Стелла, роман, вторая часть

усложняешь! Разве нельзя…
- Я – католичка! А иудеи и католики… длинная история! Для меня так… А для ортодоксов…
- Так прими православие! В чём проблема?
- В том, что мы творческие люди, делаем то, чего желают наши души, сердца, чувства. Мы свободны! А вы – нет! И ты скоро поймёшь, о чём я тут говорила. Мы – две половины, но не одного целого. И потом, как я приму православную веру, если уже приняла…
- И это я слышал. Но ты сегодня, должен признать, говоришь яснее, серьёзнее и, что мне совсем не нравится, убедительно. Ты внесла в моё сердце смуту. Не знаю, что и думать. Есть в твоих словах взрослая, какая-то - беспощадная правда. И…
- Альби! Успокойся и закрой глазки. Вот так! Я расскажу тебе, сыночек, сказку. И ты заснёшь. Тебе завтра проводить совет директоров, а это дело утомительное.
- Это мне нравится. Я любил, когда мама мне рассказывала сказки на ночь.
- Так слушай. Сказка называется «Тысяча и вторая ночь».
- «Тысяча и первая ночь», любовь моя, - поправил, улыбаясь и проводя ладонью по щеке любимой, так и не давшей ему согласие стать его женой, Альберт. – «Тысяча и одна ночь» - так называется этот шедевр арабской литературы. Я хорошо знаю это произведение.
- Не пе-ре-би-вай! Начнём сначала. Дубль два: «Тысяча и вторая ночь», написана Эдгаром Загорским…
- «Теперь ясно», - подумал Альберт.
И Стелла начала читать сказку. Она читала Альберту сказку, как читала сказки своему маленькому сыну мать Эдгара По, которая была актрисой и очень красивой женщиной, исполнявшей свои роли безупречно, с чувством, достоинством и все роли знала наизусть.
«- Мой повелитель, я расскажу тебе…
- Сказку! Что ты ещё умеешь? Время тянешь. О чём же она?
- О любви.
- В моём гареме её столько!
- О настоящей. О той, которая способна все войны на земле остановить.
- Ха, ха, ха! Любовь?! Способна на такое только Вера! Запомни это. Поняла меня? А войны на земле на все века. Так было раньше и будет так всегда! Начинай.
- Начну я с песни двух сердец, которые любви отдали души и вознесли себя к великим Небесам. И будут помнить люди всех народов о той любви во все века, пока по небу плавает Луна.
- Хорошее начало, продолжай!
- А ты, мой повелитель, слушай и запоминай. Пока я не закончу, вопросов мне не задавай. И так всё будет ясно. Ты всё поймёшь. Поверь мне и внимай. Готов? Так слушай и запоминай.

 - Люблю тебя, Луна моя, моя Звезда! – сказал он девушке, закрыв её уста своими тёплыми и нежными губами.
- Я жить без тебя не смогу, - обнимая и разглаживая его волосы, сказала она голосом флейты.
- Ничто не разлучит нас, птица моя! – пропел он от счастья эти слова.
- Смерть! – И она положила голову ему на сердце. Сладкие слёзы упали на сильную грудь.
-  И смерть! Мы её опередим. – Он посмотрел на  позолоченные чаши, наполненные вином, и спросил: - Что там за шум внизу?
(Пауза.)
- Отец убьёт меня, а мой жених тебя. Время пришло за нами.
- Поверь мне, если нас убьют, на третий день я встану из могилы, найду то кладбище и ту могилу, в которой спать ты будешь, и во сне в любви ты будешь признаваться мне; её я раскопаю и тогда прилягу рядом, разбужу тебя. Сольёмся мы в последнем поцелуе, а потом уснём спокойным, безмятежным сном. Полярная звезда о нас напишет драму, наша мечта ей вдохновенье даст. И станут чтить её, читать и ставить во всех театрах моей страны. Платон поможет ей.
- Кто он?
- Философ, космос… Он воплощал в себе законы движения миров и чтил в них красоту. Его бессмертные, как Солнце, диалоги, свидетельство тому. Платон  велик. Теперь ты это знаешь. А пока дверь охраняет нас, она крепка, надёжна, и мы можем любить ещё друг друга и любить…

