чтобы ты.. именно ты... Нет!
— Да! — зло отозвалась девушка. — Я сказала господину про Лукаса! Нетрудно было понять, что творилось в вашей спальне, и что, я голоса его не знаю? Да и нет больше никого во всей округе, кто осмелился бы вот так прийти к знатной госпоже.
— Что же я сделала тебе, Метте, что ты меня предала? — баронесса сжала пальцами виски.
— И не предательство это вовсе! — Метте с силой одернула фартук. — Вы просто никудышняя жена! Ему другая нужна!
— Метте! — Элеонора грустно взглянула на нее. — Ты надеешься стать женой барона Бёрглума?!
— Конечно, нет, — коротко, истерично хохотнула девушка. — Но со мной ему лучше, чем с вами!
— Лучше? — баронесса не верила ушам. — То есть, уже лучше?
— Да вы что, не понимаете?! Мы вместе с третьего дня, как я в замок попала. Не нужны вы ему. Вас не станет — я сделаюсь хозяйкой, а что не венчанной, так то Бог простит!
— Метте, — попыталась вразумить ее Элеонора, — барон скоро тобой пресытится и найдет другую игрушку. Стену Глобе не нужна ни жена, ни любовница. Жен он убивает, а наложниц меняет, и ни одной женщине не быть хозяйкой ни этого замка, ни других его владений. Одумайся, ты ведь и себя на муки и смерть обрекаешь!
— Говорите, говорите! — усмехнулась Метте, — Да только вам меня не заговорить!
Она схватила со столика бокал, коленом притиснула баронессу к спинке кресла, а свободной рукой вцепилась ей в горло, принуждая открыть рот:
— Лучше сделать по-моему!
XIII
— Как ты его упустила? — крикнул Бертель заплаканной Агнете. — Почему разрешила уйти? Я же велел…
— Да не отпускала я его! — всхлипнула Агнета. — За дровами на двор послала, только и всего. Мальчик наш не вернулся…
Она уткнулась лицом в фартук и снова затряслась от рыданий.
— Прав я был — беда вокруг ходит! — Бертель стукнул кулаком о дверной косяк. — Это все рыжий дьявол. Видно, и вправду Йенс видел его на мосту. Лукас вернулся. Это он забрал Якоба.
— Зачем ему наш сын? — в голос заплакала Агнета.
— Почем я знаю? — угрюмо сказал Бертель. — Но это все как-то связано: бродяга, Якоб, кольцо. Я это кольцо в Лукаса в живого запаяю!
Он ушел в сени и вернулся, держа в руках топор.
— Людей надо поднимать. Пойдем на поиски. Жди, жена! Устроим облаву на рыжего волка. Я уж сделаю так, что ему ад светлым раем покажется.
Бертель выскочил на улицу. Солнце перевалило зенит, на снег легли первые предвечерние тени. Крестьянин быстро подошел к дому Йенса, забарабанил кулаками в ворота.
— Кто там? — раздался настороженный голос.
— Это я! Открывай, Йенс! — закричал Бертель.
Калитка приотворилась.
— Что такое?
Бертель схватил Йенса и вытащил на улицу.
— Якоб пропал, — объявил он. — Не иначе, как увел бродяга Лукас. Он и вправду вернулся. Не зря ты говорил, что видел его.
— Ты уверен? — испуганно заморгал Йенс.
— Да! Что-то не то происходит. Давай, Йенс, помоги мне! Пройди по соседям, скажи, чтобы собирались на облаву. Я прямиком к церкви, ударю в колокол. Надо найти ребенка и уничтожить рыжего дьявола.
— А! Теперь ты тоже согласен, что это дьявол?! — затараторил Йенс. — А когда я говорил, ты не верил…
— Согласен, согласен, — прервал его Бертель. — Только не теряй время. Веди людей к церкви.
И сам побежал туда же.
— Отец Мартин! — крикнул Бертель, врываясь в церковь. — Помогите! Мой сын пропал! Хочу позвать людей на поиски. Позвольте ударить в колокол!
— Господи помилуй! — перекрестился священник. — Ты уверен, что он не удрал на реку с друзьями?
— Нет, святой отец, Якоб меня бы не ослушался. Увели его. Я чую, кто. Искать надо!
— Хорошо, — согласился священник. — Созывай людей.
