менеджер.
– Итак, – сказал принц, – ты предлагаешь мне, как сказал Лукиан, «горячей усердствовать ре-чью, златом суму набивая, как тот ростовщик нечестивый».
– В противовес любой цитате берусь найти сотню других, тоже исходящих от уважаемых клас-сиков, – воспротивился оруженосец. – Что касается меня, то я искренне убеждён, что не следует счи-тать благородную бедность отрадным явлением и слишком преувеличивать сокровища души неиму-щих людей.
– Что ж, – со вздохом сказал Тарталья, – раз уж нет иной возможности прокормиться, придётся мне стать лектором, поучающим недостаточно просвещённую публику. Вот только в данную минуту я не представляю, кому и о чём буду читать лекции.
– Здесь нет проблемы, – поспешил рассеять его сомнения Труффальдино. – Отсутствие знаний заменим интуицией. Все крокодилы Африки не отличат одного пингвина от другого. А проницатель-ность ваших слушателей, уж доверьтесь мне, будет намного ниже. В того невольно верят все, кто больше всех самонадеян. Так сказал классик устами Мефистофеля. Будете читать всем обо всём. Мо-жете рассказывать даже про лечение глаукомы у аквариумных рыбок. Ведь слушателям, в сущности, нет разницы. После того, как человек удовлетворил свои простейшие физические потребности, он сразу же начинает испытывать духовный голод. Это выражается в том, что он сам не знает, чего хо-чет, и будет бесконечно признателен тому, кто разъяснит ему, чего следует желать и к чему нужно стремиться всей душой. Люди прекрасно сознают, что всё, что действительно нужно их уму, можно без большого труда найти в хороших книгах, но им более по душе та духовная пища, которую пред-варительно тщательно разжевали, частично переварили и вложили прямо в уши профессионально подготовленные для такого незаменимого дела лекторы, распространяющие свет знаний за сравни-тельно умеренную плату.
– Всё это так, – согласился образованный принц, – но я не уверен, что лекторская деятельность приличествует моему высокому сану.
– А вот это вас не должно беспокоить: ведь самые выдающиеся фигуры в истории человечества были по существу лекторами и ничем другим. Обратите, ваша светлость, своё внимание на новоза-ветных апостолов. Кем они были по-вашему, разве не странствующими лекторами? Разве их пропо-веди не были отлично подготовленными лекциями в полном смысле последнего слова?
– Не могу с тобой не согласиться, – улыбнулся Тарталья.
– Но это ещё не всё, – продолжал распалившийся Труффальдино. – Разве большая часть Ветхого Завета не написана в форме тезисов, подлежащих красочному развитию в ходе соответствующих публичных выступлений, я хотел сказать – лекций? Разве знаменитые речи Цицерона в римском се-нате не являлись подлинными лекциями?
– Остановись, друг мой, – вскричал принц. – Ты полностью убедил меня. Остаётся только ре-шить, с какими идеями я выйду на подиум.
– И тут нет проблемы. Можно произвести глубокое впечатление новыми, серьёзными мыслями, а можно новыми заплатами на старом платье. Так что темой лекций может быть что угодно. Лишь бы название было завлекательным. А вот содержание выступлений должно быть, простите за каламбур, содержательным. Можете, например, выступить с критикой современной цивилизации. Все великие умы тем и отличались от умов посредственных, что не просто глухо бурчали, а громко и нещадно критиковали существующие порядки, попутно предлагая свои пути к общечеловеческому счастью. Вот и я тоже в данный момент совершенно недоволен нынешней социально-экономической систе-мой, не обеспечивающей полного удовлетворения естественных прав человека, в первую очередь на пищу. Дорогой мой господин, я действительно жутко проголодался, но общество не спешит мне на-встречу с подношениями в форме хорошо поджаренной котлетки или свежеиспеченного яблочного пирога, распространяющего искусительный аромат. Такой пирог особенно хорош, когда запиваешь его в тёплый день холодным молоком.
