Мой любимый самоубийца

стружкой, словно пирожные. Коробки домов, пушистые от снега. Они будто просят погладить их, как котят. Пальцы оставляют неровные борозды на перилах. Мокро.
После белой улицы подъезд кажется наполненным до краев темнотой. И каждая дверь любопытно смотрит единственным глазом. Железные плоские циклопы. Закрыли, заслонили чужие жизни. Мне плевать на них.
Замираю перед твоей дверью. Стеклянный глаз слеп. Бессмысленно таращится над моей головой в пустое подъездное пространство. За спиной этого черного циклопа – ни звука. Прижимаю руки к холодному металлу. Мое сердце так сильно бьется, что кажется – за двоих. Я пытаюсь услышать хоть шорох, хоть едва слышное движение. Я хочу знать о тебе чуть-чуть больше, чем ты мне позволишь. Дай мне хоть один глоток твоей жизни. Я хочу кусочек твоего мира.
Слепо шарю в поисках звонка. Не нажимаю. Просто глажу округлю кнопку. Мне нечем дышать, тяжело, я задыхаюсь. Я не могу уйти. Не могу.
Резкая трель вспарывает дремлющее спокойствие. Рассекает застигнутую врасплох тишину, будто убийца ножом. Она дергается в предсмертных конвульсиях, ее еще теплое тело топчут звуки. Мягкие шорохи, шаги, щелчок замка.
У тебя очень теплые руки. И едва изогнутые благодаря улыбке тонкие морщинки у глаз. Ты будто улыбаешься мне всем своим существом. Я чувствую тебя. Мне безумно, до одури страшно, но я не позволю этому страху победить. Только сегодня. У меня есть этот шанс. Мы совершенно одни. И я наконец могу войти в твой мир. Пусть мчатся пустые поезда, пусть воет ветер над блеклым ровным полем, я буду там, где ты и солнце лижет кожу.
Я слышу, как пронзительно и протяжно скрипят колеса останавливающихся вагонов. Мне не надо оборачиваться, чтобы увидеть изогнутые змеи ненужных рельсов.    
Я будто прохожу сквозь зеркала. Они натягиваются пленкой, приклеиваются к телу, не дают дышать, а потом рвутся с сухим треском сбрасываемой кожи. Лопаются мыльными пузырями, разбрызгивая белесые пенные капли. А я продолжаю идти.  

Я помню, мне чудилось, будто я менялся. Словно каждую следующую секунду я был уже не самим собой, не мной. И эти многие я отслаивались от меня, как кора от дерева. Облетали, словно листы календаря. И я никак не мог понять, какой же я на самом деле. Реален ли вообще. Есть ли я в этом мире? Может быть, я давно исчез? Кто провожает равнодушные поезда внутри безлюдного мира? Кто проходит через зеркала? Кто, кто я?        

Я хотел сделать для тебя всё. Что бы ты ни попросил. Смотри, я бросил свой мир, разбил зеркала, потерял всё, слышишь, всё… Кто я? Помоги мне понять.
Ты сам сказал мне, чего хочешь. Моё лицо горело так, что было почти больно. Руки дрожали, и я никак не мог поднять на тебя глаза. Потому что те вещи, что ты говорил… Они были настолько откровенны, настолько невероятны для меня…
Меня трясло. Я не думал, что такое бывает. По правде сказать, я вообще мало что понимал тогда. Не знал, что делать. Не знал, куда девать руки. Не знал, как успокоиться… Это было страшно. Но…

Слишком быстро для того, чтобы понять. Слишком понятно для того, чтобы остановиться.
Я слышал, как текла тишина вокруг нас. Я кожей ощущал ее ровный упрямый гул. Она неслась так бурно, будто лавина. Меня кружило в ней, а может, просто потому, что ты был рядом, я так терялся в круговоротах ощущений. Меня то обжигало каким-то безумным, неистовым счастьем, то окунало, словно в студеную воду, в ужас. Я взлетал над морем и разбивался о скалы. Мое тело теряло вес и тут же становилось неподъемным, как утес. Я столько всего чувствовал тогда. Я жил. Теперь я понимаю, что просто жил.      

