это идеалистическую мерзость! Какое невежество молиться в наш век. В век, в котором человечество наконец-то постигло тайну мирового эфира, теплорода, когда стало, наконец, ясно, что вселенная не возникла, не была сотворена, а была таковой всегда! Вот пройдет еще немного времени, и человек наполнит воздушный шар не атмосферным, а легким эфирным воздухом и полетит, движимый паровою машиной, к звездам! А вы молиться….
Но, между тем, работу в земской школе Александр полюбил. Ведь можно потихоньку, незаметно от нежелательных глаз, делать свое нелегкое дело подлинного просвещения. Это сегодня дети молятся перед уроком, а завтра возьмут и насадят презренного барина на вилы. Надобно только изо дня в день подбрасывать им зерна истины. Сегодня они готовы верить во всякие там «вознесения», но достаточно объяснить им полную невозможность летательных снарядов тяжелее воздуха, кроме, естественно того, кой в свое время запустят из огромной пушки на Луну или Марс, так и начнут прорастать в их неокрепших умах зерна научного, критического, мышления. Ведь все эти «вознесения» и прочие «чудеса», а также Бога, которого нельзя ни увидеть, ни измерить, попы придумали специально для того, чтобы держать людей в страхе и повиновении, чтоб закрыть им дорогу к знанию. Но древние жрецы и шаманы были куда менее искусны в своей лжи, а поэтому часто изображали своих богов виде животных. А ведь это и есть, хоть и затуманенная, но подлинно научная мысль о том, что человек имеет своими предками животных!
Иногда Александр зачитывал ученикам величайшие цитаты из произведений философов. К примеру, такие: «Бытие нельзя постичь, ни разумом, ни взглядом, но только постоянно экзистируя и трансцендируя из себя сущее…».
Но детям наиболее понравились рассказы о коммунизме, который наступит пренепременнейшим образом. При оном не будет семьи, которая только для того и существует, чтобы угнетать и подавлять человеческую сущность. А там никакие родители ничего делать не заставят. И барина не будет. А всех эксплуататоров, то бишь, злых людей, добрые и свободные люди сошлют аж на само Солнце. Солнце состоит из угля, который пылает посреди Вселенной, давая нам свет и тепло. И какое великое множество паровых машин можно этим углем запустить! А при коммунизме оных будет превеликое множество. Посему человечество выроет на Солнце шахты и будет эфирными дирижаблями доставлять солнечный уголь на Землю. А работать в сих шахтах будут как раз те, кто заставляет работать сейчас, а сам при этом не работает. А главное для освобождения труда – это связаться с коммунистами, которые живут на Марсе. Раньше Солнце было больше, ведь в нем было больше угля. А посему Марс тогда был как Сейчас Земля, а Земля – как Венера. А значит, люди на Марсе возникли раньше и раньше построили коммунизм. Вот и надобно призвать марсианских освободителей на Землю для спасения земного пролетариата.
Особо смекалистые дети решили, что Господь Иисус Христос, о коем им все время говаривал в церкви отец Трифон, был, разумеется, марсианским коммунистом. Но подобные мысли вызывали ярость у Александра. Ведь попы всегда только и делают, что лгут, и ни одно их слово нельзя воспринимать всерьез.
Глава 2. Званный ужин.
- Папенька, поймите же, не нужен мне ваш Лемский. Науки я постигать хочу, прогрессивное мышление вырабатывать.
- Эх, совсем Смольный институт тебя испортил! – тяжело вздыхая отвечал своей дочери Варваре помещик Никита Сергеевич Бефстроганов, барин уже немалых лет, с лысиной на седой голове, большими усами и достаточно высоким для мужчины голосом. – Да, науки свои dans sa p;te de cul, prostitu;e de Peter (в задницу себе засунь, проститутка питерская). Лучше Лемского нет жениха. Он ведь уже подпоручика получил! Так, кажись, и генерал будет…
- Да, папенька – расплакалась Варвара. Вы посмотрите на него. Про него не скажешь мужеского ли он пола или женского. Вот, ежели он барышней окажется, так сами и женитесь. А я как-то обойдусь!
