обнаружил на заднем сиденье Лизу. Но своё удивление никак не выказал.
- Я тут подумал, что как-то нехорошо даму в багажнике возить, - решил пояснить появление девушки в салоне машины Шпала.
На самом деле, видимо, в следствии своеобразной жестокой разрядки скопившегося напряжения, Шпала стал более снисходителен к пленнице. Как ни странно, но в глазах бандита девушка начала приобретать черты подельника, только с некоторыми изъянами, как у Коляна. И уже где-то на второй план отошли истинные роль и предназначение Лизы в этом спектакле. Если бы у Шпалы неожиданно спросили, зачем с ними едет девушка, то более менее осмысленно он смог бы ответить лишь собравшись с мыслями. Но всё это не значило, что Лиза приобрела для него реальные черты, она по-прежнему являлась чем-то вроде вещи, к которой привыкаешь и не считаешь такой уж ненужной.
Девушка же как не думала ни о чём час назад, так не думала и сейчас, происходящие события приобретали еще одного зрителя.
Когда машина отъезжала от кафе, Колян бросил короткий взгляд на импровизированный прилавок. Перевалившись через упаковки с пивом, на земле в неестественной позе лежала блондинка, во лбу зияло небольшое аккуратное отверстие, окаймлённое кровью. Взгляд пустых глаз убитой был устремлён в небо, в бесконечное пространство вселенной, будто ища в ней свое неотделимое от её целостности место.
Интересно, подумал Смола, какое слово могла сказать продавщица, чтобы войти в противоречие со Шпалой. В начале было слово, - пронеслось в его голове, - и это слово приобрело значение смерти. Ведь сами понятия выживаемости и жизнеспособности - это лишь слова, кем-то впервые осмысленные, озвученные и запущенные в фильм для более увлекательного развития сюжета.
Через минуту машина выехала на трассу. Колян вновь ушел в прострацию. Лиза после почти суток, проведённых в тёмном багажнике, постепенно возвращалась к жизни. Немного смущала рассправа, устроенная Шпалой в шашлычной, но подобное поведение бандитов она начала воспринимать как некую данность, чего ещё можно ожидать от отморозков. По сравнению со вчерашним днём и сегодняшним утром девушка чувствовала себя всё уверенней. Сложившаяся ситуация ей стала казаться уже не такой мрачной и безысходной. Видимо, этому способствовали открытое пространство и бескрайние леса и поля, раскинувшиеся по обеим сторонам трассы. Но каких-то положительных перспектив в отношении себя и своей свободы она по-прежнему не видела. Мир казался ей чрезвычайно малым, заключённым в салоне машины, а всё, что за, то как бы не её, из другой жизни.
Шпала, казалось, был самым счастливым и жизнерадостным из всех. Он широко улыбался и в такт магнитоле подпевал, безбожно коверкая и переиначивая текст песен. Произошедшее в кафе явно подействовало на него положительным образом. Еще недавно он был угрюм, озабочен и мрачен, ситуация со странной погоней с безжалостными преследователями могучими тисками сжимала мозги, напряжение росло. Он казался себе мелкой сошкой в жестоком мире и силы сопротивления были на исходе, но вот всё изменилось - он доказал, в первую очередь самому себе, что не является мелкой сошкой, он сильный, он способен справиться с любой ситуацией. У него есть внутренний стержень и пистолет, ну а остальное дело техники.
Что касается Коляна, то весь мир, включая салон автомобиля, пассажиров да и его самого, казался ему выходцем из иной реальности. Но это и понятно, его голова в данный момент напоминала собой космический корабль, бороздящий просторы вселенной, к иллюминаторам которого, любопытно воззрясь в неизвестность, приникли гуманоиды.
Странная компания двигалась в неизведанное, являя собой абсурдную смесь не совместимых между собой вселенных, но в то же время непонятным образом уже ставших соединяться в одну общую, посредством той ситуации, что загнала их в один автомобиль и, усугубляясь с каждым мгновением, она гнала их все дальше и дальше в то самое загадочное, но преисполненное верой и надеждой неизведанное. У каждого из находившихся в салоне людей было своё прошлое и своё видение реальности и мира. Но та же ситуация меняла и их прошлое, и реальность, и мир. И даже казалось остававшийся неизменным Шпала и тот не знал, почему и зачем сменяются кадры фильма, унося его прочь от города. Впрочем, ему это и не надо было - зачем знать кадру о кадре, ведь при осознании целлулоидным изображением того, что оно - всего лишь изображение, может случиться апокалипсис, маленький армагеддон неподготовленной картинки, вдруг узнавшей, что она не есть главное, а всего лишь часть фильма, который в свою очередь лишь миг в вечности кинозала. Ближе всех к пониманию этого оказался Колян, неосторожное движение Булы лишило его осознания окружающего мира. Он вдруг понял, что всё вокруг - это лишь сменяющиеся картинки, он видел их и знал, но никак не мог вобрать в себя всю их суть, осознать причину показа кино. Это была его маленькая катастрофа, катастрофа кадра, осознавшего всю иллюзорность своей роли, заставившая заняться поиском своего истинного, осмысленного места, а значит двигавшая к пониманию чего-то всеобъемлющего, более значимого, чем показываемый фильм. Но Колян ещё был далёк от полного осознания, черная дыра почти затянулась и он начал делать первые робкие шаги осмысления.
