Что чувствует оборотень ( последний сеанс Психотерапии )

лёгких. Я лежал на боку. Потом осторожно открыл глаза, посмотрел на своё тело… На тот момент я плохо мог определить, как в точности я выгляжу, но я думаю, что это было похоже больше на волка или собаку, достаточно крупного размера, и в тоже время достаточно поджарого телосложения. Какие-то отличия ото всего, что знают зоологи, всё же было. Видимо, морда была немногим короче, пальцы на лапах выполняли хватательную функцию – они были загнуты, как у кошки, в обратную сторону, нежели у человека. Я помнил, как это происходило – пришлось вдавливать их в землю, пока старые сухожилия не порвутся, и пальцы не выгнуться при помощи новых мышц. И ещё – шерсть покрывала тело ещё не полностью, но у меня есть все предположения думать, что это только лишь дело времени. Но самое главное, что меня несомненно удивило, хотя и было ожидаемо – я не лишился рассудка! Это доказывает, что нет у меня никакой диссоциации, и превращение всего-навсего одна из потребностей моей физиологии. Это был я, правда, некоторые запреты очень гармонично спали с моей личности – кому они нужны, когда ничего не держит, и какому человеку придёт в голову упрекать существо, которым я стал, в неисполнении каких-либо человеческих обязательств? Я поднялся, и некоторое время мне было ещё тяжело стоять на четырёх лапах, хотя боль из конечностей прошла некоторое время назад. Просто это было непривычно, это было ошеломительно, и моему внутреннему человеку нужно было дать время, чтобы он пообвык в новом теле. Потом резко я выпрыгнул из своего убежища, сделал пару скачков… Я хорошо держал равновесие, и оказалось, что мне вовсе не надо было привыкать к такому образу жизни – дальше я будто полетел: легко, быстро, практически бесшумно. Меня окружали запахи свежего вечера, наполнившего лесопарк, шумы безличной природы, огромного, будто бы родного пространства… Я чувствовал себя там гораздо более спокойно, уютно, как дома, нежели в городе, в своей квартире… И ещё я практически лишился человеческих воспоминаний, хотя мышление осталось достаточно… практичным, что ли. Моим мышлением. Видимо, некоторые изменения произошли и в личности, но главное, её ядро, осталось. Это был как отдых, какое это чувство! Когда тебе не нужным становится очень многое, основной процесс заменяется образами, а благодаря им ты сливаешься с окружающим миром… Человек – он сирота, всё-таки. А когда я был животным, это будто возвращение в отчий дом, и при этом вовсе не нужно жертвовать чем-то действительно важным. Так вот, тогда… Эх, это просто бесполезно объяснять, хотя кажется, что это так значительно…
  -Вы попробуйте.
  -Я не уверен, что Вы поймёте. Для этого нужно хотя бы иметь представление о том, как можно по-другому воспринимать этот мир…
  -И всё же?
  -Это как… Как не осознавать мир, не принимать его как нечто неотъемлемое… Это как течь в его потоке, быть с ним одним целым, не выстраивать никаких границ между личностью и тем, что её окружает… Поступать так, как хочется, чувствуя, что тобой руководит его рука, и всё именно так, как должно быть. Это очень большой опыт. …Никакие медитации тут не помогут, это точно! Как человеку я не могу объяснить Вам так, чтобы Вы сошлись со мной во мнении, что это и есть… предназначение.
  -То есть это был некий личностный опыт саморазвития, так?
  -Как результат – да, но не как самоцель!
  -Хорошо, продолжайте…
  -Я не буду рассказывать Вам про мироощущение, потому что Вы не поймёте – или если поняли, то уже. Вам, наверное, как человеку, будет интересно больше то, что именно я делал, находясь в зверином обличие.
  -Конечно!
  -Ну, я… Я спустился к речке, тонкой такой мелкой речке, заросшей почти полностью, где дети иногда кормили уток… Я пил из неё, потому что мне нужно было что-то употребить в себя, что-то поесть, попить – это тоже был, видимо, важный процесс. Как причастие… В жизни бы не подумал, что мне придётся пить из такого грязного водоёма – но некоторые рамки были сняты, и я понял, что это действие ни в коей мере не повредит моему здоровью. Я прислушивался к звукам, водя ушами в разных направлениях, принюхивался… Мне было свободно и просторно. Кажется, в тот день я оббежал весь лесопарк, а он гектар триста, не меньше… Пару раз я встречал людей – вечерних бегунов, равнодушных к холодной измороси, случайных прохожих… У меня не возникало к ним никаких агрессивных чувств, обычно я просто менял траекторию бега, оставаясь незамеченным. Мне они были безразличны – за полгода я уже привык относится к ним как к бесполезным представителям другого биологического вида… Начинало темнеть, и мне делалось тревожно: я понимал, что пора возвращаться, но я не был уверен, что у меня получится обратно стать человеком – после недавней пытки это казалось ещё более рискованным. Мне нужно было побыть с этой мыслью. Я развернулся и побежал к источнику – он был в низине парка, за прудами, там была родниковая вода, и люди приходили с канистрами набирать её… И вот тогда… я совершил одну ошибку. Да. Я не думал, что кровожадность когда-нибудь сможет пробудиться во мне, особенно таким импульсивным характером. Я хотел спуститься к источнику, чтобы попить перед обратным превращением – на всякий случай. Но там оказалась… пенсионерка и её собака… какая-то смесь дворняги и пуделя? Я не знал, как это называется, но эта домашняя псина вдруг ощутила себя великим охотником – начала захлёбываться в лае, рычать на меня… я тихо рыкнул на неё, развернулся и готовился уже обойти источник с другой стороны, как услышал быстрый шелест листьев за спиной. Я обернулся – и собака вцепилась мне в шею. Я не думал, что она будет нападать, это было нелепо с её стороны… Знаете… Я расправился с ней в одну минуту, она успела только взвизгнуть… Но мне хотелось этого! Я был рад, что она предоставила мне такую возможность. Я рвал её на части, стягивал покрытую чёрной кудрявой шерстью кожу с горячих мышц, и я… я сожрал её – с таким упоением, я успевал только откусывать – всё остальное проскальзывало в горло, полное слюны… Вам… Вам, наверное, неприятно, что я сейчас говорю?.. Да, мне, как человеку, тоже не особо приятно… это слишком буквально, чтобы вы поняли, насколько на самом деле это замечательно. Но у меня есть оправдание – тогда я сам был животным! В этом не было ничего предосудительного.
