Последняя ночь "Шахерезады"

(административно-хозяйствеенный отдел). Работа Тоне нравилась – тепло, уютно, всегда с людьми. И начальник хороший. Вежливый, культурный. Никогда не возвысит голоса. Всегда идет навстречу просьбам своих сотрудников.  Вот и сегодня, едва войдя в приемную, он первым делом поздоровался с Тоней.
         - Все в порядке, красавица?
         - Так точно, - по-военному ответила Тоня.
         - Ну и, слава богу. Начнем рабочий день с хороших мыслей.
         Он уже было взялся за ручку двери своего кабинета, но вдруг остановился, повернулся к Тоне.
         - Слушай, красавица. Я слышал, что ты окончила школу с золотой медалью?
         - Когда это было, - усмехнулась Тоня, - это уже ничего не значит.
         - Не скажи,- возразил начальник,- знания-то у тебя остались. Учиться тебе надо.
Экономистом хочешь стать?
         - Не знаю,- пожала Тоня плечами.
         - А я знаю, что тебе обязательно надо учиться. Сколь ты еще тут поработаешь? Год, два? Или всю жизнь хочешь посвятить пишущей машинке? Давай-ка, начинай готовиться к поступлению в наш экономический, я помогу. Договорились?
         - Договорились,- кивнула Тоня…

         День прошел на удивление быстро. Вечернее майское солнце вовсю плескалось в ранней листве садов и парков. Миллионами солнечных зайчиков хороводило на мелкой волне портовой акватории. Еще немного, и откроются пляжи. Можно будет понежиться, а где-то в середине-конце сентября можно будет съездить домой. Александра Ивановна пишет, что соскучилась, просит приезжать вдвоем с сестрой. Тетя Эля, кажется, не против. Тоня решила последовать совету начальника, просьбам Элеоноры Ивановны, и начать готовиться к поступлению в институт. Она вспомнила сегодняшний сон и решила сходить в церковь – поставить свечки. Она уже направилась к трамвайной остановке, как вдруг знакомый голос остановил ее.
        - Никак, Шахерезада? Ну, конечно. Вот эта встреча!
        Да,  это был Борис. Несколько мгновений Тоня смотрела с восхищением на "своего" морячка, а потом неведомая сила бросила ее к нему в объятья.
        - Здравствуй, девочка, здравствуй,- искренне улыбался Борис,- ну чего ж  ты плачешь? Давай-ка  присядем, землячка ты моя дорогая. Вот уж не думал-не-гадал увидеться…  есть бог на свете. Есть.
        Они присели на лавочку, и Борис, утирая носовым платком Тонины слезы, сам, украдкой, несколько раз приложился этим платком к своим глазам. Тоня выплакалась, улыбнулась и поцеловала Бориса в щеку, в губы. Потом спросила:
        - Ты надолго в Одессу?
        - Был надолго, с грустью ответил он,- осталось два дня. Я же в загранку хожу – Турция, Дания, Испания. Франция…  Я же после той встречи с тобой, с женой развелся и попросил перевода в Одесское пароходство. Уже год плаваю вторым механиком. Платят хорошо, да и жизнь интересная.
        - Домой тянет?
        - По началу тянуло, а сейчас привык. Для меня сейчас дом – понятие относительное. Это семья, дети…  мой дом сейчас – моя каюта.
