедлительно вернуться к заданному сюжету, то есть как-то прояснить ситуацию.
- При чём здесь колодец? - всё ещё находясь в прострации, он жёстко потребовал объяснений.
- А при чём Чип и Дейл? - на полном серьёзе вразрез вопроса поинтересовался Колян.
Лиза хихикнула. Шпала тяжёлым уничтожающим взглядом посмотрел на неё. В этот момент ей стало по-настоящему страшно, больше в разборки придурочных киднепперов она решила не вмешиваться - в салоне запахло бензиновыми парами багажника.
- Тебе же, дебилу, объясняли, что это выглядит как несуразная пародия на твою идиотскую книгу, - устало сказал Шпала.
- Считай, что и я про то же, это - пародия, -