Я ужасно боялся поранить тебя зубами, причинить тебе боль. Мне казалось, что я не просто неумеха, а самый глупый и неуклюжий человек на свете. Чем больше я старался, тем хуже получалось. Язык онемел, шея затекла, дышать было тяжело. И я поступил глупее некуда: выпустил твой член изо рта и заплакал. Без всхлипов. Совершенно беззвучно. Просто слезы текли из глаз, спускаясь по щекам, падали на простыни. Я потерялся. Я больше не мог этого вынести. Мне хотелось, чтобы все остановилось. И я плакал еще и оттого, что понимал - этого не будет.
Ты молчал и не двигался. Мне даже на миг показалось, что время все-таки застыло. Янтарем вокруг нас. А мы, как бабочки, парализованные внутри этого плена, не могли даже осознать, что происходит. Я не успел понять, было ли это на самом деле или только причудилось.  
Что-то дрогнуло и сдвинулось, когда я ощутил вкус твоих губ. Я до сих пор его помню. И какой горячей была твоя кожа…
Ты ласкал меня губами. И неотрывно смотрел прямо в глаза. Твои зрачки были огромными, темными… Они казались мне распахнутыми дверями в чертоги тьмы. Постепенно я чувствовал, как она становится ближе, как меркнут звуки и блекнут ощущения, как исчезает реальность. Эта темнота окутывала меня, обнимала, словно ласковая мать. Я хотел увидеть, что же там, в ней. Скрыто, спрятано, почти похоронено. Я хотел ее, эту тьму.      
И внезапно мир стал целым.

Твои руки. Горячие выдохи на моей коже. Тяжесть твоего тела. Страх и желание. По щекам текут слезы, и я уже не знаю, от чего. Задыхаясь, хватаю ртом воздух, цепляюсь за тебя, пальцами – в твои плечи, в шею, мазком ладони по щеке... А потом... потом я закрываю глаза, выгибая дрожащее тело...
Белые... белые чайки... в синем-синем небе... Их крики отдаются эхом и сливаются, вплавляются в шум волн, в грохот воды, ударяющейся о камни, нагретые жарким, нечетким шаром солнца. Время распадается на мгновения. Они ломаются, неслышно. Как тонкие сахарные нити от карамельных петушков. На губах, во рту – сладкий привкус. Хочется потрогать его, смазать пальцами. Вокруг – соломенное лето. Жарко. Каждый шаг – это горсть мелких кубиков песчинок. Она падают, стекают с ладони и подскакивают, разлетаясь в стороны, словно брызги. Золотистые брызги сухого моря. По которому ты водишь руками.
...Я люблю тебя...  

Я был просто ребенком. Глупо – если бы мне было больше лет, можно было бы смело назвать меня дураком, а так... Какое-никакое, а все-таки оправдание. Дешевка... Как бы то ни было, я был достаточно взрослым, чтобы понимать некоторые вещи. Пусть я не понимал тебя до конца, да что там, я не понимал даже себя, до сих пор не понимаю, но это острое, давяще-больное ощущение, что жизнь проносится мимо... Молчаливая дева с пустыми глазами – она поднимала на руки людей и уносила, забирала их с собой. А мы оставались, наедине, улыбаясь и радуясь непонятно чему. Может быть, ты знал? Хотя даже если знал, наверно, это и было самым сладким – последние мгновения. Было ли тебе больно от того, что я не понимаю? О чем ты думал, когда я спал? Ночью, днем... Пока я бесконечно, беззаботно спал, наплевав на все, погрузившись в сон о тебе?! Я сотни раз думал, что скажу тебе, если, нет, когда встречу. Это будут три простых слова: «Как ты мог?».        