        - Пригласи меня к себе,- вдруг попросила Тоня,- можешь?
        - Могу. А нужно ли?
        - Боренька,- чуть не плача сказала Тоня,- как ты не поймешь, что ты для меня больше, чем знакомый. Ты – земляк, который помог мне в трудную минуту. И потом,- Тоня замялась,- потом…  ты мне нравишься. Я хочу побыть с тобой. Я ведь уже не девочка-дуреха, я уже взрослая и могу позволить себе иметь избранника.
        - Милая ты моя Шахерезада,- попытался Борис урезонить Тоню,- ты хочешь сломать мне жизнь и себе тоже? Мы не пара. Я на двадцать лет старше тебя…
        - Да при чем тут года? – перебила Тоня, - я прошу лишь об одном мгновении. Мне хорошо рядом с тобой, спокойно. Я столько времени жила как на вулкане, сколь слез пролила. Вот тебя встретила, почувствовала уверенность, а ты меня прогоняешь.
       - Ну что ты, девочка моя, что ты такое говоришь? Не гоню я тебя, просто не хочу быть виновником будущих твоих горестей.
       - А ты не думай о моем будущем. Ты подумай о моем настоящем. Не отталкивай меня, Боренька.
       - Ну, хорошо, хорошо. Давай завтра утром встретимся у проходной порта. Я тебя проведу. Завтра суббота, капитана не будет. У него же тут дом, семья.
       - Капитан строгий?
       - Он хороший человек, но есть такое понятие, как дисциплина. Коллектив торгового судна - это особая система. Мы всегда под колпаком  у соответствующих органов, понимаешь? Не подумай, что я боюсь, нет, просто у нас действует железное правило: чужих на борту не должно быть. Но ты не чужая, ты же в пароходстве работаешь.  И мы придем днем. Будешь моей гостьей. Днем можно, тем более что не моя вахта, а с первым помощником я договорюсь. Мы в хороших отношениях. Так что, встречаемся завтра. Согласна?
       - Согласна, Боря. Я с тобой на все согласна.
       Тоня крепко поцеловала "морячка" в губы и заскочила в подошедший трамвай… Дома, едва  сдерживая чувства, рассказала о Борисе Элеоноре Ивановне. Пришлось поведать и о его благородстве, которое он проявил тогда в Невельске, когда она пыталась "заработать" денег на аборт.  Элеонора Ивановна внимательно выслушала Тонин рассказ, присела к ней на диван, вздохнула глубоко, с сочувствием.
       - Тонечка,- сказала она,- милая моя девочка, ты же знаешь мое отношение к мужчинам. Но то, что ты рассказала, несколько поднимает их в моих глазах. Не всех, конечно, далеко не всех. Но вот таких как Борис – несомненно. Вот что я скажу: никаких пароходов, никаких первых помощников. Завтра встретишься с Борисом у проходной, пригласишь его в гости к нам. Я вас встречу, накрою стол. Мы позавтракаем, и я вас оставлю. Я давно хотела съездить к моей старой подруге. А ты останешься за хозяйку. И, видя, как у Тони ручьем побежали слезы благодарности, игриво-строго добавила " Я вас умоляю, будете ругаться – не трогайте посуду".
И уже совсем по-матерински  чмокнула Тоню в мокрую щеку и шепнула на ухо:
        - Все что нужно, найдешь в ванной…

