Часть пятнадцатая.
А в пятницу к обеду в отряд прикатили сразу два Уазика: ментовский, со знакомым капитаном и пассажиром в штатском, оказавшимся следователем, и партийский, с Павлом Петровичем, Палычем и Ромой.
Рома сразу потащил полный рюкзак, надеюсь только с деликатесами, в палатку Розочки и Вики, Палыч завернул в домик Славы и Виталия, а остальные пассажиры, понятно все начальники, пришли к нам. И пока Леня распинался, встречая нежданных гостей, я втихаря из домика выскользнул, что б не крутиться у них под ногами и обращать на себя внимание.
В домике Виталия и Славы, куда я заглянул, шел оживленный разговор по теме поисков пропавшего партизана. Палыч геологов внимательно слушал, как я думаю, с надеждой, что того и дальше не найдут. Потому что исчезнувший с партизаном Макаров значил для него намного больше, чем и сожженная машина, и даже похищенные деньги. И, если честно, сейчас лучший вариант – что б на останки беглеца наткнулся или случайный охотник, который деньги и пистолет возьмет себе, а кости может даже и закопает, что бы кто другой на них не наткнулся. Или Виталий и Слава, с которыми не помешало бы договориться, что если пистолет они увидят, то его нужно сразу припрятать, даже от шофера поисковой машины. Я то и Леня знали, что из него пока никто не стрелял, но ни Виталий, ни Слава не знали даже о его существовании. И в подходящий момент я попросил Палыча со мной на пару минут выйти, ситуацию с пистолетом объяснить тет а тет .
«Ни в коем случае! Даже не упоминай о Макарове!» - Палыч огляделся, не подслушивает ли кто нас, - «Как все считают, этот гад уже труп, и если его остатки найдут – пистолет на нас менты повесить не смогут. Бандит его имел, никто по другому и не подумает!»
Я даже Палыча зауважал. Потому что о таком варианте раньше не подумал. Почему? Наверное потому, что Гришу в большей мере считал всего лишь подставой, а следовательно, пистолета и похищенных денег при себе он иметь не мог. Но сейчас об этом говорить Палычу постеснялся, с ним согласился, и в домик мы вернулись, продолжить можно сказать пустую болтовню.
Но здесь в палатку заглянул Леня и увел Палыча в столовую. Оставшись без заинтересованного слушателя, остальные подождали, пока те вместе с присоединившимися ментовскими начальниками не скрылись в палатке общепита, и пошагали туда же.
После обеда я с Виталием и Славой вернулся в их домик, а Палыча Леня от себя не отпустил, так же как и непонятно откуда появившегося Рому. И вскоре вся эта публика на двух Уазиках покатила к сгоревшему Камазу – больше в том направлении ехать было не к чему.
«Они что, нам не поверили и решили лично партизана поискать?» - удивился Слава, глядя вслед удаляющейся кавалькады. Виталий столь наивным не был:
«Еще чего! Эти по бездорожью трястись не привыкли. Посмотрят железки, и назад вернутся!»
«Так из всей оравы только мент в штатском их не видел!» - Слава посмотрел на меня, ожидая поддержки.
«Мент в штатском – самый главный, он следователь. Его повезли, на место преступления, и другие будут объяснять, что да как произошло. А следователь задавать всякие неприятные вопросы. Так что», - я Славе улыбнулся, - «партизана они искать не будут, можешь быть спокойным».
«А мне сдается, что и мы его больше искать не будем. Павел Петрович и приехал, нам это сказать», - сделал Виталий заманчивое предположение, в которое очень хотелось поверить.