Когда я открыл глаза, меня окружал мягкий сумрак кафельных стен и теплая ласковая вода. Твои руки, обнимающие мои плечи, чуть заметно двигались, поглаживая влажную кожу и тревожа водную поверхность. Высокие толстые свечи безучастно выполняли привычную работу – прогоняли тьму. Кажется, они пытались делать вид, что их здесь нет.
Ты медленно, прикрыв глаза – я не видел, но чувствовал - водил губами по моей шее. Шептал что-то. Беззвучно. Как будто самому себе. Или кому-то невидимому. Как молитву. Или клятву. Хотя скорее заклинание, ты ведь не просишь и не отдаешь. Не умеешь? Не хочешь? Сухие губы замирают где-то за ухом. Пальцы сжимают мое плечо.
- Поговори со мной, - просишь ты. Жалобно, как ребенок. Словно вот-вот заплачешь.
Я согласен говорить с тобой вечно, хоть молча, только… Только нужно сделать кое-что. Одно условие. Я поворачиваюсь в твоих руках и кладу голову тебе на плечо. Теперь ты гладишь пальцами мою спину. Я буду говорить, а ты – рисовать мне крылья. Они нужны мне, иначе я не успею. Ты двигаешься слишком быстро. И от этого мне снова становится больно. Рваная тень тянется от стены к моей руке.
- Когда я был маленьким, - ты прикрыл глаза и улыбнулся, - то думал, что тень – это злой человек, который прикреплен к доброму для равновесия. Но тогда получалось, что у злых людей добрые тени, и чем злее человек, тем проще его тени быть доброй.
- А у тебя какая тень? – тихий всплеск воды.
- Я не знаю. Я боюсь смотреть на свою тень. Мне кажется, что она сжирает меня, словно засасывает в себя, и я становлюсь тенью. Это не я. Это что-то плоское и черное, но оно живое. – И почти беззвучно, вшептывая в саму кожу: - Я не смотрю на нее, потому что я слишком слаб, чтобы победить.
Воск на телах свечей – как запекшаяся кровь на ранах. Язычки пламени нервно вздрагивают, будто ноздри чуткой лошади. Огонь безошибочно улавливает, как тянет сквозняком из щели в двери, из трещины в детской душе. Как ломаются и корчатся, как скачут и танцуют то ли от боли, то ли от счастья отсветы на стенах. Одинокие тени, свободные и жалкие. Никому не принадлежать – это больно. Это чертовски больно… Вода бьется о бортик ванны, словно пытаясь, как рыба, выброситься на берег, когда два человека тревожат ее хрупкий покой. Самозабвенно танцуют пальцы в объятиях друг друга. И почти слышно, как испаряется влага с кожи. Холодно.        
Я прижимаюсь к тебе так сильно, что становится тяжело дышать. Я хочу быть ближе, я хочу…  
Капли падают в фарфоровую белую чашу. Они отсчитывают секунды. Их осталось совсем мало до конца. Откуда, откуда они знают? Ты резко поворачиваешь кран, и они летят в зияющую ямой черноту. Убийца.
Тишина рыщет по углам, как голодная тигрица. Затаивается, готовясь броситься на жертву. Мы не можем стать ее добычей. Я не хочу. Мне очень надо сказать! Глаза жжет, будто они вот-вот закипят, как сода, облитая уксусом, запенятся и вытекут из глазниц. Губы словно смерзлись. А тишина здесь, позади, обратилась мстительным призраком, неупокоенной душой и тянет руки к моей шее. Стискивает ледяными пальцами горло. Пожалуйста, скажи, скажи, что я нужен тебе! Прогони её! Не толкай меня в бездну, как капли.  

На следующий день я наблюдал, как истощенное зимой солнце слабо тлело на небе, осветляя город. Оно едва просвечивало через сероватую дымку, напоминая желтое пятно на холсте.
Устало и нервно дергалась стрелка на часах. Конвульсивно, будто каждая секунда была последней. Словно это последнее движение в ее жизни. Тик-тик. Как капли. Как те прозрачные неудержимые капли. Я так хотел подставить руки, чтобы они падали мне на ладони… Я слушаю время. Мне кажется, что каждый раз оно звучит иначе. Есть ли время в твоем мире? Мои поезда ходят по расписанию. Но я не знаю его. Глупо, правда?
Я задыхаюсь здесь. Меня душат эти блекнущие, застывающие вещи. Пусть они спят. Пусть наконец остановятся. Они тянут меня за собой, пока еще живут. Я не засну! Я не хочу быть один. Мне надо, чтобы кто-то был в моем мире. Я понял это. Пожалуйста. Пожалуйста.

Палец давит на круглую черную кнопку. Пожалуйста.    
Когда предчувствие самого страшного, что есть для меня на этом свете, - одиночества – начинает пробиваться сквозь пелену постоянной тревоги, дверь наконец открывается. Ты стоишь на пороге, руки опущены вдоль тела. Замер. Застыл. Мне кажется, что только твои глаза все еще живы. Я пытаюсь прочесть в них твои эмоции, но... Я так мало знаю об этом. Вижу только