- Так, Варвара! А кто мне, вдовцу наследников-то родит!
- А на что вам, кровопийцу, наследники! Вон, как из подвала крепостные по ночам кричат, которых там ваши приказчики пытают! Вот найду ключи и всех выпущу!
Лицо Никиты Сергеевича сделалось печальным, будто бы что-то тяготило его душу. Он, немного помявшись, ответил дочери:
- Так как же мне деревню в страхе не держать?! Ежели не буду сих обормотов пытать в подвале, так они меня на вилы насадят…
- И правильно сделают! - закричала Варвара и бегом побежала в свои покои.
Помещик судорожно стер пот с лысины и позвонил в колокольчик для вызова слуг. В кабинет вошел высокий и тощий как фельдфебель дворецкий. Вытянувшись по струнке (чувствовалась воинская выправка) он спросил у барина:
- Что-с изволитесь-с, Никита-с Сергеевич-с?
- Да, сведет меня Варвара в могилу! Несть мне покоя. Давай ужин как всегда устроим. Завтра вечером.
-Кого-с пригласить-с?
-Да, у нас тут кого-то, чтоб на человека походил днем с огнем не найдешь! Как всегда: батюшку Трифона, доктора Вольфенштейна и урядника Сковороду. Ах, да…. Мне тут приказчик давеча говорил, что какого-то учителя с Петербурга к нам сослали. Его тоже.
- Слушаюсь-с, Никита-с Сергеевич-с!
Вавилевский было вскипел гневом, когда ему привезли приглашение к барину. Но потом ему пришла идея о том, что это хороший повод разобраться в природе тех ужасных криков из усадьбы. Именно эту благородную миссию Александр избрал в качестве оправдания своего визита на ужин. Но, вообще, истосковалась столичная душа по спарже и пуншу!
Барский стол сверкал серебром и белизной скатерти и салфеток в свете свечей. Все приглашенные персоны уселись на свои места. Там был и уже знакомый нам урядник Сковорода, искоса глядевший на Вавилевского, и дородный поп с окладистой, похожей на лопату, бородою, к коему Александр и на аршин демонстративно не приближался, и худощавый, походивший на тевтонского рыцаря немец-доктор. Никита Сергеевич дал сигнал слугам, и те подали ароматные блюда.
Бефстроганов поднял бокал, встал из-за стола, слегка поклонившись перед присутствующими и произнес:
- Рад вас видеть, господа, в моем скромной гнездышке! Как всегда вы пришли сюда скрасить мои тяготы. Но сегодня наша маленькая компания пополнилась новым рекрутом. Извольте-с поднять бокал за Александра Николаевича Вавилевского, нашего земскаго учителя!
Когда бокалы были осушены, барин с прищуром поглядел на Александра и спросил:
- За какие это делишки темные вас в нашу Тмутаракань сослали? Не сами же вы сюда подались. Папенька ваш – статский советник, на одной Тамбовщине тысячу душ держит.
Когда Бефстроганов задавал вопрос, Сковорода посмотрел на Вавилевского с большой укоризною и ухмыльнулся.
Вавилевский показательно сделал мужественное холодное лицо (насколько, конечно лицо его можно было сделать мужественным) и произнес с показательным спокойствием:
-За участие в кружке по чтению Отто Розенбаха.
Внезапно Бефстроганов сильно расхохотался. Лицо его сделалось красным, чему способствовало еще и вино. Около минуты не мог он удержать хохота, но позже взял себя в руки, обтерев лысину и лицо платком:
- И вы всерьез, полагаете, cher ami, что этот Розенбах сам верит тому, что пишет?!
