Мой любимый самоубийца

себе под ноги, не хотел ничего, кроме как поскорее уйти из этого места, чтобы больше никогда не возвращаться. Что-то заставило меня поднять глаза, и тут я увидел тебя. Никакой мистики, никакого чуда я тогда не ощутил. Просто внезапно что-то сдвинулось во мне или в окружающей реальности. И стало как-то... правильно. Ты сидел на скамейке в подъезде, которую я почему-то не замечал до этого, и, увидев меня, чуть кривовато улыбнулся. Наверно, потому что ты был невообразимо странен, ты с такой легкостью вошел в мой мир. Словно был его частью очень давно, но я эту часть либо не замечал, либо она куда-то пропала на время. А может, дело в том, что я не признавал существования этого самого загадочного мира, в котором был только я. Все-таки, что ни говори, а мне всегда хотелось быть хоть чуть-чуть похожим на обычных детей. Я терялся в лабиринтах собственного «Я». Я хотел потеряться и не вернуться никогда. Но такое желание не было постоянным, а появлялось только иногда, оно меня даже немного пугало. Я помню, как ты смотрел на меня не отрываясь своими глубокими, темными в черноту, чуть раскосыми глазами. И это чувство... Доверие. Доверие к незнакомому человеку, к тому, кому невозможно, нельзя доверять. Но это было потом.
Я повернулся к тебе спиной, подошел к окну, сам не зная, зачем, бессмысленно вглядывался в грязно-белые островки снега во дворе. Всматривался, зная, чувствуя, что ты за мной наблюдаешь. Ощущая кожей эту горячую волну... интереса? любопытства? простого внимания? Не знаю. Меня словно прожигало, плавило. Дыхание участилось, захотелось сбежать. Я не привык, я не хочу... Было страшно, беспокойно. Я резко развернулся, бросился к двери, выскочил на улицу. Сделал пару шагов по затоптанной, измазанной ледяной массой земле, остановился. Мне почудилось, что ты видишь меня даже сквозь дверь. Внезапно стало смешно и неловко из-за этого поступка. Что ты подумал обо мне? Решил, что я ненормальный? А какое мне, собственно, дело до тебя? Никакого. Мне есть дело до себя: я не хочу чувствовать себя как трус, не хочу потом вспоминать о том, что сбежал от человека, который на меня всего-то посмотрел более долгим взглядом, чем я обычно удостаивался от людей. Именно поэтому я храбро (мне очень хотелось, чтобы на самом деле было так) зашагал обратно. Дверь я открывал опустив глаза. Мысленно обозвав свое поведение идиотским, заставил себя посмотреть на тебя и тут же взглядом буквально врезался в твои черные зрачки. Вспыхнул так, что даже уши заболели, мотнул головой, отворачиваясь. В какую дурацкую игру я играю? Ты наблюдаешь за этими тело(душе-?)движениями и смеешься про себя. Забавляешься, глядя на то, как я мучаюсь. Издеваешься. Дурак. Стало ужасно обидно, и я почти заплакал. Почти. У меня уже неплохо получалось сдерживать этот порыв. К сожалению, только этот. Мое сознание словно разделилось на две части: одна будто нашептывала мне сбежать, спрятаться от чужих глаз, от насмешек, другая же отчаянно жаждала внимания, желала, чтобы хоть кто-то, ну хоть кто-нибудь вспомнил, увидел, что я есть, я существую на этом свете. Это было невыносимо. Сердце оглушительно билось. И, наверно, было еще что-то в тебе, незнакомом человеке. Чувствуя себя бабочкой, летящей к костру, я приблизился и сел на скамейку рядом с тобой. Отчетливо осознавая, как глупо выгляжу, я весь сжался, сцепил пальцы в замок, положа руки на колени, уткнувшись взглядом в пол. В молчании прошло, наверно, около десяти минут. А может, пара секунд. Что-то начало происходить, по крайней мере я отчетливо помню, как у меня возникло ощущение, будто между нами, словно из дыма, сплетается кружево. И чувства были как от связи, а не как от пут, как от нити, а не как от цепи. Не кандалы. Кокон. Вокруг нас. А затем меня накрыло тишиной, будто одеяло набросили. В то же время казалось, что все вокруг стало стеклянным, хрупким настолько, что даже страшно становилось от мысли о прикосновении – рухнет, сломается, искрошится, развеется прозрачной пылью. И только мы были настоящими, живыми. По спине пробежали мурашки, а потом пришло тепло. Стало уютно. И, как ни странно, это было почти силой.
