Прайд. Книга 5. Кошки.

хохотнул, но под моим презрительным взглядом смешался, - ничо, я ишшо доживу до того дня, коды гордая львица шлёпнется на колени молить меня о пощаде. Тоды я надену на тебя ошейник, а ты станешь лизать мои сапоги.
- Оставь свои фантазии для человеческих самок, животное. Я, скорее умру, чем стану на колени!
- Посмотрим, - он, посмеиваясь, отвёл оружие назад, но в этот раз лишь имитировал удар, громко расхохотавшись, когда я, не удержавшись, вздрогнула, - боишься? Бойся! Я стану твоим самым страшным кошмаром!
- Мы не спим и сны нам не снятся, - силы были на исходе и даже стоять приходилось, испытывая невыносимую боль, - тебе не стать моим кошмаром – только своим. Ты живёшь в собственном бредовом человеческом сне и пытаешься распространить его на других. Лучшим выходом было бы пробуждение.
- Чего?
- Умри, животное.
Он остервенело ткнул меня в живот и даже не глянув, как я буду страдать, утопал прочь. Только теперь я позволила себе опуститься на холодный пол клетки и прижать ладонь к тонкой полоске на поверхности бледной кожи. Дымок рвущийся наружу, казался почти невидимым, - но он был моей жизнью и восполнить силы мне нечем. Ещё одна толика боли. И так, каждый вечер. Неужели я действительно заслужила подобное? А ведь моя сестра упрекала меня в излишней мягкости с этими животными. Так она оказалась права?
Шаги мучителя стихли и глухо хлопнула закрывшаяся дверь. Светильники начали тухнуть, один за другим и сумрак, мало-помалу, воцарился вокруг. Только призрачное сияние крошечных бра пыталось рассеять подступающий мрак. Нет, лишь вокруг, но никак не внутри меня.
Серра, брат мой! Больше всего на свете, я хотела бы ощутить твои пальцы на моём теле, твои губы на моих и услышать слова нежности и любви. Как жаль, но всё что осталось – твой образ на моём полотне и светлые воспоминания, немеркнущим пламенем озаряющие ночь, внутри меня.
Я осторожно подползла к самому дальнему углу клетки, упирающемуся в холодную каменную стену, покрытую чёрными пятнами жирной плесени и запустила руку в щель между обжигающим кожу прутом и ледяной кладкой. Пальцы коснулись драгоценного подарка моей сестры. Единственное место, где я могла скрыть нечто личное от своих соглядатаев. Эта проклятая грань лишала нас способностей к маскировке и созданию одежды, вынуждая меня ходить полностью обнажённой.
Глупые люди! Им казалось, нагота тяготит меня и смущает отсутствие одежды. Нет, мне не доставало МОЕЙ одежды. Той, которую Серра ласково именовал сексуальным безумием; той, над которой смеялась сестра, а потом, втайне копировала; той, чьи линии и очертания не походили ни на один человеческий наряд.
Я достала тресп и положила на пол, перед собой. Прекрасная, всё-таки, штуковина. Создатель её понимал толк в красоте: эти очертания древесного листа, то – абсолютно прозрачного; то – матового, словно шлифованный металл. Рукоять, в форме идеального львиного тела, удобно располагалась в ладони, вызывая воспоминания о чём-то приятном и сексуальном. Как жаль, но всё это великолепие должно нести лишь смерть. Стоит воткнуть клинок в грудь, и она не заставит себя долго ждать. Перетерпеть мучения, и милосердная тьма навсегда сотрёт ту вселенную боли, где я живу последнее время.
Я не боюсь смерти. Никто из нас не боится. Но вокруг так много прекрасного, столько замечательных вещей, ради которых стоит жить дальше! Если бы у меня оставался хотя бы единственный шанс…
Тресп тускло мерцал в слабом свете и я, как зачарованная, протянула руку и положила пальцы на гладкую рукоять. Подняла оружие и медленно поднесла к лицу, любуясь переливами сияния в листообразном клинке. Осталось повернуть оружие остриём к себе и слиться с ним, как я сливалась с Серра. Брат мой! Те, незабываемые ночи под двумя лунами, около грохочущего водопада…Твои сильные руки на моём мокром теле и шершавая поверхность плоского камня, выступающего из чёрного, как сама ночь, озера.
