в лапах страха

чернело безумие. Оно росло из крохотного семени, распирая виски, прессовало мозг, неприятно ворочалось внутри черепной коробки, ища выход наружу.
Светка куда-то провалилась. Наверное, это был сон, или что-то предшествующее сну. Некая, незримая грань, которую мы попросту не замечаем, перешагивая в мир иллюзий. Или не хотим замечать, потому что в этом случае придётся задуматься о смысле.
...Муха долго не решалась сесть на стол. Ужин давно закончился, но вытирать со скатерти пока никто не спешил, словно приглашая жужжащее насекомое заморить червячка. Однако муха была опытная и прекрасно понимала, что в мире, под названием «планета Земля» никому нельзя доверять, а людям – в особенности! Ведь они наделены разумом, а значит, способны на любую подлость. Потому сперва нужно как следует разведать обстановку: убедиться, что это не очередная ловушка и поблизости нет хищной мухобойки, которая тоже не прочь кем-нибудь поживиться.
Два предварительных захода на цель – совсем, как пилот истребителя перед посадкой на авианосец, – чтобы уж всё наверняка. Первый раз – просто промчаться над поверхностью стола, резко меняя направление полёта и стараясь слиться с узором на скатерти. Здесь не до жиру – быть бы живу! Второй – шлёпнуться на открытое пространство, выпустить на показ хоботок и внимательно осмотреться по сторонам – не несётся ли на тебя что-нибудь огромное, расплывчатое, усеянное застывшими потрохами невнимательных сородичей. Подлое и гадкое, раскачивающее холодное пространство, точно взмахи огромных крыльев – воздух. Затем резкий взлёт и уход на завершающий круг. Контрольная отсидка под потолком, между неспешно мерцающими трубками ослепительного света, что источают высокий, размеренный гул (у мух есть слух?), а потом затяжное пике прямиком на стол. После «пристоления» – ещё раз оглядеться по сторонам и броситься на поиски пищи.
Муха довольно, вприпрыжку, несётся к оброненной капле мёда и уже видит в её янтарной поверхности своё уродливое, растянутое по горизонтали отражение, больше похожее на прибитого клопа, но... так и не добегает. На кухню влетает розовощёкий мальчуган, который, такое ощущение, только и ждал момента, когда насекомое осмелеет настолько, что рискнёт сесть на стол, и безудержно накинется на специально оставленные яства. В его вытянутой руке зловеще поблескивает металлический пузырёк, из недр которого уже несётся дурманящий туман, монотонно переходящий в кристаллизующийся на глазах сумрак. Всё становится расплывчатым, неясным, словно навеянными потусторонним мёртвым миром, где уже приготовились встретить заблудшее в коридорах пространств насекомое. Всё кончено, а над столом продолжает звенеть довольный детский голос: «Газовая атака! Ура, газовая атака!.. Я всё про тебя знаю! Мне рассказали, так что меня не проведёшь!»
«Рассказали? Но кто?»
«Сверчок! Он всё обо всех знает! Потому что живёт в головах!»
Марина отдёрнула пальцы от дверной ручки и скривила челюсть.
На кухне, включившись, «застонал» холодильник.

12.

- Значит так... – Глеб помедлил. – Иди, умывайся, чисти зубы – и в кровать. А то завтра с утра опять закатишь представление.
- Ну, папа, можно я ещё немного поиграю! – Юрка принялся было снова канючить, но, завидя в глазах отца колючий холод, тут же умолк.
- Никаких «поиграю»! Ты уже вон какой вымахал. В школу скоро, – а у тебя на уме одни машинки заводные. Друзья засмеют.
- Не засмеют, – Юрка насупился.
Глеб громко выдохнул, машинально подцепил за ошейник лезущего под шкаф пса. Тот недовольно заворчал, заскрёб когтями по голому линолеуму, желая как можно скорее скрыться в тёмной щели. Однако вскоре застрял и подчинился воле нового хозяина.