Я медленно повернул голову. Профиль. Мужской, какой же еще. Не изящный, но какой-то... утонченный? Нет. Как будто кто-то рисовал. Тонким пером. Черной тушью. Очертания – мастерскими изгибами, поворотами, дугами... Просто лицо. Казалось бы, просто лицо. Собранные в аккуратный хвост роскошные волосы. Дико. Для мужчины. Стереотипы. К черту, подумал я тогда. Это просто красиво. И тебе идет. Прямая осанка. Спортсмен? Гордец? Стереотипы. Волна спокойствия и умиротворения. Ты в этом мире – дома. Ты здесь – свободен. Ты – знаешь, что делать и как. Незнакомый, неизведанный, но не чужой. Я помню, как пронеслась в голове нелепая мысль о том, что было бы здорово видеть тебя хотя бы иногда. Как если бы ты был моим братом, или учителем в школе, или соседом... На крайний случай – знакомым подруги моей матери. Что угодно, только чтобы хоть иногда, хоть раз в год, сталкиваться с тобой в магазине, в какой-нибудь очереди. Или лишь мельком увидеть тебя, выходя на улицу с покупками. Маленькое счастье. Странное, глупое, неуместное... мое собственное счастье.                
Слышишь, как шелестят листья? Разлетаются хрупкими бабочками из-под ступней.
Помнишь, как падает снег? Мягко поскрипывая под ногами.
Видишь, как капает дождь? Рассыпающиеся на сотни микробрызг капли.
...Я люблю тебя...
А потом все же было чудо. Ты посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
- Привет.
Ощущение было такое, словно со мной только что заговорила картина. Или статуя моргнула. Или мир перевернулся, и я сошел с ума... Детство... Страх, недоверие и... Больно кольнуло где-то в груди. Не в сердце, а как будто совсем не в теле, но и в то же время в нем, ведь иначе как бы я почувствовал. Верно? Ведь верно же?
Возле твоих губ – почти незаметные морщинки. Мимические. Теперь-то я знаю, как это называется. Они тонкие-тонкие, словно прожилки осенних листьев, как грани снежинок. Я протягиваю руку и провожу по ним пальцем. Сверху вниз. Я сошел с ума. Я теперь точно это знаю. Но меня не увезут в больницу, не вылечат врачи. Я в другом мире. Он у меня свой. Пер-со-на-ль-ный. Я впущу тебя туда. Но только тебя. Или, может, ты уже давно там? Я глажу едва видимый изгиб, думая о перроне. Я уже умер. Мое тело сгнило в земле, но я живу. И поэтому мне все равно. Пальцы перебираются на губы. Они мягкие. Наверно. Сухие и горячие. Ты подставляешь их под тяжелые капли, когда идет дождь? Ты задираешь голову ему навстречу? Скажи. Только не сейчас. Сейчас я буду гладить твои губы, а ты будешь молчать.
- У меня что-то не то с лицом? – смешок.
Вздрагиваю. Я уже, кажется, целую вечность пялюсь на твой рот. У меня лицо дебила. Ты смеешься, потому что это и правда смешно. Краска заливает лицо. У меня такое чувство, что еще секунда – и она польется на пол. Все тело колет и жжет. Может быть, именно так жалят медузы? Я не знаю, я ничего не знаю, я ничего не хочу знать... Ты так смотришь на меня. Неотрывно. И этот смешок... ухмылка... улыбка... не сходит с лица. Чего ты хочешь? Чтобы я ответил на этот вопрос?
- Нет.
- Оно тебе нравится?
- Что? – выдох. В ужасе пытаюсь вздохнуть. Что ты... что... нет...
- Ну если с моим лицом все в порядке, то, наверно, ты так пристально на него смотришь, потому что оно тебе нравится. По-моему, вполне логично, - замолкаешь и пытливо вглядываешься в мои глаза. Мы сидим на чертовой станции юннатов и обсуждаем твое лицо. Куда я попал? Я сплю, и мне снится бред. Настоящий бред... я хочу проснуться... нет... или хочу...
