в лапах страха

плетутся, как зомби. Тела уронили наземь чёрное семя – их миссия выполнена. Пора уходить, оставив мир очередным поколениям. Тем тесно, и они ох как не желают оставаться заточёнными в оковы. Им нужен простор, оперативное пространство, дабы двигаться дальше. Их жизненный цикл очень короток – без спешки не обернуться, оттого и возникает повседневная суета. Внутри неё очень удобно маскировать совершённые действия, оставаясь как бы ни при чём.
Исход продолжается.
Мглу рассекает луч белого света. Он настолько ярок, что обжигает сознание, буквально на газах превращаясь в адское пламя, от которого невозможно заслониться. Это вовсе не обещанный путь в рай и блаженство – жгучий поток увлекает прямиком в ад. Туда, где прогнившие души превращаются в пепел. Остаётся только терпеть, в надежде, что всё быстро закончится. Но кошмар только начался. Поток света трансформируется в твёрдый металл, недальновидное скопление оказывается заточённым в кристаллическую решётку. На протяжении всей своей жизни праведники страшились сдерживающих оков. Уз. Цепей. Но те так никуда и не делись. Они прикидывались светом и добродетелью, на деле оказываясь совершенно иными. Убежать невозможно! Прутки клетки слишком прочны, чтобы удалось их так просто разогнуть. Вслед за раскалённым светом налетает что-то ещё – длинное и извивающееся. Оно пышет жаром, плюётся окалиной и жутко рычит. Затем останавливается, на границе света и тьмы, начинает протяжно вздыхать, отхаркивая серу. Это и есть бог современного человечества. Он щёлкает эфемерным пальцем, и свет тут же меркнет. Оседает поднятый ветром мусор.
Начавшийся дождь смывает последние следы растянувшейся на века трагедии.
Огни в небе отступают, чтобы вернуться завтра.

2.

Умка приоткрыл один глаз, навострил уши. За стеклом что-то шелестело. Звук был слабым – каким-то нерешительным, – словно в своей липкой паутине шелестел недовольный паук. Пластиковые стеклопакеты еле уловимо вздрагивали, силясь подавить натиск чего-то неизведанного, настырно лезущего из уличной темноты. Происходящее мало забавляло: скорее настораживало, отгоняя неразборчивым пинком зыбучие сны. Тени метались по кухне, отскакивали от равнодушных стен, сбивались шипящей гурьбой где-то в районе смердящего помойного ведра.
Нестерпимо хотелось пить.
За громадой порождающего холод шкафа предсмертно жужжала муха. Крик отчаянной мольбы вознёсся к общему хору приглушенных звуков.
Умка заворчал.
Муха была обречена. Она делилась своим страхом, со всей сопутствующей гаммой эмоций, на которую только способно примитивное мушиное сознание. Это была самая настоящая агония: липкая и навязчивая, как ловчая сеть палача. Её нельзя просто так стряхнуть с крыльев и с размаху шлёпнуть о бетонный пол – подобная опция попросту не действует. Бежать тоже некуда, да и нечем. Осталось просто смириться. Смириться, как это делают все обречённые на скорую гибель, и ожидать небытия.
Умка жалобно заскулил, закинул передние лапы на сумеречный подоконник. Пригляделся. В балконные стёкла ударялись редкие капли дождя. Влага медленно стекала по прозрачной поверхности, искажая тени. Недостроенная соседняя многоэтажка изогнулась, на вроде спины обозлённого кота... Всё обстояло как-то не так. Иначе, чем раньше. Перемены пугали. В первую очередь те, что закрались в голову. Непостижимым образом Умка понимал, что что-то происходит... Он не мог определить, что именно. Но чувство было знакомым, навеянным воспоминаниями о прежнем хозяине. Правда, потом – тьма. Всеобъемлющая и всепоглощающая, из которой не дано выбраться.
Где-то далеко за горизонтом полыхнула зарница.
Умка заворчал. Соскользнул с подоконника, судорожно замотал головой, в отчаянной попытке избавиться от мельтешащих в голове теней. Он помнил, что именно последние были всему виной. А ещё шёпот на человеческом языке – или на не человеческом, но принадлежащем разумному существу, – отдающий команды. Команды, что подчиняли волю. Тогда он превращался... Превращался... Нет не то – что-то спускалось в него.
Снова истошно завопила муха: теперь уже явно в последний раз. Умка знал это...
(...он знал, как кричат перед смертью...)
...но не знал, откуда знал! Он просто чуял бездну, которая поселилась в этих стенах совсем недавно. Причём про неё знали все, но упорно игнорировали, не желая говорить открыто. В головах новых хозяев тоже что-то сидело, не позволяя здраво мыслить. Оно питалось их мыслями, как паук мушиными потрохами.
Умка остановился у закрытой двери, осторожно приподнялся на задние лапы, коснувшись когтями ручки. Из приоткрытой пасти послышался неестественный стон, словно пёс пытался что-то сказать. Так он и стоял, смотря в мутную поверхность дверного стекла, за которой тоже что-то застыло...