Через пару часов Уазики в отряд вернулись, пассажиры переместились в оккупированный ими домик. И начались уже знакомые действия: Леня водил следователя по отряду, на стоянку, на родник, в наш погреб возле столовой, к палаткам канавщиков, Розы и Вики. После чего публика вернулась к домику и торчала возле нее, пока следователь внутри разговаривал с канавщиками, Розой, поварихой и шофером, с которым я недавно первым увидел на наших машинах порезанные шины. Все это длилось ровненько до ужина, после которого, подзаправившись в дорожку, ментовский Уазик увез капитана и следователя в цивилизацию. Теперь Павел Петрович собрал всех отрядников в палатке камералке и произнес речугу, смысл которой сводился к тому, что, во-первых, отряд – организация режимная, и требует обязательного соблюдения порядка и дисциплины; во-вторых – никаких контактов с посторонними лицами, не связанными с нами по работе; и в третьих – никаких злоупотреблений спиртным, и мгновенное увольнение лиц, употребляющих наркотики.
Все Павла Петровича послушали, втихаря поулыбались, и конечно никто его наставления, разве что по части наркотиков, выполнять не собирался. Все ж таки народ мы свободный, а не в зоне за колючей проволокой. На этом все разошлись, и уже в нашем домике, в присутствии Лени, меня, Виталия и Славы, начальник партии, забыв о только что сказанном на публике, достал из своего чемоданчика бутылку водки, хлеб и кусок колбасы.
«Давайте за то, что, слава богу, обошлось у нас без невинных жертв. Парня конечно жалко, не доглядели. Но…всяко бывает!» - и все по стаканчику хлопнули. После чего, жуя колбаску, Павел Петрович, как бы между делом, озвучил главное:
«Поиски кончаем. Все что могли – мы сделали. Преступник или давно ушел, или мертв и найти останки можно случайно», - и не сказал, что ему такой приказ отдали!
Начальник партии уехал, забрав Палыча и Рому. А оставшиеся – раз уж пошла такая масть – разлили еще бутылку, из Лениных запасов. Радоваться – так по настоящему!
Когда начало темнеть, а Виталий и Слава ушли в свой домик, я, снедаемый излишним любопытством, попробовал расколоть Леню – о чем он говорил с приехавшими начальниками, в моем отсутствии. Нахал, конечно, что говорить, но сдержаться я не мог, и задал вроде бы нейтральный вопросик:
«Леня, а как дела у Палыча и Ромы? Что менты говорят?»
Леня, с которым мы только что закончили убирать со стола, не торопясь с удобством устроился на кровати, после чего взор свой обратил на меня:
«Хорошего мало, но не все так и плохо», - улыбнулся, - «Я жду и жду, когда у тебя терпение кончится, а ты молчишь и молчишь, будто тебя эти дела не касаются!»
Еще как касаются, и очень надеялся, что Леня о них заговорит без моей подсказки. Но если подсказать пришлось, что было для меня самым сложным, то дальше можно двигать уже со спокойной совестью:
«Тогда говори все, что знаешь! А потом и я тебе кое-что расскажу, может быть из области фантастики, а может быть и тебя заставит призадуматься! Потому что касается отряда, то-есть, тебя в первую очередь!»
«Насчет фантазий – не сомневаюсь, здесь у тебя все хорошо, всегда избыток. Но, прежде чем с ними связываться, я тебе реальность объясню: что менты обо всей этой истории думают».
«Принимается», - согласился я с очередностью изложения, и устроился на кровати поудобней, рассчитывая на разговор долгий.
«Насчет всех контробандистов: менты прекрасно знают, чем они занимаются, почему товар с юга везут в пустыне, и что Палыч у них старший. Но ничего серьезного предъявить не могут: в Мирный приезжали шофера двух других Камазов, привозили документы на товар, путевые листы. Все они в порядке, и как Палыч мне шепнул, даже если менты доберутся с проверкой до пунктов погрузки и разгрузки товара – все будет чисто, кому положено – там заплачены большие деньги. Так что менты с этими делами не стали связываться, и рассматривают лишь факт сожжения Камаза, хищения денег Палыча и нападение на него, и исчезновение преступника. Насчет денег – никаких перспектив, если только партизана с ними не задержат. И здесь Палыч виноват сам: нечего было с собой везти, мог сразу на книжку положить, если не хотел за перевод раскошелиться. И если б даже машина с товаром сгорела – тоже ничего бы не получил, потому что товар они не застраховывали!