Другое дело Лиза. Девушка, не обременённая потерей памяти, просто под воздействием чужой силы преместилась в другой показ, в другой фильм, став играть роль жертвы. И наложение двух сюжетов, прошлого и настоящего, неприятно давило, заставляя чувствовать себя непонятно потерянной. Она была лишь случайностью в чьём-то сюжете, которую заставили принять действительность этого противного ей сюжета. И полная потеря связи с окружающим, контроля, делала её чем-то похожим на Коляна, с тем лишь отличием, что она не пыталась осмыслить своё положение, разобраться и найти своё место. Она просто старалась ни о чём не думать, а следовательно была далека от поисков возможных вариантов своего освобождения, безропотно двигаясь по тому пути, что предлагали ей ситуация и ежечасно меняющиеся обстоятельства.
Единственно реальный из всей компании в этом фильме человек продолжал петь, повысив голос до радостного крика и ещё больше коверкая оригинальные тексты песен.
Из динамиков неслось:
"...Если бы твои глаза излучали свет
Я б увидел в темноте твоей любви рассвет
Красочной любви, лучезарно яркой
Освещающей мечты, твоей души подарки..."
У Шпалы получалось:
"...Если бы в твоих шарах лампочка зажглася
Я б увидел в темноте друга сваво Васю
Он любовь тебе дарил на кровате нашей
Разлучу-ка я тротилом Васю с моей Дашей..."
Шпала радовался новым текстам как ребёнок. Его глаза излучали счастье. Этакий неосознанный приступ детского веселья и счастья. Казалось, ничего другого в этой жизни ему и не надо, главное - что он есть и есть возможность пародировать чужие песни. Именно это, возможность переиначивать чужие слова, доказывает реальность происходящего, окружающий мир зависит только от него. Ведь несмотря на настойчивость голоса, исполняющего текст песни, он, этот текст, может быть любым, таким, каким его захочет видеть сам Шпала. Следовательно и весь мир таков, каковым его захочет видеть молодой человек. А что как не значимость себя, значимость того, чьё зрение рождает окружающее - и есть истинное счастье. Есть он, Шпала, а всё остальное лишь звучащие из динамика звуки, которые можно переиначить, как тебе захочется.
Машина неслась по шоссе, сменяя пейзаж за окном за считанные секунды: лес, поля, деревенские дома. Картинка пейзажа появлялась, была некоторое мгновение и исчезала, но при этом оставаясь всё в том же неизменном виде, внезависимости от движения автомобиля и взглядов пассажиров, рождавших её. Получалась странная ситуация, данного пейзажа не было, пока с ним не поравнялась машина и взгляды сидящих в ней людей не родили его, потом он умирал, оставаясь лишь в памяти. Но умирая в одном месте, он рождался в другом, в глазах пассажиров следующей машины, и так до бесконечности. И выходило, что он есть, пока есть те, кто его видит. И оставалось загадкой, а существует ли он, если нет зрителей. Возможно, но не доказано.
Каков пейзаж был на самом деле, тоже не совсем понятно - у каждого наблюдателя свой текст песни. Есть общий, официальный, кем-то придуманный и озвученный, возведённый в закон, получивший некую форму и характеристику, и есть тот, каким его ощущает отдельное видение отдельного человека.А так как весь мир отдельного человека - это нечто малопонятное, присущее только восприятию и микрокосмосу этого самого человека, то и пейзаж за окном у каждого свой. А вследствии того, что люди не слишком стремяться понять друг друга, то истинная форма пейзажа остается скрытой. Люди, храня в себе тайну своего мира, своего видения пейзажа, не торопятся делиться ею с окружающими, дабы не войти в противоречие, и поэтому предпочитают использовать официальную характеристику пейзажа, некогда озвученную авторитетными соплеменниками, впоследствии передаваемую из поколения в поколение, устоявшуюся, оспорить которую нельзя, поскольку она считается правильной и незыблемой. И люди боятся проявлять свои признаки вселенной, соглашаясь с официальным видением пейзажа, рискуя в противном случае прослыть сумасшедшими и стать лишними, чужими. И всю жизнь мучаются, постоянно подстраиваясь под общую точку зрения, а кто не выдерживает - самоустраняется, не нужен такой правильному, официальному миру.
Колян сонным взглядом следил за проглатываемыми метрами трассы и молчал, не разделяя радости Шпалы. Он был сам по себе, и Лиза сама по себе, и Шпала тоже был сам по себе, со своим диким пародированием песен и жизни.
Из динамиков неслось:
"...Душа моя полна любви к тебе, красотка
Гляжу я на тебя, аж замирает глотка
Ни слова не сказать, не спеть, не свеселиться
Моя любовь чиста, хочу аж сматериться..."
Шпала вошёл в раж и орал громче включённого на полную громкость магнитофона:
"...В душевной пустоте, прикинь, сижу я на заборе, прикол
Гляжу я в даль в тоске, вот муть, и вижу в дали море, ништяк
В тумане море то, слышь брат, искрится в пьяной дымке, блин
Хотя мне всё равно, насрать, оно ведь на картинке, понт..."
Колян безразличным взглядом посмотрел на Шпалу, потер сонные глаза и достал из кармана книгу, захваченную по инерции утром при побеге из дома Ираклия. Зачем он её захватил, и сам толком не знал, поскольку мало что понимал из написанного. Вряд ли ему хотелось узнать продолжение странного сюжета, скорее всего произошло это по всё той же причине, что и все его действия за последние сутки.
Колян открыл книгу, нашел страницу, на которой прервался, и углубился в чтение, позабыв на время о существовании машины, Шпалы и Лизы.
***
Старый Арнав стоял на краю обрыва. Внизу протекала бурная река. Глядя на её кипящие, пенящиеся воды, он обдумывал ответ на очередной заданный учениками вопрос. Зако и Чаки стояли чуть поодаль, в