– Решено, Труффальдино. Я не могу равнодушно смотреть на твои непереносимые страдания, виной которым современное общество. Поэтому я незамедлительно начну бичевать его со всех мыс-лимых лекторских трибун. О, я вскрою все пороки нашего времени, явные и тайные! Ни один грех современной цивилизации не укроется от меня, как неразумный мышонок не спрячется в чистом поле от степного орла, зорким взором высматривающего свою поживу.
– Я бесконечно ценю, мой дорогой принц, ваше доброе отношение ко мне, но умоляю вас: не переусердствуйте. Ваши слушатели с величайшим одобрением примут любые филиппики в чей угод-но адрес, кроме собственного. Поэтому берегитесь наступить им на их собственный мозоль. Никаких личных нападок! Ваша аудитория должна пребывать в младенческой уверенности, что достойная осуждения цивилизация это одно, а они – совсем другое. Не дай бог им догадаться, что они-то и есть цивилизация или существенная часть её. Наоборот, противопоставляйте её им, льстите им, не опаса-ясь преувеличения. В лести, как и в любви, не существует верхнего предела. Чем выше вы заберётесь, тем охотнее вам будут внимать. Кстати, сойдёте за очень умного, если мимоходом оброните пару ла-тинских цитат. О вас пойдёт слава как о величайшем ораторе, осчастливившем нашу планету после Демосфена и Эсхина. Чем больше вы понравитесь толпе, тем громче зазвенит в карманах ваших шта-нов золото, безвозвратно заимствованное у самих же благодарных слушателей. А чтобы побыстрее и посильнее понравиться, эпатируйте их, и ещё раз – эпатируйте. Не забывайте при этом напоминать, что всё неприятное их чувствам – это и есть современная цивилизация, которую обязательно следует улучшить.
– А что такое цивилизация, между нами, разумеется? – спросил принц.
– О, современная цивилизация, – уверенно сказал Труффальдино, – это причудливая смесь тех-нических достижений, макроэкономики, моющих средств, эстрадного песнопения, невразумительной политики и непрерывного изменения курса валют. Всё, что противно светлому уму, – это и есть ци-вилизация.
– Мне кажется, что я всё понял, – сказал Тарталья, – и в дальнейшем постараюсь действовать без ошибок.
– И ещё одно. Ни в коем случае не связывайте себя ни с одной из политических партий. Как бы они себя не именовали, все они на деле одинаковы, как яйца из-под одной курицы. Ах, в данный мо-мент я бы не отказался от яичницы. Мне кажется, я вижу её перед собой. Так вот, при всей своей не-различимости эти партии только тем и занимаются, что нещадно ругают друг друга последними сло-вами. Им почему-то кажется, что таким образом они сильно выигрывают во мнении широких непар-тийных масс. Всё это невероятная глупость. Долой партийность! Ваше имя должно отличаться бе-лизной Южного полюса. И тогда вам не стыдно будет глядеть в глаза людям. Пусть даже кусок ваше-го хлеба будет сухим, для вас в этом случае он всегда будет сладок.
Не успел Труффальдино закончить последнее поучение, в высшей степени полезное, если су-меть им воспользоваться, как среди тихого ясного дня пронёсся резкий порыв ветра и перед юноша-ми во всём своём величии предстал Дух Сомнения, или, что то же самое, Устроитель Чудес. Его пра-вый глаз синего цвета и левый глаз зелёного цвета пылали возмущением.
– Вам надлежит в этом мире сеять добро и справедливость, – сурово возвестил он, – а вы более всего озабочены ощущениями своего желудка. Стыдитесь!
– Не хотим с вами спорить. Небо всегда выше земли, и вполне вероятно, что вы там у себя в эм-пиреях прекрасно обходитесь без пищи насущной, – дерзко ответил Труффальдино, – но здесь, в этом приземлённом и грешном мире, у приличных людей принято каждый божий день и завтракать, и обедать, и ужинать. И я решительно не понимаю, что здесь постыдного.