(Уж это точно,  для любящих сердец минуты страсти готовы в годы превратиться и дать влюблённым время  друг другом насладиться).
- Так, значит, есть ещё миры? Никто не говорил мне о том, что можем мы попасть в наш общий милый дом и жить в нём, и любить.
- Прижмись ко мне.
- Ломают двери, Александр! Я не боюсь! Пусть будет так, как мы решили. – И, прижавшись к возлюбленному, она спросила: - На шее твоей крестик. Он красивый. Какой-то человек на нём висит. Не стану спрашивать тебя об этом, но верю в то, что души наши  охраняет он. Его я поцелую, и тогда…
- Я поцелую полумесяц, красующийся на груди твоей, Лейла, моя богиня. Моя любовь! Мой сон! Я верю, что твой полумесяц и крестик мой откроют Миру Мир! И остановят войны…
- Ах, Александр, это сделает Любовь! Какая же она, страна, родившая тебя? Хочу узнать о ней.
- В ней много света, красок и тепла. Мой город в море погружён, и навсегда. Кругом вода, солёная вода. И улицы, и площади, мой дом - всё отвоёвано у суши злой водой. Не всадники на скакунах по улицам гарцуют, а лодки плавают: и тут, и там – повсюду. Людей развозят по домам. И там страна, родившая меня, и дивный город, в нём и проживаю я.  И правят в нём искусства.
- Как странно, что твой город в море погружён. Но я хочу увидеть чудный дом, твоих родителей и братьев, и сестер. Потрогай здесь, горит в моей груди костёр, так хочется увидеть мне твой дом.
- Мы их увидим всех с твоей звезды, которая у полумесяца в ночи всем людям, в чьих сердцах любовь, путь освещает, а грудь твою надеждой согревает.
- Люблю тебя, как море любит чаек в твоей стране! Ещё есть время! Дверь крепка. Не нужно слов! Целуй, люби меня. Минуты эти превратим в часы. Никто не нужен мне сейчас, лишь только ты!

Им показалось, что пятнадцать лет (хоть не прошло и десяти минут) они были во власти той Любви, которая передвигает горы и отнимает жизнь у смерти вопреки…
- Люблю тебя, Лейла!
- Жить не смогу без тебя, Александр! Мой господин! Мой повелитель!
- Душа моя, настало время. Пришёл наш час, благословенный час! Пора…»
- Ну, что ты замолчала? Смахни слезу и продолжай. Чем всё закончилось? Его схватили и казнили?
- Когда сломали дверь и в комнату Лейлы вбежал отец, а с ним и сыновья, и стража, они лежали бездыханными уже на ложе, где любили и мечтали. Как два цветка, успевших распуститься пред бурей грозовой.  По обоюдному согласию в вино рукой своею каждый в чашу любимого капнул яд. Смерть опоздала. Там, где царит Любовь, она слаба, нерасторопна, несильна, не так могущественна, не так важна. Любовь опередила смерть.
 Прошло время. Отец Александра сидел у окна, смотрел на море и думал: «Гомер был прав». В правой руке он держал цепочку с полумесяцем, которую он снял с шеи единственного сына. Он посмотрел на полумесяц, поцеловал его и, сильно сжав в руке, о сыне вспоминал: «Звезда с Востока манила его ночами, на сердце проливала свет. Лицо её, глаза и губы снились ему, и он страдал и говорил: -  Моя возлюбленная там, где Солнце ярче, где соловьи поют и круглый год цветы цветут, среди кустов павлины ходят и важно распускают хвост, растут гранаты, айва… и теплыми ночами ждёт она меня. - И ты уехал, Александр…»
Султан, потерявший дочь и чувствующий себя опозоренным, смотрел на лежащий перед ним крестик с распятием, который он снял с шеи любимой дочери. Он вздохнул и сказал: «Хайям был прав… И если бог един, так почему же мы воюем?»

- Насколько я помню, у сказок счастливый конец. Что ты насочиняла?
- А это не сказка, мой господин.
- Так я и поверил. В моём гареме есть христианки. Мусульманам разрешено брать их в жёны. И так будет всегда. Но чтобы неверный взял в жёны дочь правоверного - такому не бывать! Пошла прочь! Завтра мои воины окружат христиан и всех перебьют. А жён их и детей возьмут в рабство.  
Мы их сюда не звали. Вот тебе и сказка».