Бертель взбежал по узкой лестнице на деревянную башенку, стоявшую возле церкви и служившую колокольней. Роль пономаря по очереди исполняли отцы семейств, это являлось честью и обязанностью одновременно, так что с колоколом Бертелю справиться было нетрудно.
Тревожный перезвон и красноречие Йенса, приплетшего к исчезновению мальчика самые невероятные ужасы, собрали у церкви всех мужчин села. Предупрежденные Бертелевым приятелем, они прихватили с собой топоры, охотничьи ножи, увесистые дубины.
Бертель оглядел собравшихся и почувствовал, что вдохновенная речь, рожденная гневом и звучавшая все это время в его голове, куда-то исчезла.
— Якоб пропал, а рыжий бродяга появился, — сбивчиво заявил он, зачем-то стащив с головы шапку и поспешно снова надевая ее. — Искать надо обоих. Быстрее найти. Пока Якоб еще живой… Может, еще жив…
Голос Бертеля задрожал, он замотал головой, сжал кулаки, глотая воздух, но не удержался — из глаз покатились слезы.
— Погодите! — заговорил отец Мартин. — Лукаса давно никто не видел. Чтобы найти твоего сына, надо сообразить, куда он действительно мог пойти и с кем.
— Да что там говорить! — закричал Йенс, в толпе становившийся храбрым как викинг. — Бертель, мы с тобой! Святым Олуфом клянусь, найдем Якоба! А Лукасу — смерть!
— Смерть! — подхватили крестьяне, потрясая дубинами и топорами.
Разразись в это самое мгновение и на этом месте Страшный суд, никто из них не смог бы толком ответить на вопрос: «Что сделал тебе Лукас, что ты его так ненавидишь и готов растерзать, даже не выясняя, виноват ли он?» Пожалуй, наиболее внятным был бы ответ: «А чего он?!»
В самом деле, а чего он такой странный? Чего всегда один? Чего здоровый, сильный, не обзавелся семьей и домом, а шастает по дорогам земным, словно так и надо?
Словом, спасти ребенка богоугодно и по-человечески правильно, но гораздо больше воодушевила крестьян мысль о возмездии. Она всегда великолепно воспламеняет кровь. Важно уже не спасти одного, а наказать другого. Если Якоб найдется живым и невредимым и выяснится, что он просто убежал поиграть, многие из ищущих будут жестоко разочарованы. Ибо сейчас они отправляются искать не мальчика, а рыжего бродягу. Смерть тебе, Лукас!
XIV
– Смотри ты! Ненормальный!
На багровой физиономии с шишковатым носом и толстыми, как подушки, губами, отразилось добродушное удивление. Обладатель физиономии присел на корточки перед Якобом и с тем же добродушно-удивленным видом дотронулся до железной скобы, охватившей шею мальчика. Помощник шишковатого носа, сидевший в другом углу камеры, на каменной приступке, поддакивающе хихикнул.
– Фу! – пыточник брезгливо отдернул руку. – Она заржавела от крови и слез. Не представляешь, как много плакало в ней крепких мужчин. Хочешь выдержать то, чего они не вынесли? Ты, точно, ненормальный! Скажи господину барону о кольце и беги к мамке. Она, верно, с ума сходит, не знает, куда кинуться, где тебя искать.
Пыточник причмокнул толстыми губами и не спеша ощупал полураздетого мальчика, словно выискивая в нем наиболее уязвимые места. Прикованный Якоб вжался в стену, но продолжал молчать.
– Довольно! – барон Бёрглум подался вперед в своем кресле. – Познакомь его с дыбой!
– Как хотите, господин, – покачал головой пыточник, продолжая гладить ребенка, – но дыбы ему не вынести. И раскаленного железа тоже. Поверьте моему опыту.
– Кнут? – задумчиво продолжал он. – Если по-настоящему – хребет переломим, а вполсилы – он, опять же, ничего не скажет.
– Что-то ты неожиданно душой умилился, Финафенг, – хмуро взглянул на него барон. – Для себя собрался мясцо приберечь? Смотри, как бы самому с кнутом не поздороваться.
– Если господин желает убить мальца, на то его воля, – поднялся пыточник. – А если что-то узнать надо, то ваш ничтожный раб предлагает «змею».