- Эй!
Вздрагиваю. Ладони вспотели и дрожат. Сжимаю их и комкаю край куртки.
- Да.
Фыркаешь. Ты. Фыркаешь. Почему-то мне это кажется странным. Хотя... что тут скажешь? Остается только фыркать. По крайней мере ты хоть не хмыкаешь высокомерно и не отодвигаешься подальше от такого ненормального ребенка, как я. Интересно, почему?
- Ты другие слова знаешь? Или играешь в робота?
- Почему?
Какие еще роботы?
- Ну вот, опять, - снова короткая улыбка. Видимо, это твоя особенность. Ты особенный, потому что у тебя есть особенность. Короткая, молниеносная, резкая улыбка. Словно уверенный чирк ручкой по бумаге. – Я всегда думал, что только роботы выражаются такими короткими фразами. Заложенная программа не позволяет большего. – Смотришь на меня. Потом словно на миг задумываешься. Будто проваливаешься куда-то. И выныриваешь. Ты прыгаешь в себя и за один микромиг поднимаешься, возвращаешься к реальности. У тебя тоже есть свой мир? – Ладно, имя-то у тебя есть?
- Леша, - мой голос совсем не такой, как должен быть. Похоже на звук, когда в кружку осторожно, почти бесшумно наливают молоко. Но оно тут же оказывается на плите и шипит, но не зло, а так, словно превращается в волну и накатывает на берег. Мне безумно стыдно, но я уже сам не знаю, почему.
Ты молчишь. Кажется, долго, а на самом деле едва ли пару секунд. Потом улыбаешься, но обычно, как все, вот только... Это из-за морщинок или ты делаешь это по-особенному тоже? Ведь обычная же улыбка... обыкновенная... или нет?
- Илья.
Илья. Повторяю про себя твое имя. Язык легонько и быстро прикасается к нёбу, словно желая погладить. Мимолетно. Твое имя похоже на карамель. Едва сладковатую карамель.  
Я дрожу. Мне кажется, что я голый, что с меня сняли всю одежду и вот-вот выставят перед толпой, как лот на аукционе. Я не знаю, что такое лот, я не знаю, что такое аукцион, я просто чувствую себя так... так... Ты встаешь и направляешься к двери. Поднимаю голову и впиваюсь в тебя глазами. Я чуть было не спросил: «Ты куда?». Дурак. Сошел с ума. Со мной заговорил человек. Руки дрожат уже невыносимо, как у больного или пьяницы. Хотя разницы нет. Мне кажется, что я ничего не чувствую, кроме этой жуткой, истерической дрожи, я не понимаю, откуда она взялась, и только когда ты оборачиваешься и улыбаешься, я осознаю, насколько напряжен и сколько сил трачу на это напряжение. Выходишь. И после тебя остается...
Разноцветная банка. Леденцы. Тоже разноцветные: красные, зеленые, оранжевые, желтые, фиолетовые, розовые... Их становится все меньше и меньше, и наконец на дне жестяного хранилища остается только один. Маленькая круглая конфетка. Она последняя. И вокруг нее только серые холодные стенки. Кто-нибудь знает, что она чувствует? Что она видит там, в своем опустевшем мирке? Почему ее оставили одну? Почему?
Не хочу вставать. Не хочу шевелиться. В голове пустота. В кого я такой... Тело становится тяжелым и тянется к полу, очень хочется куда-нибудь лечь. И лежать вечно. Как пепел. Как пыль. Уставшее сознание даже отказалось воспринимать скрип открывающейся двери, замечать тень, упавшую на меня. А потом в руку ткнулось что-то теплое и меховое. В первый миг страх снова пришел, чувствуя себя хозяином, но через секунду был загнан вглубь своего черного обиталища, в самую-самую глубь...
- Нравится? – твое лицо напротив моего, а между нами белое пушистое создание. Ты буквально впихиваешь его в мои безвольные руки. Маленький ушастый кролик тыкается в мой живот, двигая розовато-бежевым носиком. Ты тоже боишься? В памяти ни с того ни с сего всплывает добрый мультфильм и фраза: «Давай бояться вместе», - я невольно улыбаюсь, накрываю пальцами мягкую шерстку, легонько провожу по ней, а ты смотришь прямо на