Альберт слушал и сквозь сон одобрительно кивал головой и говорил: «Неплохо, совсем неплохо». И в конце сказки заснул.
Так закончилось их свидание или встреча. Стеллу тянуло временами к Альберту. Он красив, умён, воспитан. То, что он любит Стеллу, сомнению не подлежит. Это было так. Он звонил ей каждый день из машины, из офиса, выходил из конференцзала, когда там решались вопросы и споры заходили в тупик. Звонил в надежде, что его любовь не отключила телефон, и он скажет ей о своей любви или щегольнёт своими успехами в работе. Он чувствовал в ней потребность, иногда совет. Если подумать, можно прийти к выводу: Альберт был одинок. Мать, с которой он редко общался, проживает в Америке. Дед говорит с ним только о делах и задаёт один и тот же вопрос: «Когда ты бросишь эту ненормальную?» Так что, кроме Стеллы и друга Шухрата Ганиева, заместителя Альберта, у него никого не было. Вернее, у его души и сердца никого не было. Без Стеллы он не мог обойтись, она была ему нужна. Он чувствовал: Стелла сильнее, умнее его. Он гордился ей и собой, когда они были на банкетах и приёмах, на разных конференциях и форумах. Стелла вела себя безупречно, просто и раскованно. И ему нравилось то, что на них всегда смотрели и говорили: «Какая красивая пара. Они созданы друг для друга». Они не общались со своими сверстниками. Им было не интересно с ними. Стелла, в свои годы, была не по возрасту мудра, и, в отличие от своих сверстниц, с которыми она практически не общалась, которые собственно и не знали о жизни пока ничего, и не могли определиться в своём отношении к нашему, под час противоречивому и жестокому миру, Стелла уже выбрала свою роль в большом театре, именуемом миром, и стала тем, кем хотела стать в этой жизни – писательницей. Так и свела их судьба в один из весенних солнечных дней… Но, впрочем, всё по порядку. Вначале утро, потом день, за ним вечер, и ночь… Всё как в природе. Ибо всё в конце концов подчиняется её законам. Единственное, что Стелла никогда не простит человеку, особенно близкому, каким является для неё Альберт, - измену.



                                * * *

СТЕЛЛА ПРОСНУЛАСЬ В ПОЛДЕНЬ. Встала, надела халат, взяла со стола записку, оставленную Альбертом, прочитала её и спустилась вниз.
В записке Альберт писал:
«Любовь моя, извини, я не стал будить тебя. Уезжаю на совет директоров. Рад, что мне, по видимому, удалось тебя удивить. Водитель отвезёт тебя домой. Не забудь картину. Софья Фёдоровна сделает тебе завтрак. Спасибо за ночь!
Твой Альберт».  
- Здравствуйте, Стелла. Как выспались? Что вам приготовить на завтрак?
- Доброе утро, Софья Фёдоровна. Уже полдень?! А мне нужно в архив заехать. Зелёного чаю, пожалуйста, и сыра.
Стелла приняла душ, оделась, позавтракала, поблагодарила Софью Фёдоровну, взяла сумочку, картину и вышла на улицу, где её уже ждал водитель Альберта. Водитель помог ей с картиной, и они поехали в архив.
- Игнат, вы не ждите меня. Я не знаю, сколько пробуду в архиве. Можете ехать и передавайте привет своим милым близняшкам.
- Спасибо! Тогда я поеду в корпорацию. Но как вы с этой картиной?..
- Управлюсь? Отдам пока на хранение в банк.
Водитель уехал, а Стелла, показав паспорт охраннику архива, вошла в здание, в котором её ждал молодой офицер, которому позвонил Борис Юрьевич и попросил его дать девушке-писательнице все необходимые документы по поводу трагической гибели Глории и Андрея, в виду того, что молодая писательница использует необходимый ей материал для написания книги.
- Вы Стелла? - спросил старший лейтенант, смущённый её красотой, её роскошным видом, и чёрными, смотрящими в глубину его души, глазами. И голос его слегка задрожал. Так бывает обычно с неженатыми молодыми людьми. По всей видимости, Стелла понравилась ему с первого взгляда.
- Да. Я Стелла Демидова. Здравствуйте. А вы?
- Старший лейтенант Серов Анатолий Григорьевич.
- Очень