Юрка медленно отступил. Красные глазки чудища скользнули по его перекошенной фигуре, отчего тут же напрягся мочевой пузырь, а в голове отчаянно застрекотало. Мальчик почувствовал, как зашевелились волосы на макушке, и поспешил поскорее удрать из комнаты. Светка хоть и собиралась его придушить – всё же оставалась, в первую очередь, сестрой... и только после этого чем-то злобным и опасным.
- Вот-вот, – облегчённо выдохнул Глеб. – Только про зубы не забудь!
Юрка на секунду замер. Под лобной костью маршировала уже самая настоящая термитная ватага – аж зубы ныли. Хотелось поскорее забиться в тёмный угол, так чтобы никто не нашёл, и попытаться пережить в этом кукольном состоянии предстоящую ночь.
Главное, чтобы из убежища не было видно щели под кроватью и её злобных обитателей. Нож может и отпугнёт чего живое, но вот на счёт лезущей из мрака нежити Юрка уверен не был. Та сама кого хочешь запугает, одним своим видом – чего ей до какого-то там куска столового железа, каким бы острым то ни было. Нож ведь из этого мира – мира живых, – а значит, как оружие, – попросту бесполезен! Наточенная сталь может защитить только от Светки, а ещё от того чудища, что привёл папа. Нужно только постоянно быть начеку! Иначе к нему незамедлительно подкрадутся! А о том, что произойдёт дальше, – страшно даже подумать. Хотя чего тут думать: ничего хорошего – сто процентов! Ведь сестра его ненавидит, а у того, другого – вон, зубы какие...
Юрка сокрушённо вздохнул.
Придётся использовать проверенный способ. Пускай он и вызывает отвращение, – а на счёт того, что будет поутру с мамой, и вовсе лучше не размышлять, – но чего-то другого попросту не остаётся. Жизнь – дороже. И с этим не поспоришь.
Юрка хоть и был мал, но кое-что для себя уже уяснил.
«Наверное, Сверчку просто страшно, вот он и позвал друзей – с ними спокойнее!»
- Хорошо, я так и сделаю, – прошептал Юрка, обращаясь к тёмноте прихожей, и затравленно прислушался к размеренному пощёлкиванию внутри головы – гвалт сию минуту стих.
Глеб, занятый борьбой с собакой, ничего не расслышал. Он присел на корточки рядом с рычащим Умкой и заглянул в треугольные глаза. Пёс взвизгнул, попытался вывернуться, но поняв и оценив беспомощность своего положения, как-то сразу затих и обмяк. Во влажных ноздрях засвистел вдыхаемый воздух, а мясистый хвост выжидательно застучал по полу. Умка лизнул было Глеба в лицо, но тут же догадался, что хозяин вовсе не для того задумывал совершённый манёвр – виновато отвёл глаза, отчего его морда уже больше походила на человеческое лицо, обременённое маской искренней неловкости.
- Ну что, голова два уха, пойдём на ночь устраиваться?
Умка кивнул и, для пущей убедительности, гавкнул два раза на всю квартиру.
- Стоп! А вот этого делать не стоит.
Глеб опасливо оглянулся на дверной проём, ожидая появления жены, а, соответственно, неизбежной инквизиции для себя и для зверя. Однако ничего не произошло: Марина, видимо, была чем-то занята.
- Пошли, а то ещё продолжение радушного приёма последует... Оно нам надо?
Глеб опустил Умку, продолжая удерживать за ошейник. Пёс грустно посмотрел под шкаф, победоносно рыкнул и отдался на милость хозяйской руки, тянущей прочь из комнаты. В темноте, под шкафом на секунду вспыхнули и померкли огоньки «габаритов» игрушечного авто. Злобно захрипели зубчики, празднуя свою победу.