Тарталья подтвердил, что и ему с некоторых пор, точнее, уже несколько часов, тоже знакомы не приносящие удовольствия муки неутолённой жажды пищи.
– Бедность делает человека ничтожным и в своих и в чужих глазах, – добавил он.
– Хм, – сказал Устроитель Чудес, – мы как-то об этом не подумали.
Продолжая хмыкать, он вскоре исчез, но через короткое время явился вновь. На этот раз без не-укротимых вихрей, да и выглядел он намного дружелюбней.
– Возьмите это, – сказал он и протянул Неразменный Рубль.
– Здорово, – сказали слушатели, – Неразменный Рубль – это действительно здорово. Вот бы и нам такое.
У зверей нет денег. Вот откуда зверство. Такой точки зрения придерживаются учёные.
ПЯТНАДЦАТАЯ СКАЗКА ПОСТОРОННЕГО
– Что это такое? – спросил Тарталья.
– Это – золотой Неразменный Рубль, – не без аффектации ответил посол небес. – Владея им, вы навсегда забудете все беды и несчастья, связанные с неприятным чувством голода. Этот чудесный рубль, сколько бы раз вы не платили и сколько бы не получали с него сдачи, всякий раз будет воз-вращаться к вам.
– Великолепно! – вскричал Труффальдино.– Об этом можно только мечтать!
Жизнерадостный оруженосец сразу почувствовал себя горячим сторонником прикладной неис-черпаемой нумизматики и иной благодетельной пользы. Свой энтузиазм он объяснил с помощью простейшего сравнения:
– Когда денег мало, человек раскисает, как мокрый кусок хлеба.
– А когда их много, человек становится жёстким, как шкура крокодила, – подумал Устроитель Чудес, но делиться своими наблюдениями посчитал излишним.
– Если у человека, кроме достоинств имеются ещё и деньги, то он – само совершенство, – про-должал излагать свои несложные соображения увлечённый Труффальдино.
– Человек – властелин природы и одновременно раб ничтожнейших желаний, – думал Устрои-тель, слушая эту чушь.
А Тарталья неожиданно встал в позу и сказал Устроителю так (и голос его дрожал от искренне-го возмущения):
– Как вы смеете предлагать мне, высокородному принцу, ничтожное подаяние, да ещё в такой небрежной манере, с которой его швыряют несчастному нищему или оборванному бродяге?
Благородные души ничего не хотят даром.
Так сказал Посторонний.
Благородные души думают, что можно прожить без денег.
Так сказал Посторонний.
Благородные души хотели бы иметь возможность прожить без денег.
Так сказал Посторонний.
Благородные души часто ошибаются.
Так ответили Постороннему.
Устроитель Чудес сразу же уразумел свой промах, отчаянно смутился и, поспешно спрятав Не-разменный Рубль в карман, робко пробормотал, что, возможно, он оплошал и проявил не слишком большую деликатность, но ему очень уж захотелось подкормить принца прежде, чем тот заметно отощает.
– Вы всё правильно сделали, – благожелательно сказал Труффальдино послу небес. – Beatus est dare quam accipere (блаженнее дающий, чем принимающий). И я не могу понять, почему мой добрый господин не изъявляет уместной здесь благодарности, а наоборот, пыхтит, как чайник, и упирается, как мул. В конце концов, кто хочет летать по небу, не должен бояться головокружения.
– Я готов, – объявил закусивший удила принц, – стать из-за недостатка питания бледным и тон-ким, как юная балерина, невесомым, как волос с головы рубенсовской девушки, но никогда не приму милостыню.
– Молю небеса избавить меня от предлагаемого здесь вами противоестественного зрелища, – воспротивился верный слуга.
– Есть ещё один способ, – нерешительно