– Слишком долго! – левая щека барона дергалась от обуревавшего его нетерпения.
– Что вы, господин! – пыточник закачал головой, словно китайский болванчик. – Он скоро заговорит – не по своей воле, так в бреду. Полезная пытка: от других люди слишком много кричат, а от этой начинают разговаривать.
– Делай, как знаешь, – барон быстро встал, – но заставь его говорить. Я мог бы без труда забрать кольцо, но как знать, оно ли это? Пока я все не выясню, толку от него мало.
– Здесь душно, – добавил он. – Начнет говорить – позовешь.
И вышел из пыточной.
– Видать, ты важная птица, – сказал пыточник, укорачивая цепи, на которых висел Якоб. – Что за кольцо? Самому любопытно.
Он подкрутил скобу так, чтобы голова мальчика пришлась под вделанную в стену бронзовую змею.
– Прекрасно! – пыточник отступил на шаг, словно художник, любуясь своей работой. – Эй, болван, не зевай! – обратился он к помощнику. – Помой мальцу голову!
Помощник, приземистый, почти квадратный детина, встал, стряхнул пыль со штанов и повернул какой-то рычаг. Что-то зашипело, из раскрытой бронзовой пасти на темя Якоба мерно закапала ледяная вода.
Мальчик вздрогнул.
– Ага! – кивнул пыточник. – Скоро ты начнешь дрожать без перерыва. А что будет твориться с твоей головой, я даже рассказать не сумею. Пока еще не поздно, давай-ка признаемся во всем господину и беги, играй в снежки!
Якоб с отчаянием взглянул на палача, но не сказал ни слова.
– Как хочешь! – пыточник пожал плечами.
Напевая что-то себе под нос, он направился в противоположный угол камеры с намерением растянуться на соломенном тюфяке.
Он был на полпути к желанной цели, как снаружи раздался ужасающий грохот: дверь как будто хотели высадить тараном.
– Черт! Что это?! Кто там? – крикнул пыточник.
Дверь отворилась. От порыва ветра факелы в камере погасли
– Болван! – заорал пыточник. – Быстро, свет!
Помощник засуетился, громко сопя, защелкал кресалом. Наконец, факел вспыхнул, осветив камеру.
– А! – сдавленно крикнул пыточник и попятился на обмякающих ногах.
На месте мальчика у стены висел молодой рыжеволосый мужчина. Ледяные капли падали на его темя, разлетались крошечными брызгами и шипя, скатывались по обнаженной груди, на которой вспыхивали алые блики. Поймав ошарашенный взгляд пыточника, он широко улыбнулся и потянул цепь, выдернув из стены крюк, на котором та держалась. Это было последнее, что увидел пыточник. Его помощник, не в силах вместить в себя происходящее, выронил факел, и в камере снова стало темно.
XIV
– Защити нас, святой Олуф!
Слуга пугливо перекрестился. Барон Бёрглум выхватил у него факел и поднес ближе к валявшимся на полу пыточной телам. Огонь отразился в луже темной крови.
Пыточник и его помощник лежали с перерезанными глотками.
– Господин, – сглотнув, сказал слуга. – Посмотрите!
Он показал на выдернутый из стены крюк и со страхом в голосе прибавил:
– Человек так не смог бы.
– Это не человек, – отозвался барон. – Ублюдок дьявола, колдун. Пора стереть его с лица Земли! А Метте иногда стоит послушать. Бродяга все-таки пришел за мальчишкой. Попалась рыбка в сеть.
– Закрыть ворота! – приказал он слуге. – Поднять мост! Позови ко мне начальника стражи! Ты что, оглох? – заорал он на слугу без всякого перехода и, схватив со стены плетку, огрел ею парня. – Живее!
Скривившись от боли, слуга кинулся выполнять приказы.
Замок наполнился тревожными голосами, топотом ног, лязгом оружия, визгом и скрежетом поднимавших мост рычагов. Начальник стражи сорвал голос, рассылая воинов по всем этажам и переходам. В начинавших сгущаться зимних сумерках метались факелы, отчаянно лаяли псы, которых спустили в надежде взять след бродяги, с шумом вспархивали потревоженные голуби. А на фоне быстро темнеющего неба четко вырисовывался силуэт барона Бёрглума. Он поднялся на открытую