Глеб с неимоверным трудом втащил сопротивляющегося пса на кухню, попутно силясь отыскать в прихожей намордник и поводок. В углу, у «гудящей» раковины, по-прежнему валялась заляпанная рыбьими потрохами газета – место недавнего пиршества оголодавшего гостя, – а под потолком уже начинал неспешно сгущаться благороднейший аромат протухшей органики. Мух видно не было – за окном, как-никак, октябрь, – хотя Глеб ясно осознавал, что это вовсе не аргумент. В голове, сама собой, возникла аналогия: шайка недавних чаек, живущая по соседству, на местной помойке. Адаптация последних к новым условиям обитания прошла настолько успешно, что данное явление просто впечатляло. Ближайший водоём находился от микрорайона бог весть где, однако сей факт ничуть не тревожил пернатых, – им хватало антропогенного ареала обитания, а полёты, охота и гнездование, попросту отошли на второй план, как что-то рудиментарное, отрафировавшееся за ненадобностью.
Так что и «модифицированные» мухи утром будут: поналезут из вентиляционной шахты, из-за оконных рам, наконец, из «трубящего» на всю квартиру водослива.
- Маринка, наверное, забыла убрать, – предположил Глеб, отпуская собаку и брезгливо склоняясь над липким клочком бумаги. – Ну и гадость.
Оказавшись на свободе, Умка невинно отошёл прочь.
- Думаешь, мне это доставляет удовольствие? – Глеб аккуратно, оперируя лишь кончиками пальцев, подцепил газету и, стараясь не растерять объедки, поскорее засунул липкий куль в мусорное ведро. – Лишь бы не забыть завтра с утра снести всё это добро на помойку.
Словно вторя словам человека, протяжно захрипел смеситель, и его булькающий, утробный вой понёсся вниз по змеевидным лабиринтам канализационных труб, злобно постукивая по буксам кранов и сотрясая водоотводные коммуникации.
Глеб вздрогнул, тут же почувствовал, как живот присоединяется к этой заунывной какофонии. Почему-то захотелось  подойти к раковине и заглянуть в чёрное отверстие... Глеб не стал этого делать; лишь нерешительно почесал шлепанцем правой ноги левую голень, словно одно это движение должно водрузить на капитанский мостик утерянную было уверенность. Правая рука непроизвольно дёрнулась к подбородку – от пальцев нестерпимо несло рыбой.
- И всё-таки, мне кажется, что она специально не стала убирать.
Умка согласился и быстренько улёгся у батареи. Дом ещё не отапливался, однако пса не покидала уверенность, что данное место располагает к себе уже сейчас, так что просто глупо его игнорировать. Умка уложил голову на вытянутые перед собой лапы и как мог добродушно уставился на хозяина, точно вопрошая: «Ну зачем этот намордник? Я и без него себя прекрасно чувствую!»
Умка был собакой, а потому просто не понимал, что эта гадкая штука оставалась нужной вовсе не ему. Она была залогом безопасного существования для остальных двуногих обитателей квартиры, что дышали по соседству. Не будь «штуки» – они бы дышали иначе. Они бы совсем не дышали, страшась выдать место своего пребывания. Однако столь красноречивое умозаключение оставалось попросту недоступным для чёрно-белого восприятия Умки. Он оставался собакой и по-прежнему не понимал одного: почему эта самая «штука» постоянно оказывается застёгнутой именно на его голове.
Глеб тщательно вытер пальцы влажным полотенцем, после чего брезгливо отбросил ткань на край раковины. Подходить ближе он отчего-то так и не решился.
«Наверняка всё от того, что дом практически не заселён. Хотя, с другой стороны, может быть он попросту не чувствует присутствия своих жильцов – ведь не я владею этой квартирой. Она принадлежит кредиторам: генеральным директорам, их лощёным заместителям, угодливым юристам. Наконец, просто рулонам мелованной бумаги, потерявшим свою первозданную сущность из-за множества сотворённых копий... Вот дом и гонит прочь любыми доступными способами».
Глеб жалостливо посмотрел на притихшего у батареи пса. Человек двинулся было к зверю, но ноги затормозили на полпути и, сами собой, совершенно не прислушиваясь к командам отключившегося сознания, простым пинком, отшвырнули дальше под стол, валявшийся на полу намордник. Глеб