  Как забыть всё это? Забыть – значит предать Серра и остальных братьев, с кем я делила удовольствие секса. Исчезну я – исчезнут и они, растворившись в бездне небытия. Эгоизм – лечить свою боль, убивая память о братьях и сестрах, многих из которых уже нет в живых. Если я убью себя, исчезнут и они, оставив только жирную зловонную скотину, безнаказанно истязавшую меня каждый вечер.
Я ощутила отвращение к самой этой мысли. Это – не смерть в бою, а позорное бегство. Если я сейчас уйду, человек возомнит себя победителем, оказавшимся сильнее львицы, удравшей от него во мрак небытия. Никогда! Не позволю мерзкому животному победить!
Я опустила оружие и вдруг ощутила прорвавшееся чувство присутствия постороннего. Не запах – нет, его не было, шагов я тоже не слышала, но ведь все львицы – охотницы. Я – тоже, пусть и не самая лучшая (К чему кривить душой? Одна из худших).  Я обернулась и наткнулась на внимательный взгляд стальных глаз.
Тот самый охотник, ради которого устраивали сегодняшнее человеческое угощение. Возраст не разобрать, но точно перевалил середину отведённого людям срока. Впрочем, седая голова и глубокие морщины на загорелой коже, не соответствуют поджарому мускулистому телу. Обычно люди, миновав юность, начинают зарастать жиром, напоминая толстых неповоротливых свиней. Этот, скорее, походил на волка.
Человек носил мундир охотника, лишённый каких бы то ни было знаков отличия. В том числе и омерзительных красных шевронов. А другие, просто обожают подобные украшения.
Я торопливо спрятала руку с треспом за спину, отлично понимая, насколько нелепо выглядел этот жест. Прежде я часто играла с человеческими детёнышами, учила их рисованию и танцам. Похоже, именно у них я и научилась дурацкому жесту. Как человеческий ребёнок!
Ночной гость даже не улыбнулся. Он неторопливо отодвинул ширму, открывая полную панораму зала. О чудо, я вновь видела раненого Серра и ощущала его тёплый взгляд. Здравствуй, брат! Возможно, мы ещё будем жить.
Человек, по-прежнему безмолвствуя, поставил около клетки маленький табурет и присел, лицом ко мне. Я продолжала наблюдать за его действиями, не зная, как поступить дальше. Стоит ему подать сигнал, и охранники мигом обезоружат меня, истыкав треспами, с ног до головы.
- Почему?
Этот вопрос словно сломал тот стержень, который удерживал меня на ногах, и я медленно опустилась на дощатый пол клетки. Честно говоря, я просто не поняла, о чём он меня спросил и видимо, человек это тоже сообразил.
- Почему ты, всё-таки, решила остаться в живых? – он яростно потёр лоб, словно его мучила сильная головная боль, - не подумай, будто я желаю тебе смерти…
- Странно, - вдруг вырвалось у меня, - обычно, такие, как ты, желают нам только смерти.
Ох и странные у него были глаза. Полные…Чего? Затаённой боли? Растерянности?
- Больше ста дней без пищи. Боль, терзающая тебя, воистину непереносима. Смерть должна казаться желанным, но недостижимым подарком. И вот, я вижу, как другая львица передаёт тебе тресп…
Ужас обуял меня. Моя сестра? Неужели её схватили или убили? О, нет…Я виновата! Зачем я задерживала её!
- Моя сестра?..
И вновь то странное выражение серых глаз.
- Не волнуйся. Только я сумел заметить её. Она очень хорошо замаскировалась. Прости, просто я очень давно охочусь на вас.
- И ты?..
- И я никому ничего не сказал. Твоя сестра спокойно покинула башню. Думаю, она не пропадёт.
Вот теперь я была полностью сбита с толку. Охотник заметил свободную львицу и позволил ей спокойно уйти. Но волны радости захлёстывали меня с головой: моя сестра – жива и на свободе!