Теперь о самом преступлении», - Леня вроде бы не к месту улыбнулся, - «Розочка на капитана и следователя большое впечатление произвела! Видел бы ты, как они на нее смотрели! Поверили, что и у Ромы, и у нашего Гриши от любви крыши поехать могли запросто! И что Камаз к нам из-за нее мог завернуть, и что между влюбленными дело могло до смертоубийства дойти!» - вновь принял вид серьезный, - «В бутылке, которую я увез в партию, и в крови Палыча нашли следы наркотика – название сказали, но я сразу забыл, слишком сложное и заумное. Менты рассчитывали, что и в крови нашего партизана наркотик окажется, когда его задержат. Тогда все легко объяснить: наркоман с поехавшей крышей не соображал, что делал».
«Как можно, ничего не соображая, колеса у наших машин порезать?» - ухитрился я влезть с провокационным вопросом.
«А!» - Леня небрежно махнул рукой, - «Они (то-есть менты) считают, что нам еще повезло, не стал наркоман с топором носиться и все подряд крушить! Или, чего они (то-есть те же менты) не знают – Макаровым размахивать, а то и стрелять!» - я в сомнении покачал головой, а Леня на полном серьезе выдал, - «Всем нам повезло, что партизан сразу в бега непонятно куда пустился, а еще больше повезет, если он уже дуба дал и на его остатки кто-либо наткнется рано или поздно! Тогда и Палыч имеет шанс свои деньги вернуть, и менты куда надо доложат, что партизан был бандюгой законченным, раз при себе пистолет таскал!»
Вот так то. По виду понятно, что представления ментов Леню по крайней мере устраивает. Хотя не сомневаюсь, что Гриша для него точно не бандюга, и овца заблудшая, всего лишь любовью в большей мере прибабаханная, чем наркотиком с заумным названием. И мои фантазии, вытекающие от уже не существующего отпечатка большого сапога, его не трогают. Но, на всякий случай, о них напомнил:
«Ты же видел, что из отряда к Камазу пробежал еще кто-то, в сапогах, и точно не Гриша. Вдруг он всего лишь подстава?»
Леня помолчал, подумал, и вздохнул:
« Уже сомневаюсь. Мы за два дня в долине все обыскали! И Гришу, в убиенном виде не нашли!»
Не нашли. В этом Леня прав. Но представить Гришу бандитом – ха, ха, ха – я при всем желании не мог. Для меня он и сейчас только подстава! Но как это доказать?
Сейчас доказывать не пришлось - Леня пришел в совсем хорошее настроение:
«Все, хватит о неприятностях! Завтра денек наконец-то спокойно поработаем, ночью Виталий на такыр прокатится – сайгу одну должен добыть. А в воскресенье – сабантуй, как мы договаривались!»
Часть шестнадцатая.
В субботу после обеда повалялись на кроватях завязать жирок, которого летом у геолога по определению быть не должно, и Леня напомнил, что мне пора заняться сооружением шашлычницы из подручного материала, Славе – найти алюминиевую проволоку и нарубить из нее шампуры, Виталию и Егорычу – готовиться к ночной охоте. Понимая, для чего все это, сачкануть никто не попытался, а я, встретив Виталия, попросил его об одолжении: если сайгу добудут, то голову, ноги и легкие, что обычно выбрасываются при свежевании, сложить в мешок и привезти мне.
«Зачем?» - удивился Виталий.
«Секрет!» - улыбнулся ему.
«Блюдо сделаешь, национальное?»
Я покрутил ладонью, вроде как что-то близкое к этому, но отвечать не стал, для сохранения интриги. Потому что ответ мой - хочу подкормить волка-инвалида - восторга у Виталия точно не вызовет. И быстренько от него смылся, сделал вид, что мне некогда, работа ждет, камни для