3.

Марина проснулась ближе к утру. Поначалу она пыталась не спать и вовсе, однако из этого мало что вышло: лекарство сделало своё дело. Женщина резко открыла глаза, уставилась в потолок, прислушалась к ночным звукам. Ничего. Рядом мирно посапывал муж, за окном шелестел дождь; не считая их двоих, комната была абсолютно пустой.
«Зачем же этой чертовке нож? – Марина оторвала голову от подушки, снова прислушалась. – Нет, не верю. Не верю, хоть убей!»
Марина медленно приподнялась, на ощупь сунула ноги в шлёпанцы, осторожно привстала. Глеб задержал дыхание, но не проснулся. Марина машинально закусила нижнюю губу и резко выпрямилась под недовольный скрип матраса.
Глеб почавкал во сне, перевернулся на другой бок, что-то пробормотал себе под нос.
«Да спи же ты! – Мысль громыхнула внутри черепной коробки, как новогодняя хлопушка в пустом ведре. – Разве что только штукатурка с потолка не посыпалась».
Марина стянула на место съехавший лифчик, зябко поёжилась и, напоследок оглянувшись на недвижимого Глеба, засеменила вон из комнаты.
- И чего я себя накручиваю?.. – еле слышно шептали губы. – Наверняка сунула куда в беспамятстве, а теперь надумываю всякую ерунду. Нет, Светка не такая. Она не способна причинить вред – у неё же на лице это написано. «Бейте сколько хотите, сдачи не дам!» Хотя, на хиппи дочурка совсем не похожа. «Нет войне, даёшь рок-н-ролл» – вовсе не её лозунг, – Марина судорожно закусила губу, боязливо огляделась. – А если это ни я и ни она – тогда кто? Бред. Самая настоящая паранойя. Это всё алпразолам!
Ноги привели к кухонной двери, но войти Марина так и не решилась. Она обхватила трясущимися руками плечи и попятилась... Замерла лишь уткнувшись лопатками в дверной косяк спальни. Поняла, что не дышит. Сердца не было на прежнем месте, оно жалко пульсировало где-то в районе пупка. Зубы чуть слышно стучали друг о друга. Мысли отсутствовали. В голове засел лишь примитивный, животный страх, что подчинил себе волю.
Марина машинально прикрыла за собой дверь, заблокировала дверной замок, поднесла холодные пальцы к трясущимся губам. Потом какое-то время просто тупо смотрела в одну точку перед собой, словно не веря увиденному.
Ступор закончился так же внезапно, что и начался. Марина вздрогнула, вдохнула полной грудью, доковыляла на негнущихся ногах до кровати и рухнула на своё место, даже не опасаясь разбудить мужа.
«Теперь понятно, зачем ей нож. Когда с тобой в квартире закрыто чудище, нужно как-то защищаться. Вот и ответ. А теперь спи, пока оно не пришло за тобой...»
Марина с усилием закрыла трепещущие от ужаса веки, постаралась больше не думать о тех тлеющих угольках, что взглянули на неё сквозь мутное стекло кухонной двери.