Вавилевский тоже покраснел, слушая сии слова. Барин продолжал:
- Да, это хорошая лазейка, так сказать, славу обресть: гнать ничего не значащие высокоумные сентенции для одурманивания молодежи! Это ж как у него, дай Бог вспомнить: «Капитализм есть оборотень…»
- «Вынужденный бесконечно пожирать свой собственный хвост – рабочую силу» - обиженно продолжил Вавилевский, в уголках глаз которого можно было увидеть маленькие слезы. – «Но коммунистический дух уже летает над миром и скоро озарится пламенем пролетарской революции!» - настойчиво закончил он фразу.
- Коммунистический дух есть дух нечистый! – внезапно встрял отец Трифон. – Надобно покаяться, а книги душепагубные сжечь, - геенне предать, где оным есть самое место!
Александр злобно посмотрел на батюшку и ответил:
- Не вам, попам, учить прогрессивное человечество! Вы выдумывали богов, дабы добиться повиновения эксплуатируемых эксплуататорам! Вы сжигали свободных людей на кострах инквизиции. Но теперь грядет эпоха свободы и всеобщего прозрения!
- Эх! – покачал головой священник – Вот я хоть и поп, да ничего в своей жизни не выдумал! Все по старине делаю, как отец научил, иерей Владимир, а того - его отец научил. Это вы у нас самые большие выдумщики. Все вам не по нраву, чем люди испокон веку жили. «Рече безумный в сердце своем – несть Бога…»
- Но Бога действительно нет. Это доказанный научный факт. – парировал Вавилевский.
Внезапно в беседу включился и Вольфенштейн:
- Я есть доктор и много заниматься наука. Я иметь мнение, что люди во все века думать, что знать все. Но потом оказываться, что не все. Посему, я иметь чистый вера в Иезус и почитать Мартин Лютер.
Вавилевский искренне надеялся, что просвещенный немец окажет поддержку в теологическом споре, но увы… А тут еще и урядник. Посему – лезть на рожон не стоит. И, руководствуясь, принципом разумного эгоизма, тему стоит закрыть. Но нанести последний укол противнику все-таки хотелось:
- Вы занимались естествоиспытанием, но не философиею…
- А что есть филозофия?! Филозофия не лечить пациент и не строить параход. Филозофия ничего не уметь делать, но много говорить и никому не помогать. А вы, mein freund, много заниматься наука? Много уметь?
Тут Вавилевский понял, что этот «последний укол» врагу был напрасным.
- Простите, господа. Мне немного дурно. Пойду, дыхну воздуха. – пробормотал Александр и направился на улицу.
- Ну, вот, расстроили мальчика. – саркастически сказал Бефстроганов гостям.
Вавилевский вышел в помещичий сад. Листья на деревьях еще только распускались. В воздухе пахло весенней, насыщенной влагой почвой. Александр пошел по тропинке, пролегавшей между плодовыми деревьями. В голове маячило одно: «Подумать только, соотечественник самого Розенбаха, а что несет. Позор! Это видимо от того, что он успел пожить в этой дикой варварской стране, ибо бытие определяет сознание!»
Внезапно Александр наткнулся на гуляющую в саду девицу. Она была в белом шерстяном платье, белой шляпке, из под которой выглядывали рыжие локоны; на плечах был фиолетовый шарф. Девица была хороша собой, несмотря на вздернутый кверху нос и немного пухлые губы. В глазах виделась мысль.
- Простите, если напугал вас. – произнес Вавилевский, немного растерявшись.
- После того, что здесь происходит, меня трудно чем-то напугать. – ответила она.
- Разрешите представиться. Александр Николаевич Вавилевский, земский учитель.
- Варвара, дочь того упыря, у коего вы смеете гостить.
- Да я, на самом деле, тоже не люблю этих эксплуататоров!
-А чего же за одним столом сидите?!
- Да, я на разведке здесь! – возмутился Александр. – Я слышу, какие у вас тут из усадьбы крики по ночам разносятся. Вот и пришел узнать. А так, я сам за правое дело пострадал. Я пребываю в ссылке за чтение Отто Розенбаха.
- Ах!... Так вы тоже социал-демократ?!
-Я революционер-передвижник….
-А я, можно сказать, тоже в ссылке. Смольный институт был для меня глотком свободы, иногда мы по ночам