- Ты – странный, - сообщила я, - почему ты хотел устроить охоту на меня? Я слышала, как ты разговаривал с этим надутым бурдюком, начальником охраны.
Он криво ухмыльнулся.
- Хотел дать тебе шанс погибнуть в бою. Или – уйти. Я считаю отвратительной практикой содержать подобных тебе в клетках. Это, как признание: да, мы ничтожнее вас, но попытаемся низвести до своего уровня. В этом нет ни капли чести.
- Да брось ты, большинство людей и не мыслят такими категориями. Им просто доставляет удовольствие мучить нас, - сначала он пожал плечами, а потом нерешительно кивнул, - жаль, тебе не разрешили устроить охоту на меня. Но это поправимо, - слегка помешкав, я достала тресп из-за спины и протянула оружие человеку, сидящему у клетки. Смерть в бою почётна – так всегда говорил мой брат, Серра. Сестра моя соглашалась с ним, а я…Жаль, не могу обнять Зеббу и сказать, как она была права. Права, во всём, - держи. Сейчас я брошусь на прутья, и ты сможешь меня убить. Скажешь – случайно увидел оружие и сумел его отнять, лишь прикончив злобную тварь.
Он даже руку не протянул. Я, наконец, сообразила, что вижу в этих стальных глазах – пустоту. Пустота и печаль – ничего более. Пожалуй, человек с такими глазами мог желать смерти побольше моего. Но почему? Этот охотник интриговал меня тем больше, чем дольше мы с ним общались.
Я положила клинок на пол, между нами и убрала волосы за спину, позволив охотнику оценить моё тело. Обычно самцы человека мгновенно возбуждались, увидев меня обнажённой. Да и Серра считал меня очень красивой львицей, пусть и необычайно маленького роста. Зебба соглашалась с ним и смеясь, добавляла, будто она путает меня с моими настольными статуэтками.
- Я читал отчёт о твоей поимке, - охотник своим хрипловатым голосом нарушил затянувшееся молчание. Ни единым жестом или взглядом он не показал, что оценил мою красоту. Хм, нахал! Меня это весьма задело. Ладно вонючая скотина, охраняющая меня: другие сплетничали о его давней импотенции. Но этот то был довольно привлекательным, как для человека, да и обычного зловония, почти не испускал, - ты почти не сопротивлялась и даже никого не ранила. Очень странно.
- Отчёт был подробным? – я приподняла одну бровь.
- Да. Я знаю всё. И как тебя, без нужды, утыкали треспами и…Про всё остальное, тоже. Мстили за твою сестру, сумевшую улизнуть и убить десятерых преследователей. А в особенности, за вашего вожака. Он дался дорогой кровью: три десятка убитых и ещё больше, искалеченных.
- Брат мой был сильным львом, - с уважением сказала я и посмотрела на своё полотно, - но он никогда не охотился, ради охоты. Всегда – ради утоления голода. Хотя, да – для вас же каждый убитый львом человек – страшная трагедия. Нет, не подумай, я не иронизирую. Мы такие, какие есть и вы, для нас – всего лишь пища.
- Иронизируешь? Ха! – он вскочил и начал нервно метаться, точно это его, а не меня, посадили в клетку, из которой не было выхода, - последнее время это мучает меня всё сильнее. С детства я хотел нести справедливость и защищать невинных от опасности. Именно поэтому и пошёл в защитники. Моя цель – защита людей от львов, спасение человеческих жизней. И что? Наш отряд прибывает туда, где случайный прайд совершил нападение на захолустный городок и убил троих жителей. Десятки опытных воинов гибнут, и троица хищников повержена или изгнана прочь. Да здравствуют павшие воины! Да будет всем счастье!
- Ну и? – поинтересовалась я, - счастье будет?
Человек остановился, будто наткнулся на невидимую стену и дико взглянул на меня. В его глазах всё ярче разгорался огонь безумия. Да, он был тяжело болен чем-то, пожирающим его разум, почище моего голода. И выхода не было.