        Утром, когда Тоня и Борис сидели рядышком за столом, Элеонора Ивановна искала случая перекинуться с Борисом несколькими, как ей казалось, значащими словами, однако, все более проникаясь уважением к своему и Тониному гостю, отказалась от этого. " Парень взрослый, мужчина даже. Сам должен все понимать,- думала она,- главное, не обещать никаких гор. Ни золотых, ни Альпийских, ни Гималайских…  Никаких. А человек он хороший, меня не обманешь. Жаль, конечно, что в возрасте. А возраст для семьи – большое дело".
        После завтрака, помогая Тоне мыть посуду, Элеонора Ивановна, едва сдерживая удовлетворении, сказала:
         - Вот, доченька, каким должен быть мужчина. В будущем всех своих знакомых сопоставляй с Борисом. И запомни: пока ты с ним – ты в безопасности. Я не имею ввиду семью, вам не быть вместе. Но по жизни лучшего товарища, чем Борис трудно будет найти.
         - Тетя Эля,- укоризненно прошептала Тоня,- зачем кого-то искать, коль уже есть?
         - Да это я так, образно сказала. Ну, все. Я поехала, буду поздно вечером. Как приеду на вокзал – позвоню…

         Три года прошло с той встречи, а Тоня помнила каждое мгновение, проведенное с Борисом. Их взаимная честность предопределила их дальнейшие отношения. Тоня знала, была уверена, что их близость не разрушит той искренней дружбы, которая зародилась в нелучшие часы ее жизни. И человек, пришедший ей тогда на помощь, уже не сможет оставить ее одну никогда. И от этой справедливой уверенности в Борисе, крепла и ее собственная уверенность к себе: она сама никогда не оставит Бориса. Она незримо будет рядом с ним, как ангел-хранитель.  
         А Борис с того времени как в воду канул. Элеонора Ивановна пыталась в отделе кадров разузнать о нем, но инспектор, приложив палец к губам, смогла сказать лишь, что его судно зафрактованно какой-то африканской кампанией, и это составляет коммерческую и государственную тайну. Но как ни старалось государство скрывать свои темные делишки, все же просочились слухи, что судно, на котором плавал Борис, было арестовано за провоз контрабандного оружия. Команду судили и, вроде бы, приговорили к смертной казни. Но это были только слухи, которым ни Элеонора Ивановна, ни тем более Тоня не верили.
         - Все образуется,- убеждали они друг дружку. Все будет хорошо. Вернется судно, вернется Борис.
         И ведь совсем рядышком были они от истины. Да, действительно, судно было арестовано за провоз медикаментов, которые власти одной из африканских стран объявили наркотиками. Напрасны были тайные сношения послов. Напрасны были усилия лучших адвокатов. Суд состоялся. Судно было конфисковано, команда приговорена к различным срокам заключения. Надо отдать должное советским властям: они до последнего пытались помочь команде (черт с ним с этим пароходом, потом разберемся), и дело дало даже сдвинулось, появилась надежда на положительный исход всего дела, как вдруг – как гром среди ясного неба – янаевский мятеж, полная неразбериха в верхах, многомесячные блужданья в политических потемках. Потом – развал СССР, парад суверенитетов и всеобщее свободное плаванье (а скорее – дрейф) всех пятнадцати осколков-айсбергов бывшего великого государства...
         Тоня как раз заканчивала третий курс Одесского экономического института. Училась как когда-то в школе – на "отлично". Ей уже прочили аспирантуру, когда случилась эта завируха. Украина провозгласила независимость, и нужно было определяться: в какой стране оставаться жить.
         - Дитя мое,- постоянно говорила ей Элеонора Ивановна,- ну сама посуди: ты уже привыкла тут, учиться тебе осталось всего ничего. Я к тебе привыкла. Зачем тебе Сахалин? Что тебя там ждет? Комната в бараке и больничная швабра? Здесь у тебя есть будущее. Работу тебе мы найдем. С твоими-то мозгами! Да и годы уже. Пора и о семье подумать. Девушка ты статная, красивая. Такие в девках не засиживаются. Хотя знаю – Бориса ждешь.
         - Да нет, тетя Эля,- грустно вздохнула Тоня.
         - Неужто того совратителя, Игоря?
         - Никакой он не совратитель, он очень хороший человек.
         - Да уж куда лучше,- проворчала Элеонора Ивановна,- чуть не угробил дуру несмышленую. Напаскудил и в кусты.
         - Не надо так, тетя Эля,- заплакала Тоня,- я сама во всем виновата.
         - Ну, будет, будет, дочка,- спохватилась Элеонора Ивановна,- дело прошлое. Видно, судьба у тебя такая. Но ты не сдавайся. Судьба любит крепких, выносливых и веселых. Что слезы – одно расстройство. А мы – бабы – должны быть сильными, чтобы мужикам нашим легче было…
    Тоня  решила остаться жить в Украине. Написала заявление на имя Президента, и через месяц в ее паспорте появился штамп, свидетельствующий о том, что отныне она является гражданином Украины, и местом ее постоянного проживания есть город Одесса. Это уже Элеон

нора Ивановна постаралась  раздобыть Тоне прописку. О Сахалине осталась только память и постоянное желание навестить родной поселок, поклониться могилам матери и отца. "Вот получу диплом и обязательно съезжу домой"- думала она. Тоня все еще (как на чудо) надеялась встретиться с Игорем. Не давали ей покоя синие глаза того, кто однажды назвал ее королевою. Пришло письмо от Александры Ивановны. Она писала, что жить стало тяжело, и если б не пенсия, которую она недавно выхлопотала, то ей пришлось бы голодать.
      - Вот, дочка, что тебя ждало на твоем Сахалине,-  обронила