направился к решетке. Там сидели две старухи и курили, не обращая никакого внимания на меня. Я попросил позвать Наташу. Одна из старух невольно подняла голову и забубнила что-то по-сербски. Другая заговорила со мной хриплым прокуренным голосом, с трудом подбирая русские слова
- Наташа одна. Ей не надо ты. Балерина умерла ночью. Ты не надо здесь.
- Почему Миа уехала и ничего не сказала мне? Почему она не предупредила,- вспылил я.
- Миа навсегда с нами будет, она любила балерину. Она тоже хочет быть одна. Уходи прочь, ты не такой, как Миа. Оставь нас. Прочь.
Я не стал продолжать диалог и ушел. Не зная, что мне делать и куда идти, я не взирая на критику, тоже захотел побыть один.
Я остался один. Рядом не было никого. Умерла балерина, никто кругом даже не заметил ее смерти. Уехала Миа и ее Натали не вышла ко мне, чтобы поговорить. Ведь она была не чужой мне. И знала это. Я решил провести остаток вечера в беседке с блокнотом в руках. Мне было грустно и одиноко. Где-то глубоко на уровне подсознания я понимал, что это закончится, что наши отношения с Мией и пребывания в нижнем мире закончатся рано или поздно. Но это случилось слишком рано и я не успел себя к этому подготовить. Я любил Мию и люблю до сих пор. У меня осталось достаточно воспоминаний, для того, чтобы составить очередной альбом и назвать его моим, теперь уже любимым ее именем.
***
День 12. 16.50. Одиночество.
«Рейкъявик – 95 это совершенный мир, созданный одним человеком, для наслаждения жизнью. Потому что каждый имеет на это право. Откуда мы знаем какой мир правильный. Натали любила дочь, она до сих пор разговаривает с ней, она переживает ее взросление и с удовольствием делится этими тяготами с другими. Если невозможно жить с протекающей крышей, можно сменить дом, ибо крыша слишком стара для починки. Так сделала Натали и я с удовольствием воображал для себя ее Новый мир. Не верхний, не Нижний, не Поперечный, а Новый. Новый мир. Где воздух был чист, где и животные и люди уживались друг с другом, где природа соединяясь со всем живым воедино, создавала гармонию. Натали построила большим трудом свой Рейкъявик-95. Превзойдя время и пространство она создала этот мир чудесным и впускала туда лишь единиц. Там любила бывать Миа. Каждый день когда они танцевали по обе стороны решетки, когда они пели, когда они смеялись, они были в своем мире, вовсе не в Нижнем. Нижним он был для меня, для них он был Новым. Поэтому я не стал и не стану своим. Когда я вижу грязь я называю ее грязью.
***
Ни Владек, ни Верхний мир, ни Нижний, ни албанец Саша, ни Натали никто не прощался со мной я уехал так как уехала Миа. Лишь доплатил необходимую сумму и вызвав такси направился к близлежащему городу Ниш в надежде продолжить свое приключение в Сербии. Я надеялся перестать думать от этих двух неделях непонятной и особенной для меня жизни. Но этого не происходило. Я продолжал думать о Мии, рисуя внутри самые светлые ее портреты, с удовольствием листая свой «сербский альбом» моих воспоминаний.
***
День 13. 14. 40. Воспоминания.
«Я не зря оказался здесь. Если задуматься меня легко можно назвать сумасшедшим. Вместо того, чтобы сидеть дома, я езжу по всему миру, останавливаюсь в самых отдаленных его местах для того, чтобы найти для себя новые приключения, потому что иначе мне скучно жить.
Вместо того, чтобы спокойно найти жену, нарожать детишек и готовить ужин всей семьей по вечерам, я влюбляюсь в девушку, которая не попрощавшись уехала от меня, оставив целый багаж воспоминаний и фантазий о ней. Это не странно это сумасшествие. Но я с удовольствием думаю об этом. Эта поездка и двухнедельная жизнь вне общества, в чужом и чуждом мне окружении я переоценил очень многие вещи для себя.
***
День 13 17.40. Мечты
«И снова как когда-то, снова все повторяется. Мое любимое «снова». Я думаю, о зиме, о том, что скоро будет Рождество. Снег – крыльцо –окно. Вот только что-то перегорело внутри. Эти километры разговоров, намотанные на глобус десятки раз. Эти запахи сонного, пасмурного моря, эти чадящие факелы мелочей. Эти полынные поцелуи и рождественские елки их было много. Я все это помню. Рождество. И снег лежит на крыльце. Рождественский праздничный снег. Который глаза забивает, который к нёбу как сахарная вата липнет, который в волосах путается.
Я к двери подхожу. Слушаю, как струится жидкий свет по стенам. Как он в рамах оконных путается. Мне так хочется сейчас - именно в эту секунду - открыть дверь, распахнуть ее рывком, ступить ногой на крыльцо и почувствовать озноб, холод, который жжется. Фонари смеются, идет снег. На улице тихо… даже слышно, как ложится изморозь на голые ветки деревьев. Я дверь открываю, не грубо, не резко, не отчаянно. Просто толкаю ее чуть-чуть и делаю шаг. Крыльцо замело. Я босиком, и снег не обжигает, не ранит. Мыслей так много, и все они красивые, праздничные. Но все пустые. Подставь любую переменную – и получишь нужный ответ.
Рождество, и я стою на крыльце своего дома, дома, который мог быть нашим, стою и слушаю, как падает снег. Тогда давным-давно – в прошлой жизни – я вслед не выходил. Не бежал на крыльцо босиком, не дергал дверь на себя. Хотел позвать, окликнуть, тянулся, верил. Но не догонял.
Сейчас догнал бы. Сейчас выбежал бы вслед».
Если бы мы чаше вспоминали, о чем просим Бога, жизнь казалась бы нам гораздо справедливее.
Я прошу Бога всеми силами беречь мою Мию.
Мой путь продолжается…
