что. И я за все в ответе.
Теперь мне очень хотелось узнать, как Виталий отнесется к подозрительным фактам, которые я в силу своей вредности вчера заметил, но объяснить не мог. Начал с небольшого вступления:
«Мы здесь все уверились, что и Палыча отключил, и Камаз спалил наш канавщик. А если не он партизан, а кто-то другой?»
У Виталия глаза на лоб полезли:
«Как другой? Только у канавщика мотив был, и ни у кого больше!»
«Мотив был – наказать напарника Палыча, но не его самого, и тем более не Камаз и отрядные машины!» - предложил я свое мнение, по этому самому мотиву.
«Он уже чокнутым был, не понимал что делает!» - Виталий стоял на своем. Пришлось кое-чем с ним поделиться:
«Утром, когда ездили за Палычем, я на проселке нашел следы не только Розы и Ромы – те были в босоножках, а и еще чей-то, от очень большого сапога. Наш канавщик такой оставить не мог - вечером и ночью бегал в туфлях, и это все видели. А сапоги и сейчас в палатке лежат, и размером намного меньше!»
«Мало ли кто там в сапогах прошлепал!» - не убедил я Виталия, - «Что, в отряде любопытных мало? Ты, как следопыт, и разберись, кто там отметился!»
«Это не все», - не дал я ему позлорадствовать дальше, - «канавщик в туфлях был – это стопроцентно, а ни одного следа на проселке не оставил!»
«Скажи, что не нашел!» - Виталий усмехнулся, - «А то сейчас договоришься, что канавщик вообще не при делах! И непонятно почему мы его уже сутки ищем!»
«Ладно, пусть не нашел», - не стал я лезть в бутылку, - «пробежал парень рядом с проселком по траве и щебенке, где уж там найти! Но что б придумать у наших машин колеса порезать, Палыча отключить, Камаз сжечь – сомневаюсь. Не видел в парне агрессивности, а слюнтяйства – сколь хошь!»
Виталий задумался, вид принял сосредоточенный.
«Насчет агрессивности и слюнтяйства ты прав. Но не забывай, что парень чок-нул-ся! Не соображал он, что делает! Вот так!» - и одарил меня взглядом полного превосходства. А что? Может и прав!
Виталий ушел, проверить чем занимаются его техники, а я решил свои рабочие бумажки посмотреть в домике, слишком в палатке-камералке собралось много людей. Устроился за столом, с час посидел над картами, подумал, кое-что подрисовал. Потом в домик зашла временная квартирантка – Розочка. Покопалась в своей сумке, потом зашла ко мне сзади, через плечо начала смотреть, чем занимаюсь.
«Красиво рисуете, Юрий Васильевич!» - и наклонилась пониже. Так, что ее груди, размера…. - не знаю какого, но если соотнести с моей ногой сорок четвертого, если не сорок пятого, то будет как раз - не вместились в пространства между нами, и воткнулись в мою спину.
«Роза, не балуй!» - предупредил дивулю. На что она без всякого смущения ответила:
«Подумаешь! Мне что, до вас и дотронуться нельзя? Я ж опыт перенимаю, как карты красиво рисовать!» - но от меня отодвинулась.
«Перенимай у своего парня!» - посоветовал, даже к ней не обернувшись.
«Пусть он у меня перенимает!» - Розочка сзади улыбнулась, - «Я б и вас могла поучить!»
«Это чему же?» - обернулся к ней и не мог не улыбнуться.
«А все тому же!» - и положила руку мне на плечо.
«Ни-ко-гда!» - улыбнулся я как можно лучезарней, - «Ты лучше подарок Ромы, крестик, лишний раз поцелуй!»
«Фу!» - дернулась, руку с плеча убрала, - «Какой вы бука!» - и из домика выскочила. Ну девуля, ну дает, представляю, что ждет ее мужа!
Но из рабочего настроя она меня вывела, и мысли опять вернулись к этому чертову партизану. К тому, что вместо крайне необходимого отпечатка его туфель я нашел отпечаток большого сапога, и точно другого человека. Тогда вопрос: «Кого?»