  -Собакой… дело закончилось, судя по Вашим словам? Вы раскаялись?
  -Раскаяться?.. Нее-ет. Зачем раскаяться в том, что принесло удовольствие? Просто это было… недоразумением, досадным происшествием. В тот день это закончилось, и мне не хотелось никого убивать и съедать, хотя, честно признаться, голод утих лишь условно. Но тогда я решил, наконец, что и как мне делать – я знал, что направлю агрессию на обратное превращение, я сделаю это больно и быстро. Я бежал обратно, стараясь успеть до полной темноты. Добравшись до места я рухнул в уже разгребённую кучу листьев, я содрогнулся… Определённо, в моём организме был рычаг обратного действия, и я всеми изнеможёнными силами хотел этого… Видимо… обратное превращение ещё больнее, но оно… проходит бессознательно – каждый раз я проваливался в обморок, и находил себя, очнувшись, в крови, пахнущей рвотными массами, трясущегося, как от лихорадки… Тогда я застал только начальную стадию – она проявляется в бессилии, тошноте, головокружении… Я думал, что смогу руководить этим – но организм решал всё сам. Я скулил от страха и беспомощности, а потом провалился в забытье. Когда я очнулся, мне всё ещё было дурно – моё слабое человеческое тело вновь было со мной, но его ломило от слабости так, что хотелось плакать. Я нашёл засыпанную листьями одежду, оделся, пару раз падая обратно в листву, снова вставал… Я потерял в листве один носок. Отряхивался уже по пути из парка – уже в кромешной темноте. У меня слезились глаза, и зрение будто куда-то пропало. На автопилоте я дотащился до метро, потом до дома… Я нашёл на кухне всяких противопростудных средств, выпил в максимальной дозировке… Потом принял душ… я был весь измазан в земле, чуть в крови и даже немного в рвоте, которую я хоть и пытался стереть, но запах всё же оставался… по всему телу были разбросаны… что-то вроде ссадин, ушибов… Я стоял под душем очень долго, я был измотан, но мысли продолжали роится у меня в голове, доводя до истерики. Это было в первый раз, и было по-настоящему, абсолютно реально – это было страшно и непостижимо. С тех пор я понял, что это не просто заморочки с внутренним зверем… это… это как отслоение реальности… На следующий день ссадины исчезли, под кожу вросли последние остатки волос… через неделю рассосался шрам внизу поясницы, хотя копчиковые позвонки так и остались немного выпирающими… Но знаете, кое-что оставалось, и я заметил это ещё тогда, в душе. У меня поменялись очертания тела. Грудная клетка немного поднялась, рост увеличился на шесть сантиметров, хотя я не прибавлял ни дюйма после школы… Лицо – скулы стали шире, неуловимо черты поменялись. У меня с собой старая фотография… вот, вот она. Посмотрите.
  -Спасибо… Угу. Угу. Мне… сложно сказать что-то, у Вас здесь борода,… хотя, в прочем, пожалуй, здесь лицо выглядит более полным, нежели сейчас.
  -Да! Не смотрите на бороду – я стал бриться после того случая. Многое поменялось.
  -Но я не могу сказать, что очень сильно.
  -Да, совсем незаметно. Но это есть. Понимаете, что в моей жизни значило то, первое превращение? Сложно, сложно это переоценить. После этого ещё две недели я жил будто в состоянии глубочайшей депрессии, полной потере интереса к своей прежней жизни и неспособности найти ей замену… были времена, когда мне от бессилия и злости хотелось снова стать животным, чтобы перестать думать, перестать притворяться… Я рычал и царапал себе поясницу, кусал руки… Но тогда у меня не было сил – физических или физиологических, чтобы совершить задуманное. Мой внутренний зверь будто спал в то время, бросив меня одного. Через какое-то время я смирился… Я был повержен, лишён силы и свободы, унижен – мне оставалось лишь продолжать свой путь. Каждый день исполнять человеческий долг, жить по правилам, не кричать, не выть, не показывать окружающим своих проблем… ходить на работу и в магазин… быть примерным гражданином, добросовестным сослуживцем, усреднённой личностью. Я перестал смотреть людям в глаза. Это было самое важное – говоря с ними, я смотрел либо в пол, либо в сторону. Через какое-то время я привык к этому настолько, что мысли о подобной жертвенности перестали заботить меня – всё вошло в своё прежнее русло. Я перестал испытывать желание стать животным на два месяца – а это был огромный зимний срок, в течение которого я боялся подорвать иммунитет и заболеть.
  -И потом он вернулся?
  -Да… Он вернулся, и когда до меня это всё-таки дошло, я был рад. Всё началось с агрессии, такой чистой и искренней… оставшись наедине с собой я проанализировал это чувство, которое почему то никуда не уходило – это была лёгкая агрессия, желание двигаться, действовать, быть честным… С тех пор уже почти никогда эта связь не нарушалась, и я никогда больше не оставался в одиночестве.
  -Вы говорили, что… у Вас было не одно «превращение»? или мне показалось?
  -Нет, точно! Были ещё два