УТРОМ.

1.

Протяжно запищал будильник.
Светка с трудом разлепила веки. Тут же сморщила нос, постепенно осознавая, что снова утро. Оно неизменно наступало после пробуждения и обрушивалось на голову всем своим рутинным весом.
За окном серело. По грязному небу скользили низкие, всклокоченные облака. Капли измороси стекали по запотевшему стеклу, плавно трансформируясь на уровне основания рам в ртутные озёра. Мутная гладь еле заметно вздрагивала в такт судорожным вздохам просыпающегося города.
Будильник продолжал неистово пищать, но Светка не обращала на него внимания. Она приподнялась на локтях. Потянулась. В голове нарисовалась школа, всплыли образы Глеба с Мариной, обозначились опостылевшие подростковые проблемы, от которых хоть волком вой. Бесконечный жизненный триллер не спеша закручивал очередной 12-ти часовой сюжет, по итогам которого состоится традиционное вечернее «заседание», на котором будет произведён детальный разбор пройденного за день «материала».
Светка равнодушно смотрела на кровать брата, к которой за всю ночь так никто и не прикоснулся.
«Может это чудище его и впрямь сожрало?.. – Дикая мысль как-то уж больно легко пробилась сквозь трель неугомонного будильника, продолжавшего трудолюбиво дезинфицировать опадающие сны. – Или покусало... Да нет, просто братец снова принялся за своё».
Светка откинулась на подушку, уставилась в потолок.
- Мелкий идиот, – прошептала она, растирая заспанные глаза. – Яблочко от яблоньки...
Постепенно возвращалась память. Вслед за образом приведённого Глебом чудища всплыли события вчерашнего ужина, вплоть до этого предательского подзатыльника. Светка поёжилась, ощупала руками голову, как бы не веря, что всё произошло взаправду. Под пальцами обозначилась болезненная шишка – память не врала, очередное насилие имело место быть. Светка лишь отстранённо вздохнула.
- И долго наша принцесса разлёживаться намерена?
Светка вздрогнула: редко её удавалось застать врасплох, но временами Марине удавалось подкрасться, вот так.
- Где твой брат? – Марина спешно обвела комнату тревожным взором, не мигая, уставилась на дочь.
Светка поёжилась – не нравился ей столь пронизывающий взгляд. Как рентген.
- Где Юрка? – повторила Марина. – Ты меня слушаешь?
Девочка неопределённо повела плечом, поспешила отвернуться.
«Ну вот, сейчас начнётся... Лишь бы не по лицу. Только не по лицу!»
- Ты что, язык проглотила? – Марина шагнула к дочери и схватила за руку.
Светка дёрнулась, будто ей поставили клеймо, тут же попыталась отстраниться. Однако ничего не вышло: она лишь звонко приложилась затылком об стену, усугубив и без того невыгодное положение. Из глаз полетели искры. Рассудок помутился. В ушах поселился звон. Реальность дрогнула, как бы отступая в сторону. Светка поспешила зажмуриться, силясь совладать с мыслями. Вроде помогло, вот только заново открывать глаза и видеть ухмыляющуюся Марину с занесённой рукой, жуть как не хотелось.
«Лучше оставаться внутри, пускай и низги не видно!»
Но глаза открыть всё же пришлось – Марина больно вцепилась пальцами в плечо. Она не желала оставлять дочь в покое, пока не услышит ответа на свой вопрос.
(хочешь, чтобы я заплакала, сука?! не дождёшься!!!)
Светка отмахнулась, гордо вскинула подбородок, мелко захлопала влажными ресницами. Марина отшатнулась, точно увидела призрака. Или чего пострашнее. Её губы тряслись, язык ворочался между зубами, но вместо членораздельной речи слышалось лишь сбивчивое бормотание, похожее на молитву.
Светка опешила, не понимая, что происходит.
Осенний ветер швырнул в стеклопакет очередную порцию дождевых капель. Мать с дочерью вздрогнули, покосились в окно. Тучи усмехались, полоща