Я перебрал в памяти всех отрядных мужиков – сапоги носили только полевики, и только те из них, кому не приходилось бегать по горкам. Остальные предпочитали легонькие кеды, и в данный момент меня не интересовали.
И кто же у нас не бегает? Канавщики точно. Их к месту работы подвезли на машине, и там же забрали. Им, кстати, без сапог и работать опасно. Сорвется камень и по ноге хрястнет – сапог и защитит, отделается работяга синяком.
А большие сапоги всего у двух: у «Пахана», длинного тощего, бывшего зековского авторитета, пытавшегося и в отряде качать права, и еще у одного работяги, роста среднего. Только вопрос: зачем одному из них по проселку гулять, тем более ночью, ежели все канавщики еще по светлому в своих палатках затихали, после тяжелейшей работы.
Шофера тоже не бегают, но я никогда никого из них в сапогах не видел. Так что отпадают.
Больше никто не припоминался. То-есть, проверить мне нужно всего двух человек. Но как? Не полезешь же замерять у мужиков обувку на ногах рулеткой, а в отряде под ногами щебенка, на которой следов не остается. Придется двум работягам найти по срочной канаве, и провести их к ним по проселку. Нехорошо, конечно, но что делать?
А после ужина я пробежал по выезду из отряда на партию, километров семь. И никаких следов хотя бы отдаленно подходящих под человеческие не увидел! Партизан наш в партию точно не рванул.
Вернулся в отряд, а в домике Розочка, в кровати и одна. Смотрит на меня с улыбочкой.
«А Вика где?» - поинтересовался, где мне в случае чего придется ту искать.
«Вике хорошо», - вздохнула и приняла вид несчастной, - «Слава ночью дежурит, а она с Сашенькой одни в домике остались!»
Я молча погасил свет и плюхнулся в кровать: разговаривать с квартиранткой мне противопоказано, мысли у нее всегда на одну тему.
Часть одиннадцатая.
И вторая ночь прошла спокойно. Утром караулы я проверил – Саша и опять Егорыч были на местах. Канавщики в столовой уже завтракали, Виталий тоже. Поздоровался и сел рядом с ними.
«Канавы кончаем, начальник», - напомнил мне подошедший высокий тощий, - «готовь работу».
«Будет работа», - ответил, и невольно взгляд скользнул на ноги работяг, убедиться, что они в сапогах. И тут до меня дошло: сейчас они пешком на канавы пойдут, с километр от отряда, и им никак не миновать проселок, что идет от нашего родника на север!
Дождался, когда мужики после завтрака перекурили, натянули на себя рабочии робы, набрали в канистры водички, и потянулись из отряда, вначале кучей, потом расходясь по одному в одну от проселка сторону. Дождался, пока скрылись в горках, и не торопясь пошагал за ними.
Следов на проселке за воскресенье и понедельник, плюс и сегодняшнее утро - было много. Столько, что друг друга перекрывали. Потом их количество начало уменьшаться - работяги по одному отворачивали к своим канавам. Последним, чьи следы уже никто не перекрывал, отвернул канавщик, для меня неинтересный: сапога носил точно меньшего размера, чем нужно. Дальше по проселку следов не было, и я повернул назад, внимательно смотря под ноги, и пытаясь разглядеть, где хозяева самых больших сапог с проселка сворачивают к своим канавам. Ну а кто их копает – я знал отлично.
Ничего не получилось! Да, два канавщика имели большие сапоги, да, нашел я их отпечатки, и места, где они с проселка исчезали. Да, по канавам определил их хозяев. Те, кого раньше и предполагал! С одинаковыми сапогами! По размеру близкими с тем, отпечаток которого я нашел в воскресенье и рядом положил два камня. И который к идентификации не годился! Ну и что добился? А ничего. Хотя нет: два подозрительных человека все же появилось.
Вернулся в отряд, сразу зашел к Виталию.
«Ни-че-го!» - помотал он головой на мой выразительный взгляд, - «У поварихи никто ничего не брал, ни вчера, ни сегодня!» - то-есть, партизана его коллеги втихаря не поили и не кормили.
«На проселке в партию следов тоже нет», - подтвердил я, что партизан и там не отметился.
«Два дня ни слуху ни духу, в нашей жаре, без еды и воды», - Виталий помотал головой, - «значит харакири сделал. Или просто загнулся, в пустыне ему одному не выжить».
«Он от отряда никуда и не убежал – следов нигде не оставил. А столовая у нас – на отшибе, и караул ночью в ней не сидел. Так что мог и придти, и за водой, и на кухне пошарить».
«Точно не приходил», - Виталий с уверенностью, - «я и об этом повариху пораспрашивал – никто в погребе не шарился, она на него замок повесила, а на кухне ничего не лежит, я об этом попросил». Сказал, и у меня в голове мелькнуло: может, действительно наш канавщик, этот тюхтя-матюхтя, уже в другом мире? Не от харакири, конечно, а помощи того, кто оставил отпечаток большого сапога? Может, нам действительно нужно труп искать?
«Что дальше будем делать?» - поинтересовался у Виталия, постарше меня по возрасту, а значит и поопытней.
«Искать заставят. Завтра менты прикатят – и начнем. Глядишь – по запаху и наткнемся. Только», - он на секунду задумался, и уже с тревогой», - «сейчас возьму пару ребят, и все остатки сайги вокруг столовой соберем и закопаем. А мясо спрячем. Вдруг с ментами еще кто-либо прикатит, вроде охотинспекции!»
«Повариху предупреди, что бы и завтра, и послезавтра все с тушенкой готовила», - предложил я еще одну меру предосторожности, - «а ребят всех, у кого ружья есть – что бы припрятали. Мало ли чем менты могут заинтересоваться и что в отряде искать!»
Виталий с озабоченным видом – он же не последний в незаконной добыче сайги – пошел организовывать маленький субботник вокруг столовой, а я зашел в камералку, посмотрел чем там занимаются, кое с кем поговорил, кое-что техникам подсказал. И что бы дальше не толкаться и всем мешать, палатку-камералку покинул, и побежал по проселку на юг, к отпечатку сапога, для защиты которого положил рядом неподъемные два камня. Должен я сравнить его с сегодняшними отпечатками сапог двух канавщиков, попробовать найти отличия или сходства, хотя в этом очень сомневался, все они были размазанными.
Когда к камням подбежал, пришлось выматериться (про себя) и в сердцах сплюнуть: один из них понравился лисе, она вокруг его потопталась, и подняла лапу. В итоге, от ценнейшей улики ничего не осталось, и мне соваться с ней к ментам бесполезно. Теперь канавщик Гриша - партизан и для них однозначно!
Часть двенадцатая.
Милицейский Уазик прикатил в отряд на следующий день к обеду. Остановился за моим домиком, и из него вылезли шофер, с погонами сержанта, Леня, Палыч, Рома, и казах в звании капитана. Шофер полез в двигатель, что-то в нем смотреть, остальные в домик зашли, со мной поздоровались. Капитан облюбовал табуретку, другим достались кровати.
«Ну и жара!» - подергал страж порядка на груди офицерскую рубашку, выгоняя из под нее тепло и пот в надежде охладить тело; выбрал из присутствующих меня, - «Что у вас нового? Поджигатель не появлялся?»
Я поискал глазами Леню, и он мне кивнул, разрешая ответить:
«Нового ничего, поджигатель не появлялся и следов своих нигде не оставил».
«Разберемся», - уверил капитан, и от меня взгляд перевел на Леню, - «Домик найди, что б я со свидетелями и подозреваемыми мог поговорить, один на один». Я успел усмехнуться, насчет «подозреваемых» - уж не Розочка ли это, или ее Ромочка, а Леня вопрос с домиком решил мигом:
«Здесь и говорите».
Потерпевшие – Палыч и Рома - зашевелились, не зная что делать – продолжать сидеть, или пора подниматься и из домика сваливать. Леня и этот вопрос легко утряс:
«Только вначале я вас в столовую приглашаю!»
«Обед – хорошо!» - заулыбался капитан, - «